Евгений Савицкий - Полвека с небом

• Название: Полвека с небом
• Автор: Евгений Савицкий
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 1988

Пожалуй, не сыщется такого отечественного истребителя, на котором бы в свое время не летал автор этих воспоминаний. Вся жизнь дважды Героя Советского Союза маршала авиации Е. Я. Савицкого неразрывно связана с развитием и совершенствованием Военно-воздушных сил нашего государства. Бывший беспризорник, а затем рабочий цементного завода в Новороссийске, Е. Я. Савицкий в 28 лет становится командиром дивизии, а в 32 года — командиром корпуса. 3-й истребительный авиационный корпус Резерва Верховного Главнокомандования, которым в годы Великой Отечественной войны он командовал, участвовал в сражениях в небе Кубани, Крыма, Белоруссии, Берлина. В послевоенные годы маршал Е. Я. Савицкий занимал должность заместителя главкома Войск ПВО страны. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Перед строем, понятно, таких слов не произнесешь. Вот и решил без них высказать, что было на душе: летчики же все-таки они, должны понять!

И я выложился до конца: показал, как надо летать. А что оставалось делать?! В полет тот вложил буквально все, что успел накопить. Будто самый важный, самый главный экзамен в жизни сдавал. А когда почувствовал, что хватит, — отошел в сторону и, набрав на пикировании скорость, перевернул машину над самой землей и так — вверх шасси — пронесся над летным полем и задранными головами своих подчиненных.

А когда приземлился и вылез из машины, только и сказал:

— Вот так и будем летать…

Не знаю, может, и не следовало всего этого делать. Но летчики меня поняли.

Задеть за живое, разбередить самолюбие — способ, в общем-то, всегда действенный. Но я понимал, что на одном этом далеко не уедешь. Ошарашить человека можно раз, ну, два… Кому-то и этого достаточно. Оглянется на себя, спросит: а я что, хуже? из другого теста сделан? Глядишь, и вырвался из застоя, переломил инерцию. Ему и самому давно надоело дурака валять — внешний повод, толчок требовался… А дальше уж само пошло.

Но немало и таких, кто и загорается не вдруг, и горит медленно… Хотя среди летчиков, убежден, лодыри если и встречаются, то крайне редко. Не та профессия. И потому работой можно увлечь практически любого. Надо, чтоб только настоящая была работа. И убеждать — не наскоком да разносами, а живым делом.

Решил для начала попробовать повысить роль командиров звеньев, экипажей, других мелких подразделений. Работа не на один день, кропотливая, требующая настойчивости. Можно расшевелить постепенно весь полк, увлечь людей перспективой, втянуть в дело. И чувство личной ответственности, у кого оно поослабло, заново укрепить. Одновременно взялся и за дисциплину. Причем пример во всем старался подавать первым сам. Чем жестче требовательность к себе, тем легче требовать с подчиненных. Командир обязан отдавать все: свои знания, опыт, а если нужно, то и жертвовать чем-то личным. Полк для командира — все равно как семья, где у всех одна общая жизнь, одни интересы. Потому, видно, и говорил Руденко о том, что командовать полком тяжело, но почетно. Именно сочетание постоянной заботы о подчиненных с неуклонной требовательностью воспитывает у них чувство личной ответственности, ощущение причастности ко всему, чем живет коллектив. А вместе с тем и интерес к делу.

Повезло нам на командира дивизии. В целях совершенствования программы боевой подготовки Семен Игнатьевич Руденко постоянно проявлял личную инициативу, разрабатывая и осуществляя на практике различные новые формы. Всего сейчас не перечислишь и не назовешь. Расскажу для примера о том, что ярче всего запомнилось, сохранилось в памяти.

Хорошо помню, как проводились тогда стрельбы и бомбометание способом «через голову своих войск» — так мы его называли. Делалось это так. Во время учения две общевойсковые дивизии завязывают между собой встречный бой. В определенный момент руководство учений приостанавливает боевые действия, оставшаяся техника и люди одной из дивизий выводятся из боя, а на их место устанавливаются макеты именно так и в таком порядке, в каком дислоцировались на момент приостановки учений уцелевшие части и техника выведенной дивизии. Другая дивизия остается на исходных позициях, чтобы перейти в наступление сразу же после артиллерийской и авиационной подготовки. В назначенный час артиллерия наносит огневой удар по макетам, а вслед за этим вступает в дело авиация. Наша задача провести штурмовку переднего края условного противника через голову своих войск, расположенных на расстоянии 200 — 300 метров от передовой. Стоит ли говорить о чувстве ответственности, которое в подобных условиях ложилось на наших летчиков, когда они бомбили макеты «противника», вели по ним пушечно-пулеметный огонь. От них требовалась не только особая точность, но и высокое летное мастерство. Никто ни на секунду не упускал из виду, что под крылом атакующего цель самолета — не только макеты. Где-то совсем рядом расположена настоящая боевая техника, а в окопах поблизости залегли живые люди…

После штурмовки макеты осматривались, и та часть из них, которая оказалась поврежденной взрывами снарядов, бомб и пушечно-пулеметным огнем, убиралась, а на поле боя взамен выводилась только та техника и то количество живой силы условного противника, что уцелели после артобстрела и штурмовки авиации. После этого учения продолжались, а их исход позволял наглядно судить об эффективности применения артиллерии и авиации.

Стрельбы такие проводились часто, и наш полк в них регулярно участвовал, что давало возможность летчикам совершенствовать свое боевое мастерство в условиях, максимально приближенных к боевой обстановке.

В состав полка тогда входил 61 самолет. В основном это были И-16 и И-16бис. Радиосвязи эти машины не имели, а следовательно, поддерживать между собой контакт в воздухе не могли. Но верно говорится, нет худа без добра. Трудности, которые приходилось преодолевать летчикам во время полетов из-за невозможности радиообмена, шлифовали и оттачивали их летные навыки как нельзя лучше. Несложно представить себе, какое искусство требовалось от летчиков, когда ночью с двух аэродромов поднимались одновременно все машины, собирались по заранее разработанному плану поэскадрильно и шли по замкнутому маршруту до полной выработки горючего в баках.

Осуществлялись и бреющие полеты, когда на высоте 20 — 30 метров эскадрильи шли не вдоль железнодорожной линии, которая могла бы служить ориентиром, а над глухой, никем не меренной и никем не хоженной тайгой — в районах, отмеченных на картах белыми пятнами. Причем надо учесть, что в подобных полетах использовался обыкновенный магнитный компас. Идешь маршрутом по треугольнику, а про себя думаешь: вдруг где-нибудь под тобой в тайге рудные залежи, о которых не только ты, но и ни один геолог слыхом не слыхивал! Компас и без того погрешности в показаниях дает, а если к тому же и магнитная аномалия… Но от аномалий нас, как говорится, бог миловал, а естественные погрешности компаса мы научились учитывать. Словом, летали и ночью, и днем на бреющем, и с ориентирами, и без них — прямо над матушкой-тайгой; летали и совершенствовали мастерство, учились боевой работе в любой, самой сложной, подчас непредвиденно складывающейся обстановке. А время между тем шло…

И вот однажды после очередной инспекции наш 3-й истребительный получил отличную оценку по всем разделам учебно-боевой и политической подготовки.

Честно говоря, для меня это оказалось как гром с ясного неба. Я, конечно, хорошо отдавал себе отчет в том, что полк давно стал не тем, чем был когда-то. Время даром для нас не прошло. От прежней неразберихи и безответственности практически ничего не осталось. А что касается аварий, то мы о них и думать забыли… Честь полка для большинства летчиков стала святым делом. И все же первое место, а вместе с ним и переходящее Красное знамя Военного совета 2-й Отдельной Краснознаменной армии, которое нам вручили, — все это оказалось для нас хотя и чрезвычайно приятной, но неожиданностью. Не сразу поверилось, что заслужили.

Вполне соответствовало высокой награде и материальное поощрение. Комиссар полка, начальник штаба и командиры эскадрилий получили дорогие подарки, а мне вручили автомобиль — знаменитую по довоенным временам эмку. Помимо того мне вручили для награждения личного состава полка изрядную сумму — сто пятьдесят тысяч рублей; на них мы после недолгих размышлений купили с комиссаром Федоровым золотые наручные часы — каждому летчику полка, и карманные серебряные — для техников самолетов.

Однако как показало ближайшее же время, изобильный рог милостей судьбы на этом не оскудел. Мне вскоре предложили, присвоив очередное воинское звание, принять командование 31-й истребительной дивизией. Должен сказать, что в 28 лет подобным назначением может похвастать далеко не каждый. Но мне было не до хвастовства. Дивизия насчитывала пять полков, и все это огромное, сложное хозяйство свалилось внезапно на мои плечи. Какое уж тут хвастовство, тем более что оно вообще несвойственно моему характеру… В пору за голову хвататься. Шутка ли, целая дивизия! Справлюсь ли? Вот вопрос, который волновал меня тогда больше всего. Все остальное отступило на второй план. Да какое там на второй — на десятый! Почивать на лаврах я никогда не умел. Да и не того от меня ждали! Ну удалось поднять полк, вернуть ему доброе имя… А дальше? Повторять пройденное? Но во-первых, не один я вызволял из рутины и запустения полк. Сколько у меня там было единомышленников, оказавших в наиболее трудное время поддержку, — всех не перечислишь и не назовешь! А во-вторых, полк не дивизия: и масштабы совсем иные, и стиль работы придется менять… Хватит ли на все сил, знаний и опыта?

А в довершение всего я был не просто до неприличия молод для новой должности, но и по званию оказался куда ниже иных своих подчиненных. В петлицах у меня красовалась одиа-единственная шпала, а комиссар дивизии носил ромб, начальник политотдела — четыре шпалы. Входит кто-нибудь из них ко мне в кабинет, а я, как младший по званию, вскакиваю, чтобы стоя приветствовать старшего. Годами отработанная привычка срабатывала помимо воли, автоматически. Жизнь мою, понятно, это не упрощало. Правда, надо отдать должное той чуткости и деликатности, с которой старшие и по званию, и по возрасту подчиненные — скажем, тот же комиссар или начальник штаба — помогали мне на первых порах эту разницу сглаживать. Потом, конечно, и сам привык, отношения установились нормальные…