Елена Полюшкина - Моя душа состоялась. Дневник Алены

• Название: Моя душа состоялась. Дневник Алены
• Автор: Елена Полюшкина
• Издательство: СвР-Аргус
• Жанр: Публицистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-86947-019-6

Эта книга – страницы стремительной и короткой жизни нашей с вами современницы Алены Полюшкиной, получившей от высших, как она считала, сил литературный дар, высокую мятущуюся душу и трагическую судьбу. Лена осталась в памяти знавших её людей разной: сумасбродной, по-детски беспечной, бесшабашно веселой и легкомысленной и серьезной, глубокой, задумчивой, грустной. Она была разной «в разные эпохи своего голоса». Но остались дневники, записи, стихи, отклики на события мира и искусства, в которых она такая, какой ее, наверное, никто не знал.

Страничка Алены в Интернет http://vernitski.narod.ru/poliushk.htm

О своих впечатлениях вы можете написать по e-mail: rozaal@mail ru

---

Олег притягивает гениальной беспечностью судьбы. Мы в чем-то близки. Я чувствую природу свою, которая того же свойства, что и его, но ни в чем пока не нахожу поддержки. И, следовательно, сомневаюсь. Если бы не было намеков на эту высоту, насколько было бы легче. И только случай поставит все точки над i.

Я в плену у спектакля. Я влюблена в него, как в человека, я болею его истомой и предчувствием неизбежного (и уже скорого) конца. Все вместе слилось в однажды: герои, актеры, это здание на Пречистенке и раскованная, издевающаяся весна. И со мной творится небывалое, слезы подступают к сердцу. И ни на миг не забывается он, его тревожное и счастливое дыхание. Кружится, кружится вокруг меня его мир, завораживающий танец вне времени и судьбы, вне сознания. Совсем теряю голову и болею, болею. Когда спектакль прекратит свое существование, будет так больно и пусто, будто умер кто-то близкий. Кровное родство. Это омут бездонности. Я теряю себя, я становлюсь им. Но нельзя допустить этого единения. Иначе дальше – необратимость. У людей, причастных к нему, все по-другому. Они есть друг у друга. А я вне их круга. Меня нет ни у кого. А у меня есть только спектакль. Один на один. Я сроднилась через него с людьми, которые в нем и для него. Они меня не знают, а я без них уже не могу. Как «N» не может без Нижинско-го. А Нижинский видел видение розы и вслед за этим видением – в окно. В Вечность. Я так люблю их всех, всех в спектакле. А вне его…я тоже их люблю.

Спектакль уйдет. И спектакль останется. Во мне и в легенде. Я не хочу, чтобы между нами была стена. Я чую наше родство. Мы одной крови. Мы одной воли. Я еще не знаю, что, я не знаю, как изменить мир, я не знаю, кто я и где они. Но я знаю, что открою эту дверь и переступлю грань (если она все же есть) и увижу видение нашей встречи. Просто каждого – и всех вместе. Снова.

Настроение: на одной ветке – ворона, на соседней – мое настроение, закутавшееся в плащ из созвездий имен. Ворона каркает, и с неба в такт ее крикам слетает «пыль веков», а может быть, прах. Ворона превращается в мыльный пузырь. Розовый. Сначала поднимается в воздух, делая попытки каркнуть. Но тщетно. Шар лопается. Просто настроению так захотелось. Оно сидит неподвижно. Светит мартовское лукавое солнце. Настроение думает: «Если исчезнет плащ, останется ли что-нибудь, кроме него? Что под ним? И где же я? Нет плаща, нет и меня? Но я же думаю. Неужели я настолько ничтожно, что сойду на нет, стоит ветру сорвать эту условность из величины событий и их участников?» От этих мыслей настроению было не по себе. Неуютно и тоскливо. А день кружился вокруг беспечным танцем, солнечным и блаженным. И казалось, сам воздух ворковал и требовал: улыбайтесь. Настроение вяло отмахивалось. Оно смотрело на меня через окно, с улицы. И ждало чего-то. Я тоже смотрела на него. Но уже ничего не ждала. Настроение это поняло и спросило» «Можно?» «Ну, куда я денусь?» – вздохнула я. Быстро-быстро замелькали картины, где встречи, ошибки, обиды превращались в мыльные пузыри и лопались. Несносная какофония заполнила день. Я заткнула уши. Настроение пыталось дирижировать этими нестройными звуками. Последний шарик завис за окном. Я открыла балконную дверь, и он сел мне на ладонь. Настроение кричало: «Сдуй его!». Мне было жалко. Я вгляделась и увидела в центре маленькую фигурку. Я узнала. «Ты хочешь, чтобы я сдула ЕГО?» «Да, да, и немедленно», – неистовствовало настроение. Я не могла оторвать глаз от лица. Он шел ко мне и смотрел на меня. Я закрыла глаза и сбросила шарик с ладони. Он коснулся ветки и, всхлипнув, пропал. «Ну что, довольно?» – крикнула я. Настроение поплотнее завернулось в плащ и погрузилось в унылое созерцание соседней крыши. «Я ненавижу тебя, – кричала я, – уж лучше вороны, они живые, а ты, ты уже давно только снишься мне, тебя нет, нет и быть не может». Оно посмотрело на меня презрительно и каркнуло, взлетело с ветки и хлоп – я осталась одна. «Ну вот, – подумала, – стало еще хуже, совсем никого рядом. Конечно, настроение вело себя отвратительно, но хоть что-то». Телефонный звонок. «Привет! – произнес голос из последнего лопнувшего шарика. – Выйди на балкон». Я не пошла на балкон, я накинула плащ, надела шляпу и бросилась из дома. Успела выбежать на улицу, поймать маленький шар. «Неужели сбудется» – думала, проезжая мимо своих мечтаний. «Нет, только снится», – каркали вороны. Наступил апрель. У моря сердитые складки на лбу разгладились. Я стояла на берегу. Заходило солнце. Ветер заболел и отказался потанцевать со мной. Спектакль сегодня в 8 вечера. Еще куча времени. Я прогуляюсь. Одна.

Вот настроение снова шмякнулось с верхотуры на асфальт буден. Везде одна. Говорите, еще надоест внимание других? Так знаете, пусть начнет надоедать прямо сейчас. Я хочу в «люди», а не просто в толпу. Впрочем, точно можешь ответить только ты, Господи. Для осуществления каких жизненных целей ты меня создал? А муторность? Она пройдет, пройдет. Я надеюсь.

В плену у мифа о легендарной судьбе, о прославленных людях. В плену у своих грез. Только сделав имя, можно достойно войти в их круг. Только случай может сделать имя. Талант – это само собой, без него нечего и начинать разговоры. А имя, оно такое нездешнее, соперничает с тишиной. Имя мое будет любить занавешенные комнаты, где солнце живет, спустившись с неба. Имя мое будут любить многие, и улыбки сноба оно удостоится. Имени моему не завидуйте, я одна знаю, чего мне оно стоило.

22.03. Может и правда, не достойна я быть напечатанной? И все это миражи – моя уверенность, стихия игры и загадочности. Все мои театральные и литературные опусы ничего не стоят? Но это жизненный крах. И если я хочу выжить, я должна сопротивляться этой мысли. А что мне нужно, чтобы убедить свою беспокойную, мечущуюся, разросшуюся душу? Что мне нужно? Публикации? Признание авторитетов? Славу? Или что-то иное? Благословение судьбы.

Сомневаюсь в своих способностях театрального рецензента. Мне необходима поддержка. Я не смогу быть полностью уверенной в себе без одобрения людей знающих, уважаемых. Хотя вроде Г. нравится, но его слова так всегда неопределенны, туманны, их нужно расшифровывать. И к тому же, несмотря на высокую оценку, он не делает никакой попытки реально помочь. Пишет он божественно. Настоящий кудесник слова. И я безгранично уважаю его. Но… это несоответствие слов и поступков по отношению ко мне убивают желание писать. Я выдыхаюсь. Нет. Не творчески. Душевно. В никуда выкладываться больше нет желания. Во мне все кипит от невозможности достигнуть большего. Я слишком стремительно живу. У меня сумасшедший ритм. И если внешне сейчас это не проявляется, то внутренняя энергия сжигается с бешеной скоростью.

23.03. Надо бороться за себя и свое творчество. А я еще не начинала. Новая стадия отчаяния – безмятежность. Весенний мой апофигей. Великолепный и ненужный. Делаю что-то скорее из любопытства, чем для каких-то конкретных целей.

В кого же влюблена больше: Нижинского или Меньшикова? В Нижинского, который в Олеге, или в Олега, который Нижинский? Кого в ком? И кого для кого? Или только одну судьбу, одну игру, одно лицо? Или только воспоминание печали, когда «я хочу танцевать тебя»? 

Она бродила по городу в поисках судьбы.
Дубль пять: март замигал лужами
Эти глаза устали грустить
А чудо и не думало торопиться. 

Она бродила по городу в поисках судьбы. Она смотрела на лица, мелькающие мимо. Щурилась на солнце. День был такой теплый, легкий, как сама жизнь. А она мучила себя вопросами о смыслах и целях. Она не могла объяснить, что заставляет ее бесцельно бродить по центральным респектабельным улицам. Наверное, в весенней пестрой толпе ей хотелось забыться, приглушить воспоминания и сомнения, но они не покидали ее. Контраст солнечного улыбчивого дня и ее мечущегося

невнятного настроения здесь, в центре, ощущался особенно остро. Выглядела она прелестно, но это не доставляло ей никакого удовольствия. Шумный обольстительный город вокруг так ненавязчиво привлекал ее внимание к мелочам. Она знала, что отравлена его красотой. И было легко и больно. Она спрашивала себя: зачем я живу? и в одинокой этой бесконечной прогулке находила горькое очарование. Ей все время казалось: еще чуть-чуть – и она поймет что-то самое главное, и уйдут все миражи и неудачи. Изменится все для нее. Она станет новой. И настоящей, наконец. Она так давно об этом мечтала. Но в чем именно скрыто ее лучшее, она не знала. Она смотрела на солнце. В ее душе было непонятное. И единственность, чистоту этой минуты, когда она оставалась наедине с самой жизнью, не зная ничего про эту жизнь, она чувствовала. И бесконечно любила этот город, который так много подарил ей, но и так много отнимает, все, связанное с ним, спектакль, из-за которого потеряла покой и уверенность, людей, таких разных, таких равнодушных. Ей так хотелось, чтобы ее любили. Любили все: город, люди, дома, облака. Она готова была всем им признаться в любви. Но никому не было до нее дела.