Георг Брандес - Шекспир, Жизнь и произведения

• Название: Шекспир, Жизнь и произведения
• Автор: Георг Брандес
• Жанр: Публицистика

---

Лоренцо. Луна блестит. В такую ночь, как эта,

Когда зефир деревья целовал,

Не шелестя зеленою листвою,

В такую ночь, я думаю, Троил

Со вздохом восходил на стены Трои

И улетал тоскующей душою

В стан греческий, где милая Крессида

Покоилась в ту ночь.

Джессика. В такую ночь

Тревожно шла в траве росистой Тизба...

Лоренцо. В такую ночь

Печальная Дидона с веткой ивы

Стояла на пустынном берегу...

и затем следуют еще четыре реплики, производящие впечатление, будто поэзия лунного блеска положена на музыку для разных голосов.

"Венецианский купец" вводит нас в тот период в жизни Шекспира, когда он особенно жизнерадостен и смел. В эту светлую эпоху он ценит в мужчине - силу и ум, а в женщине - кокетливое остроумие. Вместе с тем в нем замечается особенная любовь к музыке. Вся его жизнь и вся его поэзия разрешаются теперь, при всей их возвышенности и энергии, в музыкальные аккорды. Шекспир познакомился с этим искусством и, вероятно, часто слышал музыку. Уже первые пьесы показывают его хорошее знакомство с техникой музыки, как это, например, видно из разговора Юлии и Лючеты в "Двух веронцах" (I. 2). Шекспир слышал придворную капеллу, а также оркестры знатных вельмож и дам. Порция имеет также свой домашний оркестр. Шекспир слышал, без сомнения, музыку и в частных домах. Современные ему англичане были, не в пример следующим поколениям, очень музыкальны. Пуритане изгнали музыку из их обычной жизни. Самым излюбленным инструментом был тогда спинет. Даже в парикмахерских можно было его найти и клиенты развлекались на нем в ожидании своей очереди. Сама Елизавета играла на клавикордах и на лютне. В 128 сонете Шекспир изображает себя, стоящим около клавикорда рядом с возлюбленной, которую он называет ласкательным именем "моя музыка", и завидует клавишам, которые целуют ее ручки. Вероятно, Шекспир был лично знаком с Джоном Доулендом, знаменитейшим английским музыкантом того времени, хотя стихотворение в сборнике "Страстный пилигрим", где упомянуто имя этого последнего, принадлежит не Шекспиру, а Ричарду Барнфидду.

Еще ранее "Венецианского купца" Шекспир выказал снова свои знания в области теории пения и игры на лютне в комедии "Укрощение строптивой", в шутливой сцене, где Люченцио произносит несколько глубоко прочувствованных слов о цели музыки:

Она дана, чтоб освежать наш ум,

Ученьем иль трудами утомленный.

Шекспир понимал также благотворное влияние музыки на душевнобольных, как это видно из "Короля Лира и из "Бури". Но здесь, в "Венецианском купце", где звуки сливаются с лунным блеском, восторг поэта принимает более возвышенный полет:

Как сладко спит сияние луны

Здесь на холме! Мы сядем тут с тобою,

И пусть в наш слух летит издалека

Звук музыки; тишь безмятежной ночи

Гармонии прелестной проводник.

И Шекспир, никогда не упоминающий о церковной музыке, которая, по-видимому, не производила на него никакого впечатления, влагает в уста далеко не мечтательного Лоренцо несколько восторженно-мечтательных стихов о музыке сфер в духе эпохи Возрождения:

Сядь, Джессика! Смотри, как свод небесный

Весь выложен мильонами кружков

Из золота блестящего. Меж ними

Нет самого малейшего кружка,

Который бы не пел, как ангел, вторя

В движении размеренном своем

Божественным аккордам херувимов.

Такою же гармонией души

Бессмертные исполнены; но мы

До той поры ее не можем слышать,

Пока душа бессмертная живет

Под грубою и тленною одеждой.

Итак, гармония сфер и гармония души, но не колокольный звон и не церковное пение, - вот для Шекспира наивысшая музыка. Через всю пьесу проходит эта восторженная любовь к музыке, которую он в последнем действии облек в такие роскошные стихи. Когда Бассанио приступает к выбору между ящиками, Порция восклицает (III, 4):

...Пусть оркестр

Гремит, меж тем как выбирать он будет!

Тогда, коли не угадает он,

То кончит так, как умирает лебедь

При музыке...

Но может он и выиграть. Тогда же

Чем будут звуки музыки? Тогда

Те звуки будут трубным ликованьем,

С которым верноподданный народ

Перед своим царем нововенчанным

Склоняется.

Словно Шекспир хотел здесь, в "Венецианском купце", выразить впервые всю глубокую музыкальность своей природы. Он влагает в уста ветреной Джессики следующие глубокомысленные слова:

Становится мне грустно всякий раз,

Как музыку хорошую услышу,

и Лоренцо объясняет ей, что это происходит оттого, что к звукам музыки душа прислушивается с напряженным вниманием.

Трубный звук укрощает лихой табун молодых коней. Орфей увлекал, по словам легенды, деревья, волны и утесы.

Нет на земле живого существа

Столь жесткого, крутого, адски злого,

Чтоб не могла хотя на час один

В нем музыка свершить переворота.

Кто музыки не носит сам в себе,

Кто холоден к гармонии прелестной,

Тот может быть изменником, лгуном,

Грабителем: души его движенья

Темны, как ночь, и как Эреб черна

Его приязнь. Такому человеку

Не доверяй. Послушаем оркестр.

Конечно, эти слова не следует понимать в буквальном смысле. Но обратите внимание на все немузыкальные натуры у Шекспира. В данном случае это Шейлок, который ненавидит "мерзкий писк искривленной трубы", затем героический, совсем не культурный Готспер, далее упрямый Бенедикт, политический фанатик Кассий, африканец-варвар Отелло и, наконец, существа вроде Калибана, но и эти последние покоряются чарам музыки. Зато все более мягкие натуры музыкальны. Так, например, в первой части "Генриха IV" Мортимер и его жена, уроженка Уэльса, не понимающие друг друга, говорят между собой:

О милая моя, поверь, что скоро

Я буду в состояньи говорить

С тобою на твоем же языке,

В твоих устах он так же мне приятен,

Как пение прекрасной королевы,

В саду, сопровождаемое лютней.

Музыкальны далее трогательно-нежные женские натуры вроде Офелии или Дездемоны или мужские фигуры, как Жак в комедии "Как вам угодно" и герцог в "Двенадцатой ночи". Последняя пьеса вся проникнута любовью к музыке. Уже в первой реплике она раздается первым аккордом.

Когда музыка пища для любви

Играйте далее! Насытьте душу!

Пусть пресыщенное желанье звуков

От полноты их изнеможет и умрет.

Еще раз тот напев! Он словно замер!

Он обольстил мой слух, как ветерка дыханье,

Что веет над фиалковой грядой,

Уносит и приносит ароматы.

Здесь Шекспир высказал также свою любовь к простонародным мелодиям. Герцог восклицает (II, 4):

Цезарио мой добрый, сделай милость,

Спой ту старинную, простую песнь

Вчерашней ночи. Грусть мою как будто

Она отвеяла и дальше, и свежее,

Чем красные слова воздушных арий,

Пленяющих наш пестрый век.

Эта жажда звуков и любовь к музыке, которые отличают здесь герцога, а в "Венецианском купце" - Лоренцо, наполняли душу Шекспира в тот короткий, счастливый период, когда он, не порабощенный еще меланхолией, коренившейся в нем, как во всех глубоких натурах, в потенциальном виде, чувствовал, как с каждым днем растут и крепнут его способности, как его жизнь становится богаче и значительнее, и как все его внутреннее существо дышит гармонией и творческой силой. Заключительная симфония в "Венецианском купце" является как бы символическим изображением того духовного богатства, которое Шекспир ощущал в себе, и того духовного равновесия, которого он теперь достиг.

ГЛАВА ХХII

"Эдуард III" и "Арден Февершем". - Дикция Шекспира. - Первая часть

"Генриха IV". - Введение в историческую драму личного жизненного

опыта. - Чем мог заинтересовать его сюжет? - Трактирная жизнь.

Кружок Шекспира. - Джон Фальстаф. - Сопоставление его с gracioso

испанской комедии. - Рабле и Шекспир. - Панург и Фальстаф.

К 1596 г. относится драма "Царствование короля Эдуарда III", "игранная в разное время в городе Лондоне". Английские критики и знатоки Шекспира приписывают ее частью Шекспиру. По их мнению, Шекспир заметно ретушировал лучшие места этой пьесы.

Существует достаточно причин присоединиться к этому взгляду. Правда, упомянутая драма похожа на шекспировские столько же, сколько многие другие пьесы елизаветинской эпохи; правда также, что Суинберн приписывает ее одному из подражателей Марло, однако в высшей степени вероятно, что Шекспир принимал некоторое участие в создании "Эдуарда III". Замечательны следующие стихи из одной реплики Уоррика: "Я мог бы, дочь моя, еще расширить поле моих сопоставлений между величием короля и твоим позором. Яд, поднесенный в золотом сосуде, кажется еще противнее; вспышка молнии, сверкнувшей во мраке, заставляет ночь казаться еще темнее. Лилия, подвергшаяся разложению, пахнет хуже сорной травы, а если добрая слава клонится к греху, то позор принимает втрое большие размеры" (III, 2).