Рэй Брэдбери - Рассказ о любви

• Название: Рассказ о любви
• Автор: Рэй Брэдбери
• Жанр: Научная Фантастика

---

- А все равно хорошо.

- Я рад.

Больше они почти не разговаривали.

- Это все не полагается, - сказал он позднее. - А почему, понять не могу. Просто гулять, ловить всяких бабочек и раков и есть сандвичи. Но если б мама и отец узнали, и ребята тоже, мне бы не поздоровилось. А над вами стали бы смеяться другие учителя, правда?

- Боюсь, что так.

- Тогда, наверно, лучше нам больше не ловить бабочек.

- Сама не понимаю, как это получилось, что я сюда пришла, - сказала она.

И день этот кончился.

Вот примерно и все, что было во встречах Энн Тейлор с Бобом Спеллингом, - две-три бабочки-данаиды, книжка Диккенса, десяток раков, четыре сандвича да две бутылочки апельсиновой шипучки. В следующий понедельник до уроков Боб ждал-ждал у дома мисс Тейлор, но почему-то так и не дождался. Оказалось, она вышла раньше обычного и была уже в школе. И ушла она из школы тоже рано, у нее разболелась голова, и последний урок вместо нее провела другая учительница. Боб походил у ее дома, но ее нигде не было видно, а позвонить в дверь и спросить он не посмел.

Во вторник вечером после уроков оба они опять были в притихшем классе, Боб ублаготворение, словно вечеру этому не будет конца, протирал губкой доски, а мисс Тейлор сидела и проверяла тетради, тоже так, словно не будет конца мирной этой тишине, этому счастью. И вдруг послышался бой часов на здании суда. Гулкий бронзовый звон раздавался за квартал от школы, от него содрогалось все тело и осыпался с костей прах времени, он проникал в кровь, и казалось, ты с каждой минутой стареешь. Оглушенный этими ударами, уже не можешь не ощутить разрушительного течения времени, и едва пробило пять, мисс Тейлор вдруг подняла голову, долгим взглядом посмотрела на часы и отложила ручку.

- Боб, - сказала она.

Он испуганно обернулся. За весь этот исполненный отрадного покоя час никто из них не произнес ни слова.

- Подойди, пожалуйста, - попросила она.

Он медленно положил губку.

- Хорошо.

- Сядь, Боб.

- Хорошо, мэм.

Какое-то мгновенье она пристально на него смотрела, и он наконец отвернулся.

- Боб, ты догадываешься, о чем я хочу с тобой поговорить? Догадываешься?

- Да.

- Может, лучше, если ты сам мне скажешь, первый?

Он ответил не сразу:

- О нас.

- Сколько тебе лет, Боб?

- Четырнадцатый год.

- Пока еще тринадцать.

Он поморщился.

- Да, мэм.

- А сколько мне, знаешь?

- Да, мэм. Я слышал. Двадцать четыре.

- Двадцать четыре.

- Через десять лет мне тоже будет почти двадцать четыре, - сказал он.

- Но сейчас тебе, к сожалению, не двадцать четыре.

- Да, а только иногда я чувствую, что мне все двадцать четыре.

- И даже ведешь себя иногда так, будто тебе уже двадцать четыре.

- Да, ведь правда?

- Посиди спокойно, не вертись, нам надо о многом поговорить. Очень важно, что мы понимаем, что происходит, ты согласен?

- Да, наверно.

- Прежде всего давай признаем, что мы самые лучшие, самые большие друзья на свете. Признаем, что никогда еще у меня не было такого ученика, как ты, и еще никогда ни к одному мальчику я так хорошо не относилась. При этих словах Боб покраснел. А она продолжала: - И позволь мне сказать за тебя - тебе кажется, ты никогда еще не встречал такую славную учительницу.

- Ох нет, гораздо больше, - сказал он.

- Может быть, и больше, но надо смотреть правде в глаза, надо помнить о том, что принято, и думать о городе, о его жителях, и о тебе и обо мне. Я размышляла обо всем этом много дней, Боб. Не подумай, будто я что-нибудь упустила из виду или не отдаю себе отчета в своих чувствах. При некоторых обстоятельствах наша дружба и вправду была бы странной. Но ты незаурядный мальчик. Себя, мне кажется, я знаю неплохо и знаю, я вполне здорова, и душой и телом, и каково бы ни было мое отношение к тебе, оно возникло потому, что я ценю в тебе незаурядного и очень хорошего человека, Боб. Но в нашем мире, Боб, это не в счет, разве только речь идет о человеке взрослом. Не знаю, ясно ли я говорю.

- Все ясно, - сказал он. - Просто будь я на десять лет старше и сантиметров на тридцать выше, все получилось бы по-другому, - сказал он, но ведь это же глупо - судить человека по росту.

- Но все люди считают, что это разумно.

- А я - не все, - возразил он.

- Я понимаю, тебе это кажется нелепостью, - сказала она. - Ведь ты чувствуешь себя взрослым и правым и знаешь, что тебе стыдиться нечего. Тебе и вправду нечего стыдиться, Боб, помни об этом. Ты был совершенно честен, и чист, и, надеюсь, я тоже.

- Да, вы тоже, - подтвердил он.

- Быть может, когда-нибудь люди станут настолько разумны и справедливы, что сумеют точно определять душевный возраст человека и смогут сказать: "Это уже мужчина, хотя его телу всего тринадцать лет", - по какому-то чудесному стечению обстоятельств, по счастью, это мужчина, с чисто мужским сознанием ответственности своего положения в мире и своих обязанностей. Но до тех пор еще далеко, Боб, а пока что, боюсь, нам нельзя не считаться с возрастом и ростом, как принято сейчас в нашем мире.

- Мне это не нравится, - сказал он.

- Быть может, мне тоже не нравится, но ведь ты не хочешь, чтобы тебе стало еще много хуже, чем сейчас? Ведь ты не хочешь, чтобы мы оба стали несчастны? А этого не миновать. Поверь мне, для нас с тобой ничего не придумаешь... необычно уже и то, что мы говорим о нас с тобой.

- Да, мэм.

- Но мы по крайней мере все понимаем друг про друга и понимаем, что правы, и честны, и вели себя достойно, и в том, что мы понимаем друг друга, нет ничего дурного, и ни о чем дурном мы и не помышляли, ведь ничего такого мы себе просто не представляем, правда?

- Да, конечно. Но я ничего не могу с собой поделать.

- Теперь нам надо решить, как быть дальше, - сказала она. - Пока об этом знаем только мы с тобой. А потом, пожалуй, узнают и другие. Я могу перевестись в другую школу...

- Нет!

- Тогда, может быть, перевести в другую школу тебя?

- Это не нужно, - сказал он.

- Почему?

- Мы переезжаем. Будем теперь жить в Мэдисоне. Переезжаем на следующей неделе.

- Не из-за всего этого, нет?

- Нет-нет, все в порядке. Просто отец получил там место. До Мэдисона всего пятьдесят миль. Когда буду приезжать в город, я смогу вас видеть, правда?

- По-твоему, это разумно?

- Нет, наверно, нет.

Они еще посидели в тишине.

- Когда же это случилось? - беспомощно спросил Боб.

- Не знаю, - ответила она. - Этого никто никогда не знает. Уже сколько тысячелетий никто не знает и, по-моему, не узнает никогда. Люди либо любят друг друга, либо нет, и порой любовь возникает между теми, кому не надо бы любить друг друга. Не могу понять себя. Да и ты себя, конечно, тоже.

- Пожалуй, я пойду домой, - сказал он.

- Ты на меня не сердишься, нет?

- Ну что вы, нет, не могу я на вас сердиться.

- И еще одно. Я хочу, чтобы ты запомнил: жизнь всегда воздает сторицею. Всегда, не то невозможно было бы жить. Тебе сейчас худо, и мне тоже. Но потом непременно придет какая-то радость. Веришь?

- Хорошо бы.

- Поверь, это правда.

- Вот если бы... - сказал он.

- Если бы что?

- Если бы вы меня подождали, - выпалил он.

- Десять лет?

- Мне тогда будет двадцать четыре.

- А мне тридцать четыре, и, наверное, я стану совсем другой. Нет, я думаю, это невозможно.

- А вы бы хотели? - воскликнул он.

- Да, - тихо ответила она. - Глупо это, и ничего бы из этого не вышло, но я очень, очень бы хотела...

Долго он сидел молча. И наконец сказал:

- Я вас никогда не забуду.

- Ты славно сказал, но этому не бывать, не так устроена жизнь. Ты забудешь.

- Никогда не забуду. Что-нибудь да придумаю, а только никогда вас не забуду, - сказал он.

Она поднялась и пошла вытирать доски.

- Я вам помогу, - сказал он.

- Нет-нет, - поспешно возразила она. - Уходи, Боб, иди домой, и не надо больше мыть доски после уроков. Я поручу это Элен Стивенс.

Он вышел из школы. Во дворе обернулся напоследок и в окно еще раз увидел мисс Энн Тейлор - она стояла у доски, медленно стирала написанные мелом слова, рука двигалась вверх-вниз, вверх-вниз.

На следующей неделе он уехал из города и не был там шестнадцать лет. Жил он в каких-нибудь пятидесяти милях и все же ни разу не побывал в Гринтауне, но однажды весной, когда было ему уже под тридцать, вместе с женой по пути в Чикаго остановился в Гринтауне на один день.

Он оставил жену в гостинице, а сам пошел бродить по городу и наконец спросил про мисс Энн Тейлор, но сперва никто не мог ее вспомнить, а потом кто-то сказал:

- А, да, та хорошенькая учительница. Она умерла в тридцать шестом, вскоре после твоего отъезда.

Вышла ли она замуж? Нет, помнится, замужем не была.

После полудня он пошел на кладбище и отыскал ее могилу. "Энн Тейлор, родилась в 1910-м, умерла в 1936-м", - было написано на надгробном камне. И он подумал: двадцать шесть лет. Да ведь я теперь старше вас на три года, мисс Тейлор.

Позднее в тот день гринтаунцы видели, как жена Боба Сполдинга шла ему навстречу, шла под вязами и дубами, и все оборачивались и смотрели ей вслед - она шла, и по лицу ее скользили радужные тени; была она точно воплощение лета - дивные персики - среди снежной зимы, точно прохладное молоко к кукурузным хлопьям ранней ранью, в июньский зной. И то был один из считанных дней, когда в природе все в равновесии, точно кленовый лист, что недвижно парит под легкими дуновениями ветерка, один из тех дней, который, по общему мнению, должен бы называться именем жены Боба Сполдинга.