Арсений Ворожейкин - Солдаты неба

• Название: Солдаты неба
• Автор: Арсений Ворожейкин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 1986

Дважды Герой Советского Союза Арсений Васильевич Ворожейкин — один из прославленных советских летчиков-истребителей. Участвуя в боях на Халхин-Голе, в войне с белофиннами и Великой Отечественной, он лично сбил 52 самолета противника и 13 — в групповых боях. Награжден 29 орденами и медалями. Окончил Академию ВВС и Академию Генерального Штаба. Широкая эрудиция, большой боевой опыт дали А. В. Ворожейкину возможность эмоционально и художественно достоверно рассказать о том, что ему пришлось пережить и испытать, в книгах «Истребители», «Рядовой авиации», «Под нами Берлин» и — «Солдаты неба». В своем творчестве Арсений Васильевич особый интерес проявляет к психологии подвига и героизма, их истокам. Мужество и самообладание человека — результат воспитания, — такой вывод делает автор. Этим благородным качествам люди учатся друг у друга. В дружбе коллектива — сила.

---

Вдруг в воздухе блеснул огонь, и перед нами мгновенно встала завеса черных шапок дыма. Это била зенитная артиллерия, прикрывающая переправу. Командир, избегая огня артиллерии, круто перевел самолет в пикирование, пошел ниже разрывов и открыл огонь. За ним последовали и мы. Черные шапки остались позади и выше, никому не причинив вреда. Ливень пуль и снарядов эскадрильи накрыл врага, спешившего перейти понтонный мост, чтобы окружить немногочисленные наши части.

Плотный пулеметно-пушечный огонь с И-16 прошивал переправу по всей ее длине, от берега до берега. Люди и машины уходили под воду. Убитые, раненые, падая, создавали заторы. Потеряв под огнем истребителей управление, японцы бросились прочь от переправы. Баргутская[1] конница в панике мяла японскую пехоту, запряженные в упряжку артиллерийские лошади носились по обоим берегам, давя пеших и увеличивая беспорядок.

Я успел заметить несколько навьюченных верблюдов. Зажигательная пуля задела одному его вьюки, в которых находилось что-то воспламеняющееся. Вспыхнул фейерверк. Верблюд, делая отчаянные прыжки, бросился в реку.

Командир нацелился на двигавшуюся в сторону переправы большую колонну пехоты; поливая ее огнем, мы снизились до бреющего полета. Огонь зениток становился особенно жестоким, когда приступали к набору высоты, чтобы произвести очередной заход. Вот черные шапки возникли перед нашим строем, и, не успев отвернуться, мы с ходу врезались в них. В этом ничего опасного не было, так как осколки уже разлетелись, а сила взрывной волны погасла. Последовал новый залп. Командир промедлил с разворотом, и его самолет бросило вправо, на меня, и перевернуло, как щепку. Чтобы не столкнуться с ним, я метнулся в сторону. Третий летчик нашего звена, к счастью, приотстал. В оцепенении глядел я на падавшего командира эскадрильи. Мне казалось, что он сбит, и с замиранием сердца я ожидал удара о землю. Но командир вывернулся и круто взмыл вверх.

Эскадрилья, замкнув над переправой круг, пошла на третий заход. Истребителей противника не было. Перед вылетом мы не подумали о том, что следовало бы выделить отдельные звенья для подавления зенитного огня. Сейчас, поняв это, командир направил свой самолет на ближнюю батарею. Я последовал его примеру и пошел на другую. Зенитный огонь ослаб. Теперь самолеты спокойно заходили на скопление войск у реки, действовали почти как на полигоне.

Мы уже делали последний заход, когда появились японские истребители. Их было десятка три, а нас двенадцать. Они в спешке еще не успели собраться и летели не компактным строем, а мелкими стайками, вразброд. Прикрываясь слепящим утренним солнцем, враг рассчитывал нанести стремительный удар. Наше ведущее звено оказалось ближе всего к японцам, и первая тройка вражеских истребителей посыпалась на командира сзади. А он, увлеченный пикированием на зенитки, не замечал опасности.

Находясь на одной высоте с противником, я пошел было врагу наперерез и тут заметил под собой другую тройку японцев, жавшихся к земле. Она явно намеревалась подкараулить нас при выводе из пикирования — в момент, когда наши самолеты окажутся наиболее уязвимыми. Размышлять было некогда. Единственное средство — немедленно атаковать эту тройку, кравшуюся внизу, ударить по ней с пикирования. И я пошел вниз.

Вихрь, ворвавшийся в кабину, куда-то унес летные очки, но я этого не замечал: все внимание, все силы были сосредоточены на том. чтобы не позволить противнику открыть огонь по командиру эскадрильи. Мне даже на какой-то миг показалось, будто мой самолет идет вниз неправдоподобно медленно. На самом деле это было не так: он провалился с такой стремительностью, что я, как ни был поглощен желанием атаковать японские истребители, заметил опасную близость земли — и еле-еле успел рвануть ручку управления на себя.

Самолет от совершенного над ним насилия затрепетал, забился, как в судороге, и хотя уже шел горизонтально, но по инерции все еще давал осадку. Я был бессилен предотвратить это и с ужасом почувствовал, как винт рубит кустарник. «Все!..» От страха закрылись глаза, тело приготовилось к неотвратимому удару. Однако самолет продолжал мчаться, не встречаясь с преградой: он оказался над глубокой поймой реки, позволившей ему потерять инерцию осадки.

В результате этого маневра я оказался в хвосте и ниже звена японцев, на очень близком от них расстоянии. Нажал на гашетки и смог только заметить, как японский истребитель, по которому пришелся удар, перевернулся и шлепнулся на землю. Мой самолет на большой скорости проскочил вперед, и я поспешил к эскадрилье.

Летчики уже заметили противника и, прекратив штурмовку переправы, развернулись навстречу атакующим. Горючее у нас кончалось, ввязываться в затяжной бой мы не могли. Отбиваясь от навалившихся японцев, эскадрилья в нестройном порядке на бреющем полете поспешила домой.

На какую-то долю секунды я замешкался и отстал от своих, рассматривая, как изменилась обстановка, а когда оглянулся назад, то увидел, что меня настигает И-97. Противник, имея преимущество в высоте, разогнал большую скорость, и по прямой мне от него не оторваться, а маневр не поможет: И-97 изворотливее моего «ишачка», вниз идти некуда — земля. И выручить меня некому: все уже были связаны боем. Я летел, как парализованный, боясь даже пошевелиться. Еще мгновение — и меня окатит пулевой дождь.

Ничего не предпринимая, на предельной скорости я летел по прямой. У меня была одна надежда — на скорость своего истребителя. Но самурай, пользуясь большей высотой, настигал меня. К счастью, один И-16 пришел мне на помощь. Он рывком бросился на японца, догоняющего меня, и уничтожил его. Сразу все передо мной расширилось, оковы страха отпустили. А что я мог в таком положении противопоставить самолету более маневренному, чем И-16? Я не знал, какой может быть выход.

Силы были неравные, и противнику наверняка бы удалось нанести нашей группе урон, если бы на помощь не подоспели наши истребители во главе с майором Кравченко.

Мы благополучно возвратились на свой аэродром.

Задача была выполнена. Переправа на некоторое время затормозилась.

Почти двое суток шли ожесточенные сражения и на земле и в воздухе. Наконец под вечер четвертого июля советско-монгольские войска, подтянув все резервы, изготовились к общему наступлению по всему фронту. Перед бомбардировочной авиацией стояла задача: нанести удар по противнику, окопавшемуся на горе Баин-Цаган. Наша эскадрилья получила приказ: непосредственным сопровождением прикрыть СБ (так сокращенно называли скоростные бомбардировщики) от атак японских истребителей. Это был первый наш полет с такой задачей.

Сделав за день семь вылетов, пять из них с воздушными боями, летчики чувствовали сильную усталость, Жара (в тени около сорока) и боевое напряжение окончательно отбили аппетит. К обеду почти никто не притронулся. Спросом пользовался только компот. Лица у всех заметно осунулись, покрасневшие глаза были воспалены. Командир, чтобы убедиться, смогут ли летчики выдержать восьмой вылет, обратился к самому щуплому на вид:

— Хватит ли силенок еще разок слетать? Летчик указал на солнце:

— Светило устало: видите, уже клонится к покою. Мы же, раз надо, выдюжим.

— Тогда по самолетам! СБ уже на подходе. Встреча с ними над аэродромом.

В колонне из шести девяток показались наши скоростные бомбардировщики. Поджидая нас, двухмоторные машины сделали круг над аэродромом. Мы, одиннадцать истребителей, пристроились к ним сзади.

Километрах в десяти от горы Баия-Цаган мы заметили японские самолеты. Прикрываясь блеском кроваво-закатного солнца, три девятки уже шли в атаку на нас, а одна оставалась наверху.

Тридцать шесть самолетов. На каждого нашего по три с гаком. Мы оказались сразу же скованы боем и были оторваны от бомбардировщиков. Я отчетливо увидел, как группа врага, задержавшаяся на высоте, теперь устремилась па СБ. Несколько секунд — и бомбардировщики подвергнутся удару. Я попытался было вырваться из клубка боя, но не смог: в хвосте у меня засел японец. Зато один наш пулей вырвался из сети, тактической ловушки, устроенной ловким противником, и устремился на защиту бомбардировщиков.

Один против девяти? Японец, засевший у меня в хвосте, от чьей-то очереди вспыхнул. Не теряя ни мгновения, я помчался вслед за товарищем.

Этим маневром мы создали вторую группу непосредственного прикрытия бомбардировщиков, в то время как командир и остальные летчики эскадрильи составляли ударную группу. Она связала боем основные силы противника. Это был зародыш нового боевого порядка истребителей при прикрытии бомбардировочной авиации. Впоследствии такое построение из двух групп применялось на Халхин-Голе неоднократно.

Мы вдвоем, как часовые, заняли места в хвосте колонны бомбардировщиков. Три звена японцев догоняли нас сзади. Мы приготовились первый их удар принять на себя. «А если они снимут нас? Тогда начнется расправа с СБ, — стрельнула безжалостная мысль. — Как быть? Развернуться и подставить нападающим широкие лбы своих самолетов? Это результата не даст. Они съедят нас и прорвутся к СБ. Что же предпринять, что?»