Магда Сабо - Скажите Жофике

• Название: Скажите Жофике
• Автор: Магда Сабо
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Детская проза
• Год: 1961

Роман «Скажите Жофике» посвящен проблеме воспитания. Книга открывается первым столкновением одиннадцатилетней героини со смертью. Потеря самого близкого и любимого человека – отца – оставляет в психике ребенка глубокий след. И заглавием произведения стали последние слова умирающего, так и не успевшего закончить свою мысль. Эти слова не дают покоя девочке, которая старается разузнать, что же хотел передать ей отец в последнюю минуту своей жизни.

Перед читателем вырисовывается сильный и непокорный характер, за внешней замкнутостью и застенчивостью скрывающий незаурядные душевные качества – сердечность, чуткость и доброту. В центре внимания писательницы не столько мир окружающий, сколько внутренний мир ее маленькой героини – Жофики Надь.

---

Как она может девочке рассказать все это! Проще всего ответить: не знаю, мол, что хотел передать твой отец. А вдруг больной слышал больше, чем она? Как ей не пришло в голову спросить его об этом? Хотя вряд ли. Ведь Радикулитный еще долго метался в коридоре, он сказал бы об этом Валике. Но надо проверить. По правде говоря, она не помнила фамилии того больного. У них в поликлинике привыкли называть всех ходячих больных просто по болезням; например, того старика она знала как Радикулитный, потому что он лечился от радикулита. Конечно, если хорошенько поискать, она сможет найти его карточку. Но для чего это Жофике? Ладно, раз надо – значит, надо. Она отыщет карточку и потом позвонит ей по телефону. Но, кажется, его фамилия Понграц, на "медицинском" языке просто Радикулитный. Есть, например, в поликлинике одна больная, Аранка Юхас, так ее окрестили Болицветом, потому что у нее что ни день, то новая болезнь, жалуется на какую-то странную ломоту в костях, а на самом деле у нее нигде ничего не находят. Валика стала прощаться. Она попросила Жофи поцеловать маму, велела ей быть послушной девочкой и обещала иногда навещать ее и маму. Валика сказала, что постарается сегодня же сообщить фамилию Радикулитного. Прямо сейчас пойдет в поликлинику и разыщет карточку. Она ее узнает непременно, так как край карточки загнут.

Когда Валика ушла, Жофи открыла портфель. В нем оказались две книги, какие-то записки, кулек с конфетами и пустая квадратная коробка. Жофика собирала коробки. Как только у папы в поликлинике освободится какая-нибудь коробка из-под медикаментов, он обязательно приносил ее Жофике. Конфеты в кулечке были с малиновой начинкой. Жофика называла их "карамель-папа", он всегда покупал такие, когда они шли в кино или ехали за город. Тогда они с папой тоже собирались в кино! Жофи вынула одну конфетку, но, подумав, решила не есть ее. Она положила конфетку обратно в кулек, кулек – в коробку, а коробку спрятала в нижний ящик кухонного буфета, где лежали ее вещи. Книги и исписанные листки Жофи положила на письменный стол. Мама не разрешила ей забрать со старой квартиры ни одной коробки, она сказала, что не собирается копить разный хлам. А теперь у Жофи опять есть одна коробочка!

Уборка шла довольно легко, только с постелью пришлось порядком повозиться: подушки ни за что не хотели гладко ложиться в ящике софы. Жофи даже поцарапала в одном месте полировку. Мама, конечно, увидит. Она всегда все видит. А у мамы руки умелые, ловкие, не такие, как у Жофи. За что она ни возьмется в хозяйстве – все получается хорошо. Теперь надо было протереть зеркало. Один круг, второй… Рука, державшая тряпку, остановилась. Две коротенькие косички, длинная шея. Интересно, что думают о ней другие? У мамы копна рыжевато-каштановых волос, малюсенькие руки, зеленоватые глаза. Вся она такая тоненькая, как мальчик. Мама некрасивая. Зато папа был немного лысый и очень длинный, спина у него чуточку горбилась, очки сползали с носа, и тогда он походил на филина. Вот папа был очень-очень красивый! А сама она, Жофика, похожа на маму. Что поделаешь! Только руки у нее большие, с длинными пальцами, точь-в-точь как у папы. Да, вот это руки! Бедная мама, сидит в своем институте и думает, что ее дочка уже все купила. А разве она может теперь уйти из дома, не дождавшись звонка Валики и не узнав ничего про Радикулитного?

Жофика не знала, что мама в это время находилась не в институте. На девять утра было назначено совещание в министерстве просвещения, и она предполагала пробыть там до обеда. Однако совещание окончилось раньше, и мама решила наконец побывать у классного руководителя Жофики, Марты Сабо. Как-никак Марта Сабо, узнав о смерти Габора, тут же пришла к Жофике, а в день похорон была на кладбище, и даже не одна, а с подругами Жофики по классу. Давно пора нанести ответный визит. Тем более что, если хорошенько припомнить, она, Юдит Надь, в этом году заходила в школу всего один раз, и то в начале учебного года. Просто не удавалось никак урвать время для школы.

Но так ли это? Конечно же, нет. Время нашлось бы. Просто она не любила встречаться с Мартой Сабо. Господи, почему именно Сабо стала классным руководителем ее дочери? Ведь они вместе с Мартой учились в университете и даже в школе: она, тогда еще Юдит Папп, сидела на первой парте рядом со своей будущей золовкой Като Надь, а Марта – сразу за ними, на второй парте. В университете после экзаменов по педагогике именно ее и Марту Сабо профессор Паллаи поздравил с успешным окончанием и предложил остаться при кафедре педагогики. Он пророчил обеим девушкам блестящее будущее. Тогда Юдит почувствовала, что добилась всего, о чем мечтала, а Марта, засмеявшись, ответила, что не намерена устраиваться в университете. "Я училась для того, чтобы учить детей", – сказала она. Потом Юдит надолго потеряла Марту из виду. Они встретились снова лишь в школе, когда Юдит привела Жофи в первый класс. Оказалось, что Марта Сабо преподает венгерский язык в старших классах.

Они узнали друг друга и, конечно, расцеловались. Но после этой встречи виделись редко. Только когда Жофи перешла в пятый класс – именно в класс Марты, – они были вынуждены возобновить знакомство. Первый шаг к этому сделала Марта, она пришла к Надям как классный руководитель Жофики. Увидев ее, девочка настолько растерялась, что не смогла вымолвить ни одного слова. Юдит Надь тоже смутило это посещение. Но в конце концов они нашли общую тему для разговора: стали вспоминать своих однокашников. Марта рассказала о себе. Оказывается, она в течение нескольких лет учительствовала на периферии, а потом ее пригласили в столицу. У Юдит судьба сложилась по-другому. Проработав четыре года в университете, она попала в Институт экспериментальной педагогики.

Марта никогда не отзывалась плохо о Жофике. Но Юдит смущало, что дочь учится плохо, и она старалась по возможности избегать школы! Ведь ее труды по детской психологии обсуждаются преподавателями на занятиях вечерних курсов усовершенствования. Конечно, Марта Сабо правит небрежные тетрадки Жофи и забавляется мыслью, что Юдит Папп неплохо пишет о воспитании детей, но плохо воспитывает собственного ребенка,

Ох уж эта Жофика! Ее и послать-то ни за чем нельзя, Она будет простаивать под чужими дверьми, почесывая одной ногой другую и не решаясь даже позвонить. Если не выйдет кто-нибудь случайно и не спросит у нее, что ей надо, она может простоять так целый час. Жофику не увлекает ни один из предметов, да и вряд ли ее можно вообще чем-либо заинтересовать. Ни любознательности, ни чуткости. Уроки делает кое-как или вовсе не делает. Вот тут и разбирайся. С одной стороны – работы по педагогике, с другой – Жофика! При одной мысли о школе ей становилось не по себе.

Марта жила напротив школы, в крошечном, одноэтажном доме, подоконники которого были на уровне головы прохожих. Марта заготавливала на зиму дыни и как раз перевязывала последнюю банку, когда к ней вошла Юдит Надь. На самом видном месте в комнате, на маленькой этажерке, красовалось безвкусное, пунцового цвета сердце. К нему были прикреплены маленькие металлические патрончики, напоминавшие футлярчики от губной помады. В каждый патрончик было вклеено по засушенному цветку. На верхней части сердца золотыми буквами сообщалось, что это память о Дне учителя. По стенам, почти касаясь друг друга, были развешаны фотографии в рамках. С них смотрели серьезные и улыбающиеся лица детей. Одни сидели за партами, другие – стояли. Были и групповые снимки. В центре каждой группы обязательно находилась маленькая девочка с большим бумажным щитом в руках, где были обозначены класс и учебный год. На последнем снимке, за спиной девочки со щитом, хмуро щурилась Жофика.

"Жофи будет моей копией, – подумала Юдит. – Мои волосы, моя линия губ, даже цвет глаз. Она станет красивой, стройной девушкой. Все хорошо, если бы не эти неуклюжие руки подростка. Просто божье наказание, что именно это перешло к ней от Габора. Насупилась, не любит, когда ее фотографируют, точно сердитый гномик. Ни искры юмора, ни гордости. Обидно, что Жофи растет таким серым ребенком. Ее даже нельзя принять в пионеры. Слабые ученицы должны сидеть дома и готовить уроки. До чего безобразно это сердце, как можно держать в квартире подобные вещи! Марте тридцать семь лет, она одних лет со мной, но выглядит значительно старше. И не хочет перейти работать в институт. Ведь мы же отбираем педагогов-практиков. В Марте тоже нет ни капли гордости, как и в Жофике".

"Ни одной твоей черточки нет в Жофи, – думала Марта Сабо. – Внешне она похожа на тебя – тот же цвет волос, тот же взгляд. Только это ничего не значит. Нет тебя в ее словах, делах, мыслях. Не ты задумчиво смотришь в окно на уроке, не ты встрепенешься, когда я вдруг сделаю замечание. Тебя бы не пришлось одергивать, о нет, ты бы следила за каждым словом учителя – и еще как следила! – лишь бы выдвинуться, лишь бы обратить на себя внимание! Ты всю жизнь отличалась прилежностью, готова была всех смести со своего пути, лишь бы быть первой. А твои книжки! Да издай ты семьдесят семь томов, все равно останешься тем, чем была, все той же Юдит Папп, знавшей наизусть все уроки, Юдит Папп, написавшей лучшее сочинение о весне. Тогда ты не поленилась перечитать все, что сказано о весне у Гёте и Гейне, изучила целый том по метеорологии и "Капитальную ботанику". Правда, в лесу забыла побывать да, наверное, так и не узнала, как пахнет живой ландыш. Юдит Папп, ты всегда видишь лишь то, что у тебя под самым носом, – например посредственные отметки в табеле Жофи. Разве тебе дано понять, что девочка полна порывов и стремлений? Только ее привлекает то, что никогда не привлекало тебя. Она как шар, который никак не ухватишь. Вот он и катится из одной стороны в другую. В девочке есть секрет, в ней спрятана пружинка; отыщешь ее – и Жофика твоя. Рано или поздно я найду эту пружинку, а как мне удалось это, вряд ли будет описано в книге. Писать книги я предоставляю тебе. Впрочем, найдется когда-нибудь человек, который скажет тебе в глаза, какого мы мнения о твоих писаниях. Ты нисколько не изменилась, выглядишь моложе своего возраста лет на десять. Конечно, применяешь отличную косметику "Лентериц". Вон. в самой середине этого сердца, – вкладыш от твоей губной помады, он первым отлетел, потому что твоя дочь плохо приклеила его, и мне с трудом удалось водворить эту безделушку с незабудкой на место. Тебе не нравится в моем доме. Но если бы ты соизволила подойти поближе к сердцу, на которое косишься с таким презрением, то под цветком незабудки смогла бы прочесть: "Любимой учительнице от Жофи Надь". Понимаешь ли ты, как нелегко было Жофи сказать о своей привязанности. Понимаешь ли ты, что заключено в этом сердце, которое для тебя только безвкусица".