Владимир Арсеньев - Сквозь тайгу

• Название: Сквозь тайгу
• Автор: Владимир Арсеньев
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1972

Книги В. К. Арсеньева — выдающегося путешественника, исследователя Дальнего Востока и писателя давно вошли в золотой фонд советской географической и приключенческой литературы.

В настоящий том включены два его произведения — «Дерсу Узала» и «Сквозь тайгу». Первое появилось в итоге одного из самых ранних путешествий (1906 г.) В. К. Арсеньева, второе — дает описание его последнего крупного путешествия (1927 г.).

---

После осмотра местности с высоты Чертовых скал и на основании целого ряда примет мы убедились, что находимся в истоках реки Нефикцы. На второй день пути наш отряд достиг рассошины, где две речки сливались вместе. Здесь мы нашли очень много рыбы. В какие-нибудь двадцать минут орочи поймали двух больших тайменей и штук пятнадцать крупных ленков.

Во время этого перехода Гобули натер себе спину котомкой. На месте загрязненной ссадины образовался большой нарыв. Пришлось больного освободить от ноши и котомку его разобрать всем помаленьку. Это было неприятно, но что же делать. Я предложил Гобули поставить на ночь согревающий компресс, но он отказался и просил Миону лечить его шаманством. Они говорили, что причиной заболевания Гобули был я, позволивший трогать муравейник.

На мой вопрос, почему же в таком случае я здоров, Миону отвечал:

— Удэхейцы постоянно живут в тайге и всего боятся, а «лоца» (русские) живут в городе и в тайгу приходят редко и ненадолго. Кроме того, у русских нет шаманства и севоны их не касаются.

По моим наблюдениям 1908, 1909, 1926 и 1927 годов и по наблюдениям проф. В. М. Савича громадные девственные леса, которые начинаются от Анюя и тянутся к юго-западу через верховья рек Пихцы, Мухеня и Немпту, занимают площадь по крайней мере в миллион гектаров. По долинам преобладают смешанные леса, состоящие из широколиственных пород, а по склонам гор произрастают могучие хвойные леса, в которых 50—70% выпадает на долю кедра.

Величественно декоративный вид имела здешняя тайга. Утренние заморозки разукрасили ее во все цвета радуги. Обыкновенная какалия сделалась темно-фиолетовой, растущая с нею в сообществе лещина маньчжурская сменила свой зеленый наряд на буро-коричневый. Наиболее ярко окрашенными оказались клен и виноград. У них можно было видеть все переходы от малинового цвета к багряному и нежно-пурпуровому. По берегам реки в изобилии рос боярышник даурский. Я узнал его по обилию крупных и полупрозрачных оранжево-красных плодов, за которыми иногда совсем не было видно листвы. Раньше других стала вянуть амурская липа. Сначала пожелтели отдельные ветви ее — наиболее слабые и чем-нибудь пораженные, а потом и вся крона. Японская береза никла тонкими длинными ветвями и осыпала на землю золотисто-желтую листву свою. Только один дуб сопротивлялся осенним холодам и ни за что не хотел сбрасывать свой летний наряд.

Здешнее подлесье состоит из самых разнообразных кустарников; оно настолько густо, что скрывает человека с головой.

Истоки Пихцы, Мухеня и Немпту ныне представляют собой самое зверовое место в крае. На песке и на сырой илистой почве около реки — всюду виднелись следы кабанов и тигров. Во многих местах земля была положительно истоптана изюбрами. Каждый день мы натыкались на медведей. Они выдавали себя ворчанием и убегали по чаще, поднимая сильный шум.

В верховья Мухеня мы попали как раз во время изюбрового рева. Ночи были ясные, холодные. Луна с небесной высоты мягким сиянием озаряла «великий лес». Олени слонялись по тайге и будили нас своими криками.

Иногда к биваку приближались и другие звери. Орочи отгоняли их стрельбой из ружей и разбрасывали по кустам головешки.

11 сентября мы дошли до впадения реки Кава в Нефикцу. Отсюда уже было возможно плавание на лодках. За неимением тополя (дерева этого совсем нет на северо-западных склонах Хорского хребта) орочи стали долбить две улимагды из кедра. Такие лодки не выдерживают длинного пути и растрескиваются; но нам нужно было только доехать до реки Немпту.

Каждый раз после полудня мы с А. И. Кардаковым ходили на экскурсию в разных направлениях. Эти прогулки давали столь обильный материал для наблюдения, что его Не всех да удавалось записать в дневники как следует.

Один раз незадолго до сумерек я взял ружье и пошел по старой зверовой тропе. Отойдя с километр от бивака, я остановился у большого ясеня, росшего на самом берегу. С левой стороны в Нефикцу впадал какой-то ручей. Здесь край долины обрывался высоким утесом, похожим на человеческую голову с прищуренным глазом, горбатым носом и косматой шапкой волос.

Кругом было жутко, тихо. Словно опасаясь чего-то, все живое притаилось и было настороже.

Каменная голова тоже как будто приоткрыла рот и вслушивалась в мертвящую тишину леса. Вдруг сильный шум в стороне заставил меня вздрогнуть и поднять ружье. Молодой изюбр, как вихрь, пронесся мимо. Я видел только голову его с ушами, но без рогов и белое пятно на заднем конце тела. Кто-то проворно стал взбираться на сопку. Через колодину, лежащую поперек реки, с фырканьем пробежал колонок. Вверху всполошились пернатые и подняли тревожную перекличку. Через минуту шум на сопке затих, но птицы долго не могли успокоиться. Очевидно, какой-то зверь, может быть тигр, напал на изюбра. Последнему удалось бежать. Он поднял большой шум в лесу и тем напугал других животных. С виду пустынная тайга полна жизни. Каждый день, каждый час здесь разыгрываются кровавые трагедии. Сжимая ружье в руках, с затаенным дыханием я сделал несколько шагов и прислушался. Лес снова погрузился в глубокое безмолвие.

Солнце снизилось к горизонту и как бы село на зубчатые вершины елей и пихт. От деревьев по земле потянулись длинные тени. Тогда я забросил винтовку на плечо и быстро пошел по тропе, чтобы добраться до бивака засветло.

14 сентября обе лодки были готовы. После полудня мы тронулись в путь.

Река Нефикца оказалась тоже заваленной колодником, который очень мешал нашему плаванию. Приходилось часто останавливаться и разбирать его, стоя по колено и по пояс в воде.

Время было позднее, а вода холодная, в особенности по утрам. Заломы встречались чуть ли не на каждом шагу. Люди сильно зябли и отогревались у костров. Орочи работали топорами; естественно, они поднимали большой шум и отгоняли зверей от реки. Тем не менее мы все же имели свежее оленье мясо, которым и питались все время, пока шли по реке Нефикце.

17 сентября мы вышли на Мухень и около устья реки Алчи нашли еще одну базу. Весьма ненастная погода опять задержала нас на одном месте. Четыре дня лил холодный дождь. Мы устроились на галечниковой отмели в палатках и все время сидели у огня. В это время года промокнуть опаснее, чем озябнуть зимой: сразу можно получить плеврит или воспаление легких. Я очень беспокоился за туземцев, моих верных спутников. Они ловили под дождем рыбу, ходили на охоту, рубили дрова. Несомненно, у них была привычка к холоду с раннего детства. Меня удивляли их выносливость и равнодушие к ненастью.

Наконец 21 сентября дождь перестал. Тучи на небе, лежавшие до сих пор неподвижной темно-серой пеленой, пришли в движение. Кое-где показались просветы. Сквозь них проглянуло синее небо и прорвался первый солнечный луч. Словно прожектором, он осветил еще мокрую от дождей землю и разнообразно-пеструю листву деревьев.

Тотчас мы уложили в лодки весь свой багаж и поплыли вниз по Мухеню. После принятия в себя реки Нефикцы он выходит на равнину и делается очень извилистым.

Характер растительности тоже очень изменился. Широколиственные леса со значительной примесью хвои остались позади. Теперь по берегам Мухеня кроме дуба, липы, березы и осины произрастала в большом количестве сибирская яблоня с таким обилием мелких плодов, что ветви под тяжестью их гнулись книзу и казались окрашенными в кроваво-красный цвет. Еще больше было черемухи обыкновенной. Ее издали можно узнать по поломанным и пригнутым к земле медведями веткам. Большей частью она уже осыпала свои плоды, потерявшие аромат и вкус. Здесь также в изобилии росла калина, украшенная гроздьями красной ягоды. Незатененные южные склоны гор были покрыты леспедецей двуцветной. Этот кустарник является любимым кормом изюбров. Мелкие листочки его обладают способностью задерживать на себе крупные капли росы. Достаточно утром походить среди леспедецы несколько минут, чтобы вымокнуть, как будто пришлось перейти вброд глубокую речку.

Надо было торопиться, чтобы наверстать потерянное из-за дождей время. Поэтому мы решили плыть весь день и всю ночь.

Уже по тому, как окрасилось небо, когда солнце скрылось за лесом, и по общему состоянию атмосферы видно было, что ночь будет морозная. Часов в шесть вечера мы переобулись и надели на себя все, что только было можно: одеяла, комарники и порожние мешки. Странный вид мы имели теперь, завернутые в грязные полотнища палаток и обмотанные веревками, чтобы они не сползали с плеч.

Когда на западе багровая заря погасла совсем, казалось, будто на землю спустилось холодное дыхание смерти, которое должно было погубить последние остатки цветковой растительности. Прибрежные деревья, склонившиеся сводом над рекой, образовали как бы туннель, наполненный черной и неподвижной, как смола, водой.

Одна лодка отстала немного, а мы пошли вперед с намерением поохотиться на изюбров, которые должны были еще отзываться на зов берестяного рожка. Мы плыли по течению и не разговаривали между собой. Темные силуэты деревьев, черная вода и такие же черные берега — все утонуло во мраке ночи, и нельзя было разобрать, двигается лодка или стоит на месте. От холода я вздрагивал и, очнувшись, видел отражение звездного неба в воде. Один раз мы спугнули медведя. Он рявкнул и бросился в чащу. Я дремал, зяб, просыпался, старался поплотнее закутаться в палатку, опять дремал и никак не мог согреться. Перед рассветом мы пристали к песчаной косе, развели большой огонь, около которого погрелись немного и напились горячей воды.