Нодар Думбадзе - Я, Бабушка, Илико и Илларион

• Название: Я, Бабушка, Илико и Илларион
• Автор: Нодар Думбадзе
• Жанр: Классическая проза

Романы «Я, бабушка, Илико и Илларион» и «Я вижу солнце» во многом автобиографичны.

Действие происходит в деревнях, где в годы Отечественной войны из мужчин остались лишь старики. Живущий с бабушкой осиротевший мальчик Зурико растет под присмотром стариков-соседей. Оба они — острые на язык, любящие подшутить или даже разыграть друг друга, преисполнены доброты, жизненной мудрости и всегда готовы прийти на помощь бедствующим.

---

— А что говорит Гитлер?

— Гм, Гитлер… Гитлер уже дважды объявлял по радио о взятии Сталинграда, да разве Японию проведешь? Это такая хитрая бестия… Нет, плохи их дела!..

— Дай бог!.. Налей, Зурикела!

Мы поднимаем стаканы и пьем за победу, за тех, кто на фронте, за мир.

— А я стихи вчера написал! — вдруг выпалил я. — А ну, прочти!

Илларион от неожиданности выронил кусок ветчины. Я нерешительно взглянул на Илико. Илико поперхнулся вином и посинел, как петушиный желудочек. — Валяй, валяй, теперь уже все равно! — сказал он.

— Что ты сказал? — спросил, отдышавшись, Илико.

Илико и Илларион переглянулись.

— Ну-ка, прочитай, пожалуйста! Я достал из кармана лист бумаги, встал, выпрямился, протянул вперед левую руку и как можно громче начал:

Враг коварный, враг проклятый, Он на нас ползет войной! Не бывать ему с победой, — Мы дадим смертельный бой!

Герои наши не дремлют… Гремят наши пушки и танки, А если потребует Родина, Я смело пойду в атаку! закончил я и с трепетом стал ждать приговора.

— Мда-а-а… Написано довольно того… громко! сказал Илларион после получасовой паузы.

— Это еще ничего, можно прочесть и тише… Но что с ним теперь будете — ответил Илико, с сожалением глядя на меня.

— Скажи-ка, давно тебя тянет к стихам? — спросил меня Илларион.

— Уже месяц! — сказал я.

— Где же ты был до сих пор, несчастный, вовремя не мог сказать, что ли? А теперь что делать будем? Бабушку твою бедную жалко мне, а я-то раньше знал, что в один прекрасный день ты все равно а цепи сорвешься! — сказал Илико и махнул рукой.

— Ну и как, легко они даются тебе?

— Ничего… За день сочиняю восемь-девять таких стихов! Бумаги нет, а то больше написал бы!

— Мало! — сказал Илико.

— Бабушка знает про твое стихоплетство? — спросил Илларион. Неожиданный вопрос застал меня врасплох.

— Нет.

— Ну так и не говори ей. Хватит старушке и другого горя… У тебя есть еще стихи?

— Есть. О любви…

— А ну, прочти!

Я нерешительно взглянул на Илико.

— Валяй, валяй, теперь уже все равно! — сказал он,

Я достал из кармана второй лист бумаги и начал потише:

Ночь, Луна плывет но небу, Снег и ветер, час ненастья. Я люблю гулять средь ночи, Слезы лью я, слезы счастья. Не могу сомкнуть я очи, Ошалел совсем я, братья!

Молчание длилось добрых пять минут. Илико и Илларион смущенно переглянулись.

— Что ты скажешь? — спросил наконец Илларион.

— Последняя строчка хорошо написана, с чувством…

— Но он говорил, что стихи — про любовь. Почему же о любви нет ни слова?

— Стесняется парень!

— Это же стихи, Илларион! В стихах всего не скажешь! — попытался разъяснить я.

— Во-первых, это такие же стихи, как я шах персидский! А во-вторых, если стихи про любовь, нужно хоть упомянуть про эту любовь.

— А ну тебя! Человеку не спится, он бродит по ночам и с ума сходит: что это, по-твоему, если не любовь?! — разозлился я.

— Ну, знаешь, дорогой мой. Илико всю свою жизнь был сумасшедшим, и бродит он больше ночью, чем днем, так он тоже влюблен? Как ты думаешь? — сказал Илларион.

— Эй ты, старик, языку волю не давай! — вскочил Илико. Мальчишка нацарапал какую-то чушь, при чем тут я! Спрячь сейчас же свою мазню, негодяй! — набросился он на меня.

— Погодите, сперва разберем стихи! — остановил его Илларион. Вот у тебя сказано: луна по небу плывет, и тут же — снег, буран. Как же это? А? Неожиданный вопрос застал меня врасплох.

— И еще. Вот ты говоришь: бессонница у тебя, ветер, снег, ненастье, мир рушится. Чему же ты радуешься? От какого такого счастья у тебя слезы льются, болван?! — Да что вы в стихах понимаете, из ума вы оба выжили! — обиделся я. Илико разлил вино. Илларион поднял стакан, привлек меня к себе и сказал ласково: — Другая у тебя, дорогой мой, беда… Знаю я, отчего люди становятся поэтами… Когда я был мальчишкой, вроде тебя, я тоже сочинял стихи. Помнишь, Илико?

Без нее я жить не буду! Застрелюсь я! Где патроны, Огонь любви меня сжигает, Свет не мил мне без Матрены!

Илико утвердительно кивнул головой и захихикал,

— Тогда я и тебя принял за сумасшедшего, но потом все прошло… Так и с ним будет!

— Вот так-то, сынок… А стихи ты пиши! За это людей не наказывают… Твоей девчонке, если она такая же дура, вроде тебя, может, и понравится. А не понравятся — не горюй. Эта маленькая пташка — любовь — только что снесла яичко в твоем сердце. Пройдет время — вылупятся птенчики, оперятся, полетят. А потом — айда… Будешь бродить по свету влюбленный… За твою любовь, мой мальчик! Я стоял смущенный, с опущенной головой и молча слушал Иллариона… И мне казалось, что он бережно держал на ладони мое сердце и читал все, что там было написано.

ПЕРВАЯ ЛЮВОВЬ

— Чигогидзе!

— Здесь!

— Каландадзе!

— Я здесь!

— Сихарулидзе!

— Сихарулидзе заболел! Чкония, Центерадзе, Бурчуладзе, Коридзе, Нинидзе и Глонти пошли провожать его.

— Пошли бы уж всем классом… — сказал сердобольный учитель. Вашаломидзе! Вашаломидзе!! Ваша-ло-ми-дзе!!! — надрывался учитель и стучал по столу кулаком.

— Здесь я, уважаемый учитель!

— Будешь ты здесь или не будешь, все равно от этого мало пользы!

— «Быть или не быть, вот в чем вопрос!» — патетически изрек Ромули.

— Ромули Каландадзе, изволь выйти из класса!

— Холодно, учитель!

— Бери свою долю дров и убирайся! — поддержал я учителя. Ромули вышел, бросив на меня испепеляюший взгляд. А над моей головой разразилась страшная гроза.

— Вашаломидзе, что было задано на сегодня?

— Применение соды…

— Ну, пожалуй-ка отвечать!

Я удрученно поплелся к доске.

— Слушаю вас!

— Существует несколько способов применения соды, — начал я. Илико Чигогидзе, к примеру, насыпает соду на кончик языка и глотает прямо без воды; Илларион Шеварднадзе чайную ложку соды растворяет в стакане теплой воды, а моя бабушка…

— Вашаломидзе, убирайся вон!.. Кто живет с ним по соседству?

— Я! — встала Мери Сихарулидзе.

— После уроков отнесешь записку его бабушке…

А ты чего стал! Вон из класса!

— Я-то уйду, но кто же в классе останется?

— Выходи… — прошептал учитель, поглядывая на чернильницу.

Я поспешно удалился. Вряд ли мог так сильно обрадоваться Колумб при виде земли, как обрадовался Ромули моему появлению.

— Вытурили?

— По твоей милости!

— Вот еще! Я-то при чем? Сидишь на уроке как пень… Думаешь, я не знаю, что ты влюблен?

— В кого, дурак?

— В Мери!

— Скажешь еще раз — получишь по морде!

— А я при чем? Весь класс об этом говорит.

— Да ты обалдел! Какое время нам любить?

— Подумаешь! Бабушка моя вышла замуж в четырнадцать лет!

— Ну и что ты хочешь7

— Я ничего. Если ты хочешь, скажу ей…

— Если бы любил, сам бы сказал…

— Как же, скажешь! В любви объясниться — это тебе не урок отвечать! Здесь без письма не обойтись!

— А ты писал когда-нибудь такие письма?

— 0гo! Еще сколько!

Я испытующе взглянул на Ромули — не хитрил ли он? Но глаза Ромули светились неподдельной искренностью. Я поверил ему.

— Ромули, ты для меня все равно что родной брат… Ну, что скрывать… Помоги мне! Люблю ее, понимаешь?! Ромули даже заржал от восторга. Он крепко обнял меня, приподнял, потом опустил на землю и заявил:

— Все в порядке! Остальное — за мной!

Свободного времени у нас было хоть отбавляй. Мы забрались в пустую классную комнату. Я уселся за стол, Ромули, заложив руки за спину, зашагал взад и вперед.

— Начнем… «Моя ненаглядная, дорогая, несравненная! Любовь — это величайшее чувство. От любви человек немеет, глохнет, слепнет, теряет рассудок…»

— Неправда! — возразил я.

— Знаю, но так нужно… Продолжай: «С тех пор как я впервые увидел тебя, я познал абсолютную истину красоты. Я понял смысл своего бытия, я воспринял тебя как апофеоз духовной красоты и эстетического наслаждения…»

— Ромули, откуда ты берешь такие слова? — спросил я, потрясенный.

— Один студент из Тбилиси прислал моей сестре письмо. Он влюблен в нее.

— И что же, она собирается выйти за него замужем

— Собиралась. Но потом один наш знакомый из Тбилиси сообщил, что тот студент сошел с ума… Продолжай: «Нет смысла скрывать, я люблю тебя больше жизни. Будь моим духовным другом, молю тебя Меня лишили покоя твои глаза, ресницы, твой взгляд, твои жемчужные зубы, коралловые губы, агатовые волосы, пальцы, руки — вся ты. С тобой навеки, или смерть мне! На этом кончаю. До свидания!..»

— Ну как7 — спросил Ромули и подбоченился.