Евгений Савицкий - Полвека с небом

• Название: Полвека с небом
• Автор: Евгений Савицкий
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 1988

Пожалуй, не сыщется такого отечественного истребителя, на котором бы в свое время не летал автор этих воспоминаний. Вся жизнь дважды Героя Советского Союза маршала авиации Е. Я. Савицкого неразрывно связана с развитием и совершенствованием Военно-воздушных сил нашего государства. Бывший беспризорник, а затем рабочий цементного завода в Новороссийске, Е. Я. Савицкий в 28 лет становится командиром дивизии, а в 32 года — командиром корпуса. 3-й истребительный авиационный корпус Резерва Верховного Главнокомандования, которым в годы Великой Отечественной войны он командовал, участвовал в сражениях в небе Кубани, Крыма, Белоруссии, Берлина. В послевоенные годы маршал Е. Я. Савицкий занимал должность заместителя главкома Войск ПВО страны. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

И все же, забегая вперед, берусь утверждать, что летчики корпуса с честью справлялись с подобного рода заданиями. Кавалерийские части, с которыми нам приходилось взаимодействовать не только на Украине, но и позже, в Крыму, а затем в Белоруссии, если и несли временами потери от налетов вражеской авиации, то относительно небольшие. Прикрывать их с воздуха наши летчики научились вполне надежно.

После прорыва рубежа на реке Молочная конно-механизированная группа, в состав которой входили 4-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Н. Я. Кириченко и 4-й гвардейский мехкорпус генерала Т. И. Танасчишина, ушла в тыл противника — голые, выжженные солнцем степи, где не только редкие по здешним местам перелески, но даже сады немцы вырубили под корень. Укрыться при всем желании негде. В связи с этим и кавалерия, и танки действовали рассредоточенно, нанося быстрые, внезапные удары по противнику, чаще всего под прикрытием темноты. А в светлое время суток истребители корпуса брали их под свою защиту. Прикрытие осуществлялось комбинированно. В ход шли все способы. Надежно действовала отработанная на Кубани «этажерка», верхний ярус которой мы поднимали порой до 6000 метров, где истребители барражировали на экономичной с точки зрения расхода горючего скорости и могли за счет высоты обнаружить приближавшегося противника еще издали. Применялась свободная охота, когда вражеские самолеты перехватывались на дальних подступах. Блокировали или штурмовали аэродромы…

И все же полностью оградить кавалерию от налетов вражеской авиации не удавалось. Потерь от налетов с воздуха у кавалеристов было немного, но свести их на нет наша истребительная авиация, понятно, не могла. И случись же такое! Группа «юнкерсов» прорвалась в район действия одной из кавалерийских частей, которую прикрывал полк Николаенкова в тот самый час, когда в полку присутствовало высокое начальство. Николаенков, спеша прийти на помощь конникам, допустил второпях ошибку: поднял группу истребителей и отдал по радио приказ атаковать с ходу, когда у «яков» не было еще ни высоты, ни скорости. «Мессершмитты» прикрытия воспользовались этой оплошностью и сбили два наших истребителя.

На другой день по распоряжению начальства в полк приехали два следователя из военного трибунала. Приговор оказался жестким: командиру полка за неграмотное руководство воздушным боем — двенадцать лет лишения свободы; ведущему группы — восемь лет «за проявленную трусость». Наказание надлежало отбывать после окончания войны, а пока оба летчика переводились в штрафные роты.

Дивизией, в состав которой входил полк Николаенкова, в то время командовал полковник Корягин. Он еще в период кубанских боев сменил прежде занимавшего эту должность полковника Коробкова. А немного позже произошла замена и в другой дивизии корпуса: комдивом там вместо Лисина стал Орлов. Но и Корягин и Орлов, воевавшие в корпусе с первых дней его формирования, хорошо знали своих людей, и тот и другой готовы были за них, как говорится, в огонь и в воду. Корягин, короче, с приговором не смирился.

— Комэск Федоров — трус! Комполка Николаенков — партач, не разбирающийся в летном деле! Да что они знают о наших людях, эти следователи?! — громогласно возмущался комдив. — А видели они, как тот же Федоров недавно шестеркой против сорока «юнкерсов» дрался?! Как «мессер» из прикрытия срезал?! Как пять фашистских бомберов его группа в тот раз угробила?! Да и Николаенков тоже. И боец отважный, и командир опытный. Ну, погорячился, ну, поспешил… С кем не бывает. А тут — сразу в штрафбат! А летать, фрицев бить кто будет?! Эти следователи, что ли?!

Я отлично понимал, что Корягин ждет от меня вмешательства. Впрочем, я и сам считал, что с Николаенковым и Федоровым обошлись незаслуженно круто. Да и позиция комдива мне импонировала: если не командир, так кто же тогда будет защищать своих подчиненных?! Да, Николаенков допустил ошибку, рассуждал я. Но ошибку совершили и следователи. Их выводы скоропалительны и основаны лишь на формальной стороне дела, без учета личности тех, кого они столь поспешно решили осудить. Корягина необходимо поддержать.

Но следователей переубеждать было уже поздно: приговор вынесен. И я отправился к командарму Хрюкину. Вместе с ним нам в конце концов удалось добиться, чтобы осужденных летчиков оставили в корпусе, предоставив им возможность в боях искупить свою вину. Надо сказать, что оба они достойно сражались и били врага в воздухе до последнего дня войны. А после войны необходимость в исполнении приговора отпала сама собой: и Николаенков, и Федоров многократно доказали свою преданность Родине, проявив при ее защите от фашистских захватчиков и личное мужество в боях, и высокое летное мастерство…

А боевые действия между тем продолжались. И с Федоровым вскоре мне довелось участвовать в одном из боевых вылетов, весьма характерных для боевой работы тех дней.

Однажды летчики А. Т. Тищенко и И. В. Федоров обнаружили сразу два вражеских аэродрома, на которых скопилось множество техники. О своем решении штурмовать их я доложил Хрюкину.

— Добро! — согласился он. — Но пусть обе группы ведут на штурмовку наиболее опытные летчики. Противовоздушная оборона там наверняка мощная.

Командарм оказался прав. Едва я вывел группу на аэродром, немцы открыли сильнейший заградительный огонь из зениток. Пары «яков» одна за другой пикировали на летное поле, сбрасывая бомбы и поливая его из пушек. На аэродроме возникли пожары. Вражеские самолеты горели и на стоянках, и на взлетной полосе…

Внезапно в воздухе появились откуда-то «мессершмитты». Моя четверка прикрытия тут же связала их боем, чтобы не дать немцам помешать продолжавшей штурмовку ударной группе. Часть «эрликонов» к тому моменту уже была подавлена, а остальные прекратили огонь, опасаясь попасть в своих. Воздушная схватка оказалась недолгой. Немцы, потеряв две машины, видимо, решили, что с них достаточно, и вышли из боя.

Нам тоже было пора. Ударная группа успела выполнить свою задачу, и я отдал приказ возвращаться домой.

Когда мы взяли курс к себе на аэродром, кто-то из летчиков заметил дыру на плоскости моего «яка», — атакуя «мессера», я проскочил вперед и попал под стволы его ведомого. Повреждения, как мне показалось, были незначительными, и я продолжал вести бой до конца.

— У «Дракона» пробито крыло и отбит элерон! — услышал я теперь в наушниках шлемофона. И тут же голос Тищенко:

— «Дракон»! Держаться можете?

— Все в порядке. До аэродрома дотяну, — отозвался я.

— Если что, идите на вынужденную. Вывезем!

Я видел, как перестроились истребители, и два «яка» зашли один слева, другой справа от моей машины. Так и не спускали с меня глаз, пока летели до аэродрома.

Когда я приземлился и зарулил самолет на стоянку, выяснилось, что покалечили мой «як» довольно основательно. Просто чудо, что обошлось без вынужденной.

Летчиков я за заботу поблагодарил. А самому досталось от командарма.

— Вас на командном пункте разыскивают! А вы где-то там, над территорией противника, аэродром штурмуете, — узнав о случившемся, принялся распекать меня Хрюкин. — Вы же командир корпуса!

— Выходит, товарищ генерал, комкора вы и за летчика не считаете? Во всяком случае, за хорошего летчика?

— Не понял! — удивился Хрюкин. — Что вы имеете в виду?

— Ваши собственные слова, товарищ генерал. Вы же сами перед вылетом распорядились, чтобы штурмовку аэродромов возглавили наиболее опытные летчики.

Хрюкин рассмеялся:

— Ладно, Савицкий! Считай, поймал на слове. Только ты все же поосторожнее как-нибудь в следующий раз…

Командарм, конечно, понимал, что призывы к осторожности во время боевых вылетов звучат, мягко говоря, чисто риторически, но и в его положение тоже надо было войти. С одной стороны, он не желал рисковать жизнью одного из своих помощников, а с другой — не хотел запрещать мне летать.

Тимофей Тимофеевич Хрюкин был человеком во всех отношениях незаурядным. Сложную свою судьбу строил поистине собственными руками. Мой одногодок, он, родившись в семье батрака, с восьмилетнего возраста оказался в батраках у зажиточного казака. Затем беспризорничал, вновь вернулся в родную станицу. Там его вскоре избрали секретарем комсомольской ячейки. Потом работал молотобойцем в железнодорожном депо Ейска, рыбачил в рыболовецкой артели. Одновременно учился в вечерней совпартшколе, овладел попутно профессией тракториста. Не бросал и общественной работы: его избрали секретарем райкома комсомола, членом райкома партии. А в 1932 году направили по партийному спецнабору в Луганскую школу военных пилотов. В 1936 году воевал в Испании, в 1938 — в Китае против японских интервентов, затем война с финнами. В 1939 году полковнику Хрюкину присвоили звание Героя Советского Союза. Начало Великой Отечественной войны застало его на Юго-Западном фронте в должности командующего ВВС 12-й армии.