Рауль Мир-Хайдаров - Масть пиковая

• Название: Масть пиковая
• Автор: Рауль Мир-Хайдаров
• Издательство: ОАО ПИК Идел-Пресс
• Жанр: Детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-85247-028-7

Социально-политический детектив о верхних этажах власти – для широкого круга читателей. Автор, бывший инженер-строитель, литературный «исследователь мафии». Его романы – о сращивании верхних эшелонов власти с криминалом, о продажности чиновников самого высокого ранга, вплоть до кремлевских. «Масть пиковая» – третья книга авторской серии «Черная знать», предыдущие – «Пешие прогулки» и «Двойник китайского императора». Последний роман – «Судить буду я...»

---

С первой минуты встречи Парсегян просил Камалова не­медленно перевести его в другое место и чтобы местонахожде­ние держалось в тайне от Сухроба Ахмедовича Акрамходжаева, заведующего Отделом административных органов ЦК, кото­рый, по словам Беспалого, при первой возможности постара­ется отправить его снова на тот свет. Арестованный настолько был возбужден, испуган и нес такие невероятные вещи, что прокурор уже собирался вызвать психиатра, но Парсегян, словно прочитав его мысли, сказал:

– Вы, наверное, думаете, я сумасшедший и возвожу на­праслину на уважаемых людей, но вы должны мне поверить, вчера в первой половине дня он был здесь, уговаривал меня де­ржать язык за зубами и, прощаясь, оставил две сигареты «Кент». Хорошо зная Сенатора, у него в уголовном мире такая кликуха, я подумал, что он мог отравить их, и поэтому от стра­ха отдал курево соседу, и он уже мертв.

Вот тут-то прокурор Камалов окончательно уверился, что говорит с сумасшедшим, потому что о смерти сокамерника Парсегяна никто ему не докладывал, но Беспалый отчаянно просил проверить его утверждения. Чтобы прекратить беспо­лезный разговор, прокурор выглянул в коридор и попросил де­журного офицера проверить сказанное Парсегяном.

Через две минуты офицер без стука влетел в комнату и ис­пуганно доложил, что Снегирев, 1960 года рождения, задер­жанный за вооруженный разбой, мертв.

С этой минуты у них начался другой разговор, и длился он больше двух часов.

Наконец-то выяснилось, почему умирающий охранник из Прокуратуры республики настойчиво твердил: «Сухроб… Сухроб». Понял Камалов, откуда начался стремительный взлет районного прокурора и почему тот был огорчен арестом хана Акмаля.

Того, что рассказал арестованный, по кличке Беспалый, хватило, чтобы взять под стражу заведующего Отделом адми­нистративных органов ЦК, но Парсегян встречался с ним лишь эпизодически, и в жизни Сенатора оставалось еще много белых пятен. Например, Беспалый ничего не мог сказать о прослушивании телефонов в Прокуратуре республики и о смерти молодого турка по имени Айдын, читающего по губам.

Но, несомненно, Парсегян стал бесценным свидетелем против такого изощренного и коварного противника, каким оказался Акрамходжаев. Прокурор даже отметил про себя, что он, наверное, будет самым опасным оборотнем, попавшим ему в капкан. Понятным оказался и страх Парсегяна, конечно, человек из ЦК приложит все усилия, чтобы убрать единственно­го свидетеля своей тайной жизни. Оставлять здесь Беспалого было рискованно, и прокурор, связавшись с генералом Саматовым, перевез задержанного в следственный изолятор КГБ.

Как бы ни испугался Парсегян, он ни слова не сказал о Салиме Хасановиче из Верховного суда, приберег его на всякий случай. Если арестуют Сенатора, как предполагал Беспалый, Салим поймет, что он его не сдал. Ход был дальний, но вер­ный. Сенатор за убийство во дворе Прокуратуры получит вы­шку, а он за ограбление от силы десятку, вот тогда Салим и сгодится.

Вернувшись к себе в Прокуратуру, Хуршид Азизович по­жалел об одном, что встреча с Парсегяном ничего не проясни­ла с анонимным письмом, а он на это очень рассчитывал и по ходу беседы пытался узнать кое-что, но оказалось, что Парсе­гян среди деловых людей был мелкой сошкой и ценился преж­де всего за свое уголовное прошлое. А письмо не шло у него из головы.

Для Камалова сразу стало ясным, что писал его русский человек, и немолодой уже, ибо слова «отечество», «держава» в таком контексте, как они подавались в письме, живут чаще всего в русской душе, в этом его не переубедил бы никто, не зря же он сорок шесть лет прожил в Москве, в России. Не со­мневался он и в правдивости информации, две выборочные проверки, что сделал он тут же, подтверждали искренность ав­тора. Смущало одно обстоятельство, что крылось за пись­мом, – искренняя боль за отечество, державу, или возмож­ность руками государственного аппарата устранить своих кон­курентов?

Если первое, то следовало попытаться найти этого челове­ка, его знаниям, жизненному опыту, связям не было цены, он один стоил многих людей, занятых в органах правопорядка, впрочем, многие и не могли знать тайн экономической дивер­сии против страны, такими знаниями обладают единицы, они и определяют финансовую стратегию. Конечно, автор аноним­ного послания и был одним из стратегов делового мира и от­того знал многое из настоящего и даже будущего. Вот если бы знать истинные мотивы его поступка?

Но даже если автор письма и ставил перед собой иную за­дачу, все равно анонимному посланию, как и неожиданному свидетелю Парсегяну, цены не было. Благодаря этой инфор­мации Камалов не только устранял попытки экономической диверсии, но давал знать преступному миру, что он в курсе дел, Прокуратура владеет ситуацией и что время безнаказан­ного грабежа страны кончилось. Но кроме сиюминутной вы­годы имелась и другая сторона, долгосрочная, что ли, из-за этой дерзкой анонимки он несколько по-иному глянул на ра­боту Прокуратуры и правовых органов и убедился лишний раз, что они по-прежнему тащатся в хвосте событий, уступая право первого удара преступному миру, ни о каком упрежде­нии противозаконных акций не было и речи. Оттого, получив пакет, он лично сам снял копию на ксероксе и тут же перепра­вил письмо в Москву не только потому, что там указывались конкретные адреса в столице, а прежде всего чтобы показать изощренность и размах противозаконных финансовых опера­ций, а отсюда хотел навести Прокуратуру на мысль, что сегод­няшние методы борьбы с экономической преступностью не имеют ни малейших шансов на успех.

Как утверждал анонимный автор, экономические интере­сы страны ныне нужно защищать как государственные тайны и секреты, иначе усилия любого правительства, пытающегося вывести государство из кризиса, окажутся напрасными. Камалов считал, что сегодня позарез нужны эксперты высокого класса, знающие банковское дело, нужны эксперты по эконо­мике, по финансам, причем специалисты должны быть и яв­ные, и тайные, иначе победа и в скором времени навсегда бу­дет за мафией. Уж ее-то эксперты ошибочных рецептов не да­ют, они мобильны, высокооплачиваемы, и их решения мо­ментально, без проволочек проводятся в жизнь. Держать под контролем квалифицированных специалистов, работу банков и финансовых учреждений – значит упреждать события, а не собирать в лучшем случае по крохам уплывшие на сторону на­родные деньги.

Ознакомившись с организационной преступностью в крае, Камалов как специалист понял, что в борьбе с уголовным элементом традиционные методы уже малоэффективны, ибо хорошо изучены противником. И тут следовало действовать по-новому, внедрять в криминогенную среду своих талантли­вых Штирлицев, без знания проблемы изнутри победа над преступным миром невозможна. А в том, что воровской мир давно уже решил эту проблему, подтверждал лишний раз при­мер Сенатора, по словам Парсегяна, тот даже мечтал возгла­вить руководство республики.

Сейчас, пока Камалов ждал телефонного звонка Уткура Рашидовича, начальника отдела по борьбе с организованной преступностью, в следственном изоляторе КГБ следователи Прокуратуры старались закрепить показания важного свиде­теля. Камалов понимал, Сенатора нужно арестовать как можно скорее, пока он не узнал, что Беспалый остался жив и надежно упрятан. Но арестовать заведующего Отделом административ­ных органов ЦК так же трудно, как и хана Акмаля, по сложив­шейся традиции следовало поставить в известность руководи­телей республики, и вряд ли кто гарантировал бы в таком слу­чае, что разговор не станет известным ему. Камалову не хоте­лось упускать Сенатора, человек, имевший тесные контакты с уголовным миром, представлял угрозу и на нелегальном поло­жении.

А обстановка в республике складывалась не в пользу пере­стройки, он-то хорошо знал, как неспокойно по всей Ферган­ской долине, то тут, то там вывесят зеленое знамя ислама, то появятся вдруг во множестве листовки: «Узбекистан – узбе­кам!», «Русские, убирайтесь в Россию!» А иным должностным лицам приходили письма с угрозами, и обо всем этом знали и в Прокуратуре, и в ЦК.

Шел четвертый год перестройки, а обещанных благ, повы­шения жизненного уровня не ощущалось и в обозримом буду­щем не предвиделось. Пропали товары первой необходимости, резко выросли цены на продукты питания, ударившие прежде всего по многодетным дехканским семьям. За хлопок платили гроши, и по-прежнему он оставался монокультурой, обрекал на голодное существование богатый край. Как тут не зреть не­довольству. И такие люди, как Сенатор, чтобы спасти свою шкуру, отвлечь от себя внимание, могли поднести спичку к пороховой бочке народного гнева.

Прокурор знал, что хан Акмаль в Москве умело затягивал следствие, пытался торговаться за жизнь и до сих пор не выдал своих богатств, а если между ним и Сенатором был какой-то сговор, не оставил ли он его своим преемником в крае, и не у него ли хранятся астрономические суммы, награбленные у простых дехкан? Вот такой неожиданный виток мыслей закру­тился вдруг у прокурора Камалова. И в это время у него раз­дался звонок, докладывал Уткур Рашидович.