Джон Браннер - Квадраты шахматного города

• Название: Квадраты шахматного города
• Автор: Джон Браннер
• Издательство: Мир
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 1984

Научно-фантастический роман прогрессивного английского писателя, президента Европейского коммитета писателей-фантастов, посвящен использованию средств коммуникации для воздействия на подсознание человека.

---

Я вспомнил, каким одиноким почувствовал себя в смуглолицей толпе на Пласа-дель-Сур в один из первых дней своего приезда. Тогда я не придал этому никакого значения.

И тут мне стало совершенно очевидно, что две стороны, игравшие на площадях города в гораздо более опасную, чем шахматы, игру были, как и шахматные фигуры, поделены на черных и белых.

30

– А! – внезапно воскликнул Вадос. – Хорошо! Прекрасно!

Ход пешкой гроссмейстера Гарсиа только что появился на табло. Но поскольку в отличие от всех я не очень внимательно следил за развитием игры, то не заметил в его ходе ничего примечательного. Увидел за ним что-то и противник Гарсиа, он минут пять раздумывал и потом, качнув головой, отодвинул назад свое кресло. Зрители разразились аплодисментами.

Гарсиа как-то отрешенно улыбнулся в ответ и пожал руку противнику. Потом жестами попросил аудиторию вести себя тише и не мешать другим игрокам. Началось движение в сторону выхода, те, кто пришли только ради того, чтобы увидеть триумф чемпиона, покидали зал.

В ответ на приглашение Вадоса Гарсиа подошел к президентской ложе принять поздравления. Появился официант с кофе, бренди и бисквитами; Вадос тихо говорил о чем-то с Гарсиа и Диасом. Слишком увлеченный своим новым открытием, я не обращал на них особого внимания и не прислушивался к их беседе.

Не потому ли эти политики так любят шахматы, что мечтают именно о таком порядке, таком подчинении власти и в реальной жизни? Согласно легенде, шахматы были изобретены как развлечение, чтобы один властелин отдохнул за ними от непредсказуемого поведения подданных. Вполне возможно, так оно и было.

Мои мысли прервал Вадос, с немым раздражением смотревший на меня. Я принес извинения, что не расслышал его слов.

– Я говорил, сеньор Хаклют, что приглашаю вас отужинать в президентский дворец до вашего отъезда. А поскольку времени осталось мало, не согласитесь ли вы присоединиться к нам с гроссмейстером Гарсиа завтра вечером?

– Буду очень рад, – ответил я. – Извините, если я показался невежливым – я задумался о шахматах и искусстве управления.

Я сказал это по-испански, поскольку ко мне обратились на этом языке. В результате оба – и Диас и Вадос – удивленно вперили в меня взгляды. Несколько смущенный, я смотрел то на одного, то на другого.

– В самом деле? – проговорил Вадос после паузы. – И какова же здесь связь, хотел бы я знать?

– Я не очень хороший шахматист, – начал я довольно неуверенно. – И уж совсем никакой политик. Особенного сходства я не углядел – фигуры на шахматной доске должны идти туда, куда их ставят. Людей же передвигать гораздо труднее.

Диас немного расслабился и впервые обратился непосредственно ко мне.

– Для вас наблюдать за шахматной игрой – своего рода разрядка. Приходится только мечтать, чтобы в сфере управления все было организовано так же хорошо, как и на шахматной доске.

– Об этом я и думал, – с готовностью согласился я.

Диас и Вадос обменялись взглядами. Мне показалось, что мгновенная искра проскочила между ними.

– Мы, наверное, отправимся? – обратился Вадос к жене, которая согласно улыбнулась в ответ. – Сеньор Диас, вы поедете с нами?

Смуглый, нескладный мужчина кивнул.

Они любезно попрощались с полной женщиной, с Гарсиа и наконец обменялись рукопожатием со мной.

Я остался, выкурил последнюю сигарету и, когда закончилась следующая из четырех партий, вышел из зала. Было около одиннадцати. Секретарь шахматной федерации объяснила мне, что турнир будет продолжаться до конца недели и днем, и по вечерам и что победители региональных финалов примут участие в национальном чемпионате через неделю.

– Я полагаю, что победителем, как обычно, станет Пабло Гарсиа? – спросил я.

– Боюсь, что так, – вздохнула она. – Зрители начинают терять интерес – он намного сильнее других наших шахматистов.

Но я не видел, что люди теряют интерес. Вернувшись в отель, я обнаружил, что все, кроме, быть может, туристов, собрались в баре у приемника. Вряд ли это можно было назвать репортажем: сообщения об очередном ходе прерывали музыкальную передачу. Мануэль установил за стойкой четыре демонстрационных табло и тут же переносил каждый ход, как только его объявляли.

Шахматы в этот вечер мне уже порядком надоели. Я вышел в холл, здесь шахматная лихорадка носила более спокойный характер. Правда, играли и тут. В частности, Мария Посадор играла против незнакомого мне мужчины, но по крайней мере никто не говорил о чемпионате.

Я подсказывал ходы сеньоре Посадор, пока игра не закончилась. Когда ее противник исчез на несколько минут, она с улыбкой поинтересовалась:

– Вы провели приятный вечер, сеньор Хаклют?

– Я был гостем Вадоса на шахматном турнире, – сказал я.

Она неопределенно кивнула.

– И вам понравилась игра?

– Не очень. Меня гораздо больше заинтересовала аудитория.

И без всякой задней мысли, просто потому, что мое открытие казалось мне достаточно любопытным, чтобы обсудить его, я рассказал о необычном делении на смуглолицых и белых, которое я заметил в зале.

– О, в некотором отношении вы совершенно правы, – задумчиво ответила она. – В какой-то мере конфликт в Сьюдад-де-Вадосе связан с цветом кожи. Кстати, я должна вас поздравить. Я только что поняла, что вы стали очень хорошо говорить по-испански.

– В своих служебных поездках я приобрел привычку изучать языки, – ответил я. – Арабский, хинди, немножко суахили… Но, пожалуйста, продолжайте. Что вы имеете в виду, говоря в какой-то мере?

Она развела руками.

– Видите ли, в Латинской Америке в целом проблема цвета кожи отсутствует. То, что у нас смуглое местное население и довольно много граждан с кожей посветлее, родившихся за границей, – результат условий, в которых Вадос основал город. Возможно, это усугубляет проблему. Но не оно породило ее.

– Понимаю. Не исключено, мне мешало мое воспитание. Вы знаете, вероятно, что расовой проблемы нет и у меня на родине, в Австралии. И все же черт знает какие встречаются предрассудки в отношении цвета кожи, особенно в связи с иммиграционной политикой. Теперь меня это не волнует. Я работал по всему миру и не нахожу, что с людьми с темной кожей труднее иметь дело, чем с белыми. Но возможно, какое-то предубеждение сохранилось и во мне. Может быть, я вижу проблему, где ее вовсе нет.

Я предложил ей сигарету. Как обычно, она покачала головой.

– Я не признаю этот бледный табак, сеньор. Пожалуйста, попробуйте одну из моих. Мне кажется, они покрепче и у них особый аромат.

Она раскрыла маленький золотой портсигар и вытолкнула из него сигарету для меня. Я взял.

– Я думаю, – сказала она, ожидая, когда я предложу ей зажигалку, – что лучше видеть несуществующие проблемы, чем вовсе не замечать их. Знай мы больше о таком предубеждении у кое-кого из наших рожденных за границей граждан, и у нас, наверное, было бы меньше забот. Естественно, пришельцы привозят с собой свои представления. Некоторые из них оказались, судя по всему, заразными.

Она наклонилась, чтобы прикурить, потом взглянула на часы.

– Вот и еще один день закончился, – со вздохом проговорила она. – Уже поздно, мне пора. Когда мой партнер возвратится, извинитесь, пожалуйста, за меня.

– Непременно, сеньора Посадор. Спокойной ночи.

– Доброй ночи, сеньор.

Я решил пропустить стаканчик перед сном и закурил предложенную сигарету. Человек, с которым Мария Посадор играла в шахматы, не появлялся.

Меня неудержимо потянуло в сон. Осушив стакан, я поднялся в номер. Должно быть, я впал в полное забытье, как только добрался до постели.

Проснулся я от ощущения крайнего неудобства. Поверхность, на которой я лежал, была твердой и холодной. Я чувствовал, что если глубоко вдохну, то начну кашлять. Но я должен был сделать глубокий вдох. Я закашлялся – мучительно, до боли в горле. Кашель заставил меня вскочить. Вокруг была полная темнота. Когда я уперся руками, чтобы встать, то понял, что лежал на бетонном полу. Но как я мог сюда попасть? На мне была только пижама, так что мои ноги и руки совершенно закоченели.

Господи, где же я?..

У меня не было ни зажигалки, ни спичек. Весь подобравшись, настороже против любого, кто мог находиться в этой комнате – если это вообще была комната, – и сдерживая кашель, я водил руками перед собой, будто слепой. Скоро я наткнулся на что-то твердое. Оказалось, это скамья, она была завалена какими-то мелкими предметами.

Шаря руками над скамьей, я нащупал стену и стал пробираться вдоль нее. Голова разламывалась, горло свербило, и я никак не мог понять, явь ли это или кошмарный сон.

Дрожащими пальцами я нащупал выключатель. В мерцающем неестественно белом свете я узнал бункер, куда меня привозила Мария Посадор, чтобы показать видеозапись.

Как я мог здесь оказаться?

Послышался лязгающий звук. Кто-то вставлял ключ в замок тяжелой входной двери.