Кэтти Райх - Уже мертва

• Название: Уже мертва
• Автор: Кэтти Райх
• Жанр: Маньяки
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-038535-8, 5-9713-3244-9, 5-9762-0485-6, 985-13-8865-3

Серийный убийца на городских улицах...

Монстр в человеческом обличье, не просто лишающий жизни молодых женщин, но – изощренно уродующий тела своих жертв...

Патологоанатом доктор Бреннан не сомневается: эти преступления связаны между собой. Но как убедить в этом полицию?

Только сыграть партию "соло" – провести собственное расследование. Пусть даже это поставит под угрозу ее жизнь...

---

– Можете позвонить мне примерно через час, мсье Клодель, – проговорил Бержерон.

Детектив замер на месте, шевельнул губами, собравшись что-то сказать, потом передумал, вытянул их в тонкую напряженную линию, одернул рукава и вышел. Я едва сдержала улыбку. Бержерон не собирался позволять следователю заглядывать во время работы через плечо, и Клодель только что понял это.

Бержерон повернул ко мне свое худое лицо:

– Войдете?

– Конечно, – ответила я. – Кофе приготовить?

Приехав на работу, я еще не выпила ни чашки кофе. Мы часто по очереди варили его друг для друга в небольшой кухоньке в противоположном крыле.

– Да, пожалуйста.

Бержерон достал кружку и протянул ее мне. Я сходила за своей чашкой и зашагала по коридору к кухне. Получить приглашение от Бержерона было приятно. Мы часто работали вместе над тем или иным делом, изучая разложившиеся, сгоревшие, мумифицированные или превратившиеся в скелет останки людей – то есть такие останки, для которых не годятся обычные методы обследования. Мне нравилось сотрудничать с этим человеком. Ему со мной, по-моему, тоже.

Когда я вернулась, Бержерон уже разглядывал снимки – две стопки темных квадратиков с изображением отдельных участков челюсти. Зубы выделялись на их общем черном фоне светлыми пятнами: коронки, корни и пульпа окрашены в разные серо-белые тона. Я вспомнила, как безупречно выглядели эти зубы, когда я осматривала их там, в лесу. На снимках, обработанные и подготовленные к обследованию, они смотрелись совсем по-другому.

В правой стопке лежали снимки, сделанные до смерти, в левой – после. Бержерон своими длинными тонкими пальцами принялся ощупывать каждый из квадратов, ища небольшую выпуклость, и раскладывать их лицевой стороной вверх. Вскоре все посмертные и предсмертные снимки лежали на столе справа и слева в одинаковом порядке.

Марк приступил к сравнению. Количество зубов совпадало. Все линии и изгибы на снимках слева точно повторяли линии правых снимков. Но главным, что бросалось в глаза, были ярко-белые пятна, обозначавшие пломбы – они присутствовали в одних и тех же местах и на тех, и на других карточках.

Тщательнейшим образом рассмотрев снимки, Бержерон выбрал один из них из правого ряда, положил на соответствующий из левого и показал мне. Очертания коренных зубов, изображенных на рентгенограммах, сошлись идеально. Бержерон повернулся ко мне.

– C'est positif, – сказал он, выпрямляя спину. – Пока, конечно, неофициально – я должен разобраться еще и с письменными материалами.

Предстояла утомительная возня с записями, несмотря на то что сравнение снимков всегда гораздо более информативно. Но сомнений в том, что картина не изменится, у Бержерона уже не было. Он протянул руку и взял кружку с кофе.

Как хорошо, что не я буду беседовать с родителями этой Изабеллы Ганьон. С мужем. С любовником. Или с сыном. Мне доводилось присутствовать при подобных объяснениях, и я знаю, какими становятся лица близких умершего. В их глазах мольба. Они заклинают тебя сказать, что допущена какая-то ошибка. Что происходящее – всего лишь кошмарный сон. Что ты что-то перепутал. Потом наступает осознание. В считанные доли секунды мир для них меняется навсегда.

– Спасибо, что сделал это сразу, Марк, – сказала я. – И за предварительное заключение спасибо.

– Хотелось бы, чтобы все побыстрее распуталось.

Он сделал глоток кофе, скорчил гримасу и покачал головой.

– Если желаешь, с Клоделем можешь общаться через меня, – предложила я, старательно пытаясь говорить бесстрастно.

По-видимому, у меня ничего не получилось. Бержерон понимающе заулыбался:

– Не сомневаюсь, что ты сумеешь укротить мсье Клоделя.

– Верно, – сказала я. – Вот в чем он нуждается. В укрощении.

Направляясь к себе, я слышала, как Марк смеется.

* * *

Моя бабушка постоянно твердила, что в каждом человеке есть что-то хорошее.

– Присмотрись повнимательнее, – мягко говорила она, – тогда и разглядишь это хорошее. У всех свои достоинства.

Бабуля никогда не общалась с Клоделем.

Его достоинство заключалось разве что в быстроте. Через пятнадцать минут детектив уже был тут как тут.

Я слышала сквозь закрытую дверь их разговор с Бержероном. Голос Клоделя звучал приглушенно, это означало, что он сильно раздражен. Ему хотелось узнать мнение Бержерона о снимках от него самого, а не от меня, но Бержерону не было дела до его желаний.

Некоторое время спустя Клодель появился в моем офисе. Ни он, ни я не произнесли ни единого приветственного слова.

– Наши предположения подтвердились, – проговорила я. – Это Ганьон.

Клодель нахмурился, но глаза его заблестели оживленно. Теперь он мог приступать к следствию.

Интересно, есть в его душе хоть капля жалости к умершей? – подумала я. Или вся эта история видится ему только как очередная возможность потренироваться? Всех перехитрить, найти злодея.

Я не раз слышала, как над изуродованным телом добродушно подшучивают, дают ему смешные характеристики. Наверное, посредством черного юмора кто-то мирится с чудовищностью убийства, ограждает себя от ужасающей жестокости нашей действительности или маскирует свои истинные чувства. Но есть и такая группа людей, в ком причина легкого восприятия насильственной смерти рождена чем-то иным. Во мне возникло подозрение, что Клодель относится именно к таким.

В течение нескольких секунд я пристально наблюдала за его лицом. Где-то в дальнем конце коридора зазвонил телефон.

Я питала к этому человеку чистой воды неприязнь, но не могла не принимать во внимание тот факт, что его мнение обо мне для меня важно. Я хотела ему нравиться, хотела, чтобы он меня принимал, соглашался со мной.

Я хотела, чтобы они все меня приняли, все члены клуба. В моем воображении возник образ доктора Ленц, читающей мне лекцию.

– Темпе, – прозвучал у меня в голове ее голос, – ты дочь алкоголика. Ты ищешь внимания, в котором он тебе отказывал. Ты желаешь получить папино одобрение, вот и стараешься угодить всем и каждому.

Она помогла мне распознать в себе проблему, но помочь отделаться от нее не смогла. Пришлось справляться самостоятельно. В итоге теперь некоторые даже находят меня безразличной. Но Клоделю я таковой явно не казалась. Так или иначе, вступать с ним в открытое противоборство мне не хотелось.

Я сделала глубокий вдох и заговорила, тщательно подбирая слова:

– Мсье Клодель, а вам не кажется, что убийство Изабеллы Ганьон каким-то образом связано с другими преступлениями, совершенными за последние два года?

Лицо детектива напряглось, губы сделались невероятно узкими, почти невидимыми, а шея покраснела. Постепенно эта краснота распространилась на все его лицо.

– О чем вы? – ледяным тоном поинтересовался он.

– Например, о деле Шанталь Тротье, – ответила я. – Ее убили в октябре девяносто третьего. Нашли расчлененной, обезглавленной, выпотрошенной. – Я посмотрела ему прямо в глаза. – Ее останки лежали в полиэтиленовых мусорных пакетах.

Клодель поднял руки ко рту, переплел пальцы и прижал их к губам. Идеально подобранные золотые запонки в рукавах изысканной рубашки, соприкоснувшись, приглушенно брякнули.

– Миссис Бреннан, – произнес он, делая ударение на английскую форму обращения и глядя мне прямо в глаза, – может, будет лучше, если вы не станете выходить за рамки своей работы? Если бы между этими двумя преступлениями существовала какая-то связь, мы тут же ее распознали бы. Но никакой связи нет.

Игнорируя его унизительные слова, я продолжила:

– Обе женщины были убиты в течение года. На телах обеих следы...

Дамба его завидного терпения, так тщательно сооруженная, неожиданно прорвалась, и на меня стремительным потоком обрушился гнев.

– Merde! – взорвался Клодель. – Да вы хоть знае...

Последнее слово повисло в воздухе. Ему удалось вовремя взять себя в руки.

– Вы всегда настолько остро реагируете на происходящие с вами события? Подумайте над моими словами! – выпалила я.

Когда, проводив Клоделя, я закрывала дверь, меня трясло от негодования.

4

Я надеялась, что, размякнув в парилке, окончательно приду в норму, как брокколи после размораживания. Я очень на это рассчитывала. Большие надежды я возлагала и на проделанные на беговой дорожке три мили, и на один подход на "Наутилусе". Однако спортзал, как и многое другое в этот день, не оправдал и десятой части моих ожиданий. После тренировки я, конечно, немного успокоилась, но нервы мои все еще пребывали во взвинченном состоянии.

Я знала, что Клодель – настоящий придурок. Да, именно так я называла его мысленно. Придурок. Козел. Идиот. Больше всего мне нравилось называть его двусложными словами. Это я ясно сознавала, а больше не понимала в этом человеке ничего. Некоторое время мой мозг был занят им, потом медленно переключился на убийства. Изабелла Ганьон. Шанталь Тротье. Я повторяла эти имена вновь и вновь, будто вилкой катала по тарелке две фасолины.