В Брагин - Искатель утраченного тысячелетия

• Название: Искатель утраченного тысячелетия
• Автор: В Брагин
• Жанр: Научная Фантастика

---

Как все произошло? Я стал вспоминать.

Сегодня утром... Ну конечно, все началось сегодня утром. С солнечного зайчика.

Сегодня, 5 августа 1969 года, в жаркий воскресный день, залетел в мою комнату солнечный зайчик, зыбкий, острый. Он помедлил на моей руке. Скользнул по бумаге, улетел. Не будь его, я не поехал бы за город. А уж там, в дачном вагоне, не встретил бы... Но об этом потом.

Дело было вот как.

Маленькая в Москве улица со странным названием "Ленивка" не спеша сбегала к Москве-реке. Улица узенькая, очень старенькая, и само название очень старое (говорят, при Иване Грозном здесь был "ленивый" рынок). Может, был, может, не был... Но еще сегодня осталось название самой маленькой улицы в Москве: Ленивка.

Солнечное воскресное утро стояло в тот день в Москве. И вот в моей большой светлой комнате старого дома на Ленивке стали появляться на полу и на стенках светотени. Зайчики. Появлялись. Скакали и замирали на своих местах. Исчезали. Все понятно: ведь в большом, пятиэтажном доме напротив люди стали открывать окна, двери балконов, форточки.

Я сидел за столом и писал. Но вдруг по бумаге скользнул солнечный зайчик. Он помедлил на моей руке и сразу же метнулся на стену, промчался по потолку и опять вернулся ко мне. Опять легкое, едва уловимое, словно теплое прикосновение. Я оторвался от работы. На балконе дома напротив сидели два мальчика. Один, лет семи, худенький, длинный, с рыжей копной волос (наверно, веснушчатый и с озорными^ глазами), держал в руках зеркальце. Другой мальчик, полный, с очень серьезным лицом, поднес к глазам бинокль и то и дело наклонялся к своему другу - отдавал приказания. И летели во все концы маленькой улицы солнечные зайчики.

- Эй! Вахтенный! - донеслось до меня, и тут маленький "капитан" наклонился к своему помощнику: - Подать солнечный знак людям на берегу неведомой Земли!

И снова стал гулять по моей комнате зайчик... Прятался, возникал, исчезал...

Приказание за приказанием - отрывистые, четкие - отдавал полный мальчик, держа в руках бинокль.

Неожиданно я, не сходя с места, почувствовал себя вовлеченным в эту игру.

Пружины работы, ради которой я сел за стол, стали ослабевать.

Не откладывая пера, я смотрел то на бумагу, то на мальчиков на балконе.

А "капитан", разглядывавший маленькую улицу в бипокль, все громче выкрикивал слова команды:

- Струю света направить... под углом сорок пять градусов!

- Есть направить под углом сорок пять градусов струю света! - бойко откликался "матрос".

- И все же надо работать, - решительно сказал я себе и, взяв бумагу и ручку, перешел в другую комнату.

Но солнечный зайчик настиг меня и здесь: он то ложился на бумагу, то взлетал к потолку, наблюдал, следил за мной с потолка, а потом падал на написанное слово, освещая его. И при его настойчивом свете мне начинало казаться, что я пишу совсем не то, что надо.

Теплый утренний ветерок наполнил комнату. И впрямь, не поехать ли за город? Ведь в лесу уже закраснелась рябина. Я отложил перо. На столе на белой бумаге лежал светлый зайчик с золотыми краями. Теперь он был спокоен и тих, словно чего-то дожидался.

Где-то рядом послышался гудок теплохода: на Москве-реке шла своя жизнь. "Ракеты" причаливали, отчаливали, уплывали. То и дело в комнату долетали отрывки песни: пассажиры пелп. Я почувствовал, что окончательно теряю нить своей работы.

Тяга к простору, к встрече с ветром, с лесом захватила меня. "Скорей за город!" - подумал я. И тут солнечный зайчик, словно подслушав меня, затрепетал, вскочил и лог па ручку двери.

- Нет! Остаюсь! - сказал я и снова взялся за перо.

Солнечный лучик лукаво вздрогнул и лег на берет.

Тут уж я не выдержал. Схватил берет со стула. Была не была.

Хлопнула дверь, щелкнул замок.

Вот и площадь перед вокзалом.

Солнечный зайчик!. Ведь это ты, ты погнал меня от письменного стола к вокзалу, в лес.

И теперь ты остался один, совсем один в большой пустой московской квартире.

ПЕРЕПУТАННЫЕ ПОЕЗДА

Итак, вокзальная площадь.

Спешат к поездам дачники. Второпях я почему-то пошел к перрону через комнаты ожидания. Мимо пассажиров с детьми, которые плачут, улыбаются, спят и не спят, перебирают свои игрушки на скамейках, мимо пассажиров с их чемоданами, баулами, мешками, продуктовыми сетками, пакетами, корзинками и ящиками.

- Внимание! Поезд номер шестьдесят два прибывает на третью платформу,- хрипло и невнятно пророкотал громкоговоритель. Потом в нем что-то щелкнуло, и он ненадолго замолк.

Я вышел на перрон.

Убегают от платформы вокзала рельсы. Они бегут попарно... попарно... Сколько чувств, мыслей, ассоциаций возникает в тот миг, когда смотришь на эти стальные пути,- они уходят, все уходят вдаль...

Я глянул на транспарант. Мне надо ехать до платформы Зеленцово.

"Зеленцово... Зеленцово", - торопливо искал я глазами на транспаранте. Вот удача! Поезд рядом... Скорей... Он уже трогается... Бегу.

- На Зеленцово? - раздался позади меня чей-то задохнувшийся голос.

- Да, да, - нетерпеливо ответил я, и вслед за мной в вагон вскочил какой-то человек.

В вагоне я устроился у окна. Отдышавшись от спешки, огляделся. Странно! Ведь сегодня воскресенье, а столько свободных мест. Ах да, очевидно, добавочный. Мне просто повезло!

Поезд набирал скорость. Продавщицы мороженого толкали в проходе вагона свои сундучки на каточках, предлагали, перечисляли все сорта мороженого.

Я раскрыл книгу.

- Спасибо! Вы подсказали мне мой поезд! - услышал я возле себя.

Напротив меня на скамейке, тоже у окна, сидел молодой человек. Густая шевелюра, высокий лоб, беспокойные глаза.

- Понимаете, на ваших московских вокзалах трудно разобрать транспаранты - указатели движения поездов. Вот у нас в Ленинграде - все начертано четко и ясно.

- Порядок! - сказал я насмешливо. - В Ленинграде - порядок! А в Москве - одна суета...

- Зачем же обобщать? - Юноша еще что-то хотел сказать, но вдруг замолчал: он поймал мой взгляд - а я усиленно рассматривал авоську, висевшую на крюке над его головой.

Я вовсе не любопытен. Какое мне дело до чужих авосек? Но здесь! Чего только в ней не было, в этой сетке. Какой странный натюрморт! Помидоры - и томик Блока, вязка баранок - и "Биогеохимические очерки" Вернадского, творог в пачках - и Рахманинов "Вариации на тему Паганини", бутылка с оливковым маслом - и разноцветные детские кубики в целлофане.

Я отвел глаза, но на скамейке увидел еще одну такую же авоську: коробка диетических яиц, банки сгущенного молока, книга Эйнштейна "Эволюция физики", тут же сыр в яркой финской упаковке и нотная бумага, свернутые в трубочку ноты и поверх всего ребром - патефонная пластинка в красном футляре.

Поезд шел. Останавливался. Пассажиры входили, выходили. В окно я не смотрел: читал книгу. Сколько прошло времени? Не знаю.

- Те... те... - Голос из микрофона очень ясно прозвучал: - Станция Мезенцово! Поезд дальше не идет! Пассажиров прошу освободить салоны вагонов.

- Мезенцово?! - вскочил я: ведь мне надо в Зеленцово! Почему же Мезенцово?!

- Прошу освободить вагоны, - снова раздался голос из громкоговорителя.

Что я наделал! Перепутал поезда! Ну и ну! И этого молодого человека подвел.

- Предвидел! Две нечеткие буквы на вокзальном трафарете могут изменить жизнь человека,- взволнованно, шепотом говорил мой спутник, сходя на платформу и таща свои сетки.

- Жизнь не переменится от того, что два-три часа мы подождем, - ответил я возможно спокойнее, но внутренне негодуя на свою рассеянность.

- А разве случайность не может стать роковой?

- В Ленинграде, конечно, у вас случайности не бывают! Наверно, там буквы на транспарантах печатают и проверяют на фабрике Гознака, как десятирублевки...

- Не смейтесь. Мне завтра играть перед Дмитрием Дмитриевичем.

- Перед кем?

- Перед Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем, - с удивленным нетерпением ответил мой собеседник. - Я должен подготовиться. А я, видите ли, с поезда на поезд прыгаю!

- Обождем два часа здесь, в Мезенцове, а там поедем на промежуточную станцию Меншуткино, сделаем пересадку, и через двадцать минут будет наше Зеленцово, - нарочно рассудительно отвечал я.

Ожидать поезда на Меншуткино было очень, очень скучно.

Шагал и шагал по платформе мой спутник, метался из конца в конец, томился, наконец устал, сел возле меня на скамейку.

Мне захотелось развлечь его.

- Раз судьба нас связала, так давайте познакомимся, - начал я. - Как вас зовут?

- Окольничий Сергей Васильевич, - охотно отозвался молодой человек.

- Итак, вам предстоит разговор с Шостаковичем? - сказал я, после того как назвал себя.

- Да.

- Так вы музыкант?

- Я без пяти минут биохимик.

- Кто?

- Да, да, я на пятом курсе университета.

- Итак, четыре года назад вы шли на экзамен в университет, а знали, что вам надо учиться музыке?

- Нет, я честен перед самим собою. Мир для меня зазвучал совсем недавно... вдруг... Однажды в белую ночь неподалеку от Медного всадника. Я вдруг подумал, что, может, на этом самом месте когда-то Пушкин и Мицкевич укрывались от дождя под одним плащом,- подумал... н вдруг словно что-то прорвалось наружу: и слова Пушкина, и думы Мицкевича. И отсюда началось. Весь мир предстал предо мной в немом многоголосом звучании. Оно не прекращалось ни днем, ни ночью. "Нет, сказал я себе, - от самого себя не откажешься, никуда не убежишь... Мне надо учиться музыке. А все остальное трын-трава".