Сандра Браун - Зависть

• Название: Зависть
• Автор: Сандра Браун
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2001
• ISBN: 5-699-05657-2

В руки Марис Мадерли — дочери владельца крупного издательства — попадает неподписанная рукопись, которая завораживает ее с первых же страниц. Марис решает разыскать автора загадочной рукописи, не подозревая, что ее ждет…

---

При виде знакомого здания Рурк невольно прибавил шаг, но не потому, что боялся опоздать, а потому, что боялся замерзнуть насмерть. Несмотря на то что он получил консервативное воспитание, включавшее, в частности, воскресные походы в церковь, его представления о происхождении, свойствах и точном местонахождении бога были более чем смутными. Он был далеко не уверен, что Верховное Существо, которому молва приписывала такие замечательные качества, как всеведение и вездеприсутствие, может всерьез интересоваться каким-то Рур-ком Слейдом, его надеждами и тревогами. Но сегодня любая помощь ему бы не помешала, поэтому, взбегая на ступеньки крыльца, он пробормотал коротенькую молитву, в которой про сил бога по возможности его помиловать и смягчить каменное сердце профессора Хедли.

В вестибюле Рурка обдало запахом теплой пыли, которым тянуло от старых печей. Несомненно, по случаю холодов их раскочегарили на полную мощность, так как в здании было непривычно тепло. Скинув куртку, Рурк повесил ее на руку и легко взбежал по широкой лестнице на второй этаж.

В коридоре его приветствовали несколько студентов, занимавшихся у тою же научного рук водителя. Худой, длинноволосый парень в очках, как у Джона Леннона, даже подошел к нему и хлопнул по плечу:

— Привет, Слейд.

Рурк что-то пробурчал в ответ. По имени его звали только девушки. Что касалось остальных, то, кроме Тодда, вряд ли кто-нибудь из них помнил его имя.

— Выпьешь с нами кофе? — предложил «Джон Леннон». — Мы собираемся в десять часов в столовой — хотим создать учебную группу по подготовке к выпускным экзаменам.

— Не знаю, успею ли я освободиться к этому времени. Я как раз иду к Хедли на экзекуцию.

— Что, прямо сейчас? — удивился его собеседник.

— Да, а что?

— Не завидую тебе, приятель. Что ж, в любом случае — удачи.

— Спасибо. До скорого…

— Увидимся.

Рурк пошел дальше. Пирожок с джемом, проглоченный практически целиком, перекатывался в желудке, словно чугунное ядро. После кофе во рту остался горьковатый привкус, и Рурк пожалел, что не запасся мятной жевательной резинкой.

Но вот наконец и кабинет профессора. Остановившись перед дверью с полированной латунной табличкой, Рурк одернул свитер и, набрав полную грудь воздуха, решительно выдохнул. Вытерев вспотевшие ладони о джинсы, он негромко постучал.

— Войдите.

Профессор Хедли сидел за рабочим столом, положив обутые в замшевые мокасины ноги на выдвинутый ящик. В зубах у него дымилась сигарета, а на коленях лежала стопка бумажных листов — несомненно, рукопись какого-нибудь будущего Драйзера или Хемингуэя. Кроме колен профессора, рукописи лежали буквально на всех горизонтальных поверхностях, и Рурк невольно подумал, что если всю эту бумагу переработать обратно в деревья, то получился бы довольно большой лес. В перерасчете на квадратный дюйм, профессорский кабинет был, несомненно, самым большим бумагохранилищем в мире.

— Доброе утро, профессор.

— Доброе утро, мистер Слейд.

Официальная нотка в голосе Хедли заставила Рурка насторожиться. Правда, профессор никогда не панибратствовал со студентами. Напротив, он держался с ними презрительно, почти брезгливо, а от его едких насмешек не были застрахованы даже старшекурсники.

Преподавательский метод профессора Хедли заключался в том, чтобы заставить учащегося почувствовать себя полным невеждой. Только после того, как несчастный студент утрачивал последние крохи самоуважения и начинал считать себя тупицей из тупиц. Хедли начинал чему-то его учить и достигал порой впечатляющих успехов. Похоже, он считал, что только унижение способно разбудить в человеке стремление к знаниям.

Рурку, впрочем, удалось довольно быстро убедить себя, что холодность, с какой встретил его профессор, была только привычкой и что ему не стоит принимать ее на свой счет.

— Нет-нет, не закрывайте дверь, — сказал Хедли, глядя на него в упор.

— О, простите… — Рурк повернулся и открыл дверь, которую машинально захлопнул.

— Я-то прошу, а вот простите ли вы себе — еще вопрос… Рурк растерялся.

— Я… я не понимаю, сэр.

— У вас что, плохо со слухом, мистер Слейд?

— Со слухом? Нет, а что?..

— Я сказал, что вам надо просить прощения не у меня, а у себя… — Профессор посмотрел куда-то за спину Рурка и закончил:

— …Потому что вы опоздали ровно на пятьдесят шесть с половиной минут.

Рурк обернулся. Позади него висели над дверью большие часы. Белый циферблат, крупные черные цифры… По циферблату зайцем прыгала секундная стрелка. Часовая была почти на девяти. Минутной оставалось три деления до двенадцати.

«Спятил старик!.. — подумал Рурк. — Нет, точно — у него что-то с мозгами. Быть может, это современная бумага выделяет какие-то ядовитые вещества?..»

Он слегка откашлялся.

— Простите, сэр, но я пришел вовремя. Вы назначили мне на девять, и я…

— Не на девять. На восемь, — поправил профессор.

— Да, сначала так и было, но потом вы мне позвонили и перенесли встречу на час вперед. Разве вы не помните?

— Я еще не сошел с ума, молодой человек, — насмешливо сказал профессор Хедли. — И память меня пока не подводит. Ни я, ни мой секретарь вам не звонили. — Он посмотрел на Рурка из-под густых черных бровей. — Это вы что-то перепутали. Мы должны были встретиться ровно в восемь ноль-ноль…

10

Он уже старик…

До самого недавнего времени Дэниэл Мадерли отказывался признавать себя пожилым человеком вопреки всему — даже здравому смыслу. Письма и рекламные брошюрки, присылаемые Американской ассоциацией пенсионеров, он выбрасывал в корзину не читая и никогда не пользовался налоговыми льготами, которые государство предоставляло своим гражданам, достигшим преклонного возраста.

Но в последние годы Дэниэлу становилось все труднее и труднее спорить с собственным отражением в зеркале. Куда более громким голосом обладали суставы. Опровергать приводимые ими аргументы было еще тяжелее.

Дэниэл всегда гнал от себя мысли о старости, но сегодня они неожиданно принесли ему что-то вроде извращенного удовольствия. Если размышления о прожитой жизни не могут служить признаком возраста, тогда что же может? Точно так же и забота о теле, которое понемногу начинало отказывать, являлось недвусмысленным признаком того, что с годами в организме что-то разладилось. Молодые, полные сил люди обычно не замечают даже серьезных хворей, и только старики мучительно раздумывают над каждым пигментным пятнышком, над каждым выпавшим волоском.

Впрочем, это было как раз понятно. Дэниэл Мадерли лучше, чем кто бы то ни было, знал, что у молодых просто не хватает времени, чтобы всерьез задуматься о конечности собственного бытия. Они слишком заняты тем, что живут, и тень неизбежной смерти не смущает их покой. Закончить школу, поступить в колледж, получить образование, устроиться на работу, стать профессионалом, жениться, развестись, вырастить детей — эти дела и заботы заполняли собой все их время, так что им было некогда на минуточку остановиться и вспомнить — ничто не вечно под луной.

Но даже если это происходило, мало кто из молодых раздумывал о бренности своей плоти всерьез. Для них смерть была делом слишком отдаленного будущего. Лишь изредка молодежь спохватывалась, что все в мире имеет конец, и испытывала по этому поводу легкое беспокойство, которое, впрочем, быстро забывалось, вытесненное повседневными делами и заботами.

А будущее тем временем незаметно приближалось, и в один прекрасный день вопрос о неизбежном внезапно вставал в полный рост, становясь самым главным.

Дэниэл, впрочем, еще не дошел до такого состояния, чтобы думать о смерти днем и ночью, однако ему было ясно — настало время позаботиться о том, чтобы его кончина не вызвала ненужных осложнений.

Верная Максина полагала, что по ночам ее обожаемый патрон спит, как ребенок, но это было не так или, вернее, не совсем так. В молодости Дэниэлу хватало четырех-пяти часов сна в сутки, чтобы чувствовать себя в отличной форме, а с возрастом он начал обходиться всего двумя-тремя часами. Поскольку это никак не сказывалось на его самочувствии, Дэниэл счел это естественным явлением и не считал нужным о нем распространяться. Ни Максина, ни Марис не догадывались, что большую часть ночи он не спит, а просто лежит, перечитывая свои возлюбленные книги — классические приключенческие романы, которые так нравились ему в детстве, бестселлеры других издательств, которые принесли кому-то отличный доход, и, конечно же, новые книги, выпушенные его собственным издательским домом.

Когда же Дэниэл не читал, то размышлял о своей жизни, вспоминая разные события и поступки, служившие для него источником гордости или жгучего стыда. Особенно часто Дэниэл думал о своем школьном товарище, который умер в относительно молодом возрасте от лейкемии. Родись он на несколько десятилетий позже, и его бы, скорее всего, спасли — спасли для долгой и счастливой жизни, однако ему не повезло, и Дэниэл от души скорбел о нем и о десятилетиях крепкой мужской дружбы, в которой им обоим было отказано по воле неумолимой Судьбы.