Жанна Курсунская - У кого как...

• Название: У кого как...
• Автор: Жанна Курсунская
• Издательство: АСТ, «Агентство „КРПА Олимп“, Астрель
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-029158-2, 5-7390-1603-7, 5-271-11265-9

О любви всем все известно. О любви говорят и пишут неустанно. У автора данной книги свой, особый подход к этой теме. Вернее, не к теме, а к проблеме. Потому что ее герои, влюбляясь, кроме радости, нежности и прочих чувств, связанных с любовным состоянием, обретают и массу проблем. О том, как они с этим справляются, о всепобеждающей тяге мужчины к женщине – и наоборот – рассказано весело и легко, грустно и печально – как кому понравится...

---

– Не сможешь. Дружи с ней, Эмма. Приводи ее к нам, рассказывай, что происходит. Так я смогу уберечь вас обеих от ужасных, непоправимых ошибок.

Мама еще раз протерла бокал, убрав с его хрустальной грани что-то заметное только ее пронзительному взгляду, и поставила его в ровный ряд уже сверкающих.

Папа в тот день был в командировке. Он работал главным инженером на большом военном заводе. Когда мама с папой поженились, она убедила его поступить в институт. Благодаря маме папа благополучно получил высшее образование и хорошую должность. Он часто ездил в командировки и всегда привозил нам подарки.

Папа познакомился с Ди позже при очень странных обстоятельствах. Впрочем, странных для всех остальных людей, но только не для моего папы и Ди. Как всегда...

В тот день Ди твердо решила писать курсовую работу на тему: «Образы царей в произведениях русских писателей». Во время лекции по языкознанию делала наброски, естественно, на деревянной спинке стула, стоящего перед ней. Тетрадь у нее была только по старославянскому языку, в которой Ди выписывала шедевры из старославянского алфавита. После занятий уничтожила свои творения, разыскала преподавательницу по русской литературе, красивую одинокую женщину лет пятидесяти, и, захлебываясь от нетерпения, рассказала ей о решении. К моему удивлению, Елена Степановна после этого сообщения попросила Ди проводить ее до дома и зайти к ней на чай. Она была доктором наук, жила в институтском доме в пяти минутах ходьбы от нашего здания. Ди зачем-то спросила, можно ли взять и меня. Елена Степановна не возражала.

Я никогда не была в профессорском доме. Мы вошли в квартиру с высокими потолками и лепниной, как в здании института. Я сразу подумала, что, если бы такая квартира оказалась в распоряжении моей мамы, она превратила бы ее в рай земной. Что говорить, мама могла и шалаш превратить в рай. Такой у нее был талант.

У Елены Степановны такого таланта явно не наблюдалось. В большой квадратной гостиной стоял полумрак. Тонкий свет заходящего солнца высвечивал миллиарды пылинок, пепельницу с окурками и груды книг, беспорядочно лежащих на полках, на старинной тумбочке и прямо на полу возле стен, обшарпанный плюш дивана, засохшие крапинки кофе в чашке и на блюдце.

Елена Степановна извинилась за свое холостяцкое жилье и ушла на кухню готовить чай. Ди восхищенно рассматривала книги в потрепанных переплетах, потом нашла какую-то старинную карту. Ее угол с парусниками торчал из-за плюшевого дивана. Ди бережно развернула карту, сложенную в несколько раз и обесцветившуюся на сгибах, разложила на тонком коврике деревенской работы и улеглась рядом, задумчиво водя пальцем вдоль зелено-голубых маршрутов. В такой позе Елена Степановна и застала Ди, когда на минуту вышла из кухни. Я, как всегда, смутилась за подружку, но профессорша, кажется, совершенно не удивилась поведению Ди. Она оказалась третьим человеком после моих мамы с папой, которого Ди не удивляла и не возмущала.

– Можно я вам помогу?

– Не знаю... удобно ли это.

– Конечно, с удовольствием!

Я отправилась следом за Еленой Степановной на кухню и была до глубины души поражена горой засохшей посуды в раковине, стопками запыленных книг и журналов на широком каменном подоконнике, грязной картошкой, валявшейся в сетке под столом. Мне нестерпимо захотелось, чтобы все здесь немедленно засверкало. Мама научила меня выполнять домашнюю работу быстро, рационально и качественно. Я умоляюще взглянула на профессоршу:

– Пожалуйста, оставьте это все мне. На полчаса... Поговорите с Ди без чая. Я приготовлю сама... пожалуйста.

Елена Степановна и не пыталась спорить, открыла дверцу голубого шкафа – там были тряпки и ведро.

Когда через полчаса я вернулась в гостиную, солнце почти зашло. В комнате было темно, ни профессорша, ни Ди и не подумали зажечь свет. Ди по-прежнему лежала на коврике возле карты – единственное место, на которое падал последний солнечный луч. Елена Степановна и Ди спорили о цивилизации древних римлян, об эллинизме. Оказалось, что на карте были изображены маршруты их морских странствий. Позолоченные солнцем пылинки высвечивали слово «Рим», а я и не заметила его сразу. Мне очень хотелось лечь на живот рядом с Ди и слушать их невероятно увлекательную беседу, но для Ди это было естественно, а для меня – обезьянничество чистой воды. Поставила поднос с чашками на низкий журнальный столик, попросила разрешения включить свет. Я не выносила полумрак, как вообще все неясное, неотчетливое.

– Да, конечно, мы просто заговорились, не заметили.

Свет люстры сделал комнату гораздо уютнее, но мгновенно погасил дискуссию о древних римлянах. Елена Степановна закурила. Пошла на кухню за печеньем, а когда вернулась с пачкой галет, глаза ее сверкали восхищением и удивлением.

– Эмма! Всего за полчаса! Оказывается, у меня такая уютная, красивая кухня. Спасибо. Просто не знаю, как вас благодарить.

– Здесь и гостиная очень красивая. Хотите, я приду завтра?

– Ты что, рабыня? Мы же не в Древнем Риме... – пробурчала Ди.

– При чем тут Рим? Я сделаю то, что мне хочется сделать.

– Сделайте, детка. На следующей неделе ко мне прилетает мама из Ленинграда. Она просто не поверит своим глазам и будет очень-очень рада за меня. А знаете что?.. Я подарю вам старинную шкатулку!

– Нет, Елена Степановна, не надо. Я просто хочу убрать эту комнату... И ваша мама увидит ее чистой и уютной.

– Я подарю, не спорьте, мне только нужно найти ее, вспомнить, где она лежит. Я точно привезла ее с собой. А теперь поговорим о вашей курсовой, Ди.

Только Елена Степановна звала ее Ди. Все остальные преподаватели – Дианой, хотя она настаивала на Ди.

– Есть учебная программа филологического факультета педагогического института, разработанная и утвержденная Министерством просвещения. Ее нужно выполнять. Дорогая Ди, там нет и не может быть темы о русских царях.

– Ну и что? Будет!..

– Не будет.

– Мне плевать. Будет!..

– Ди... Я однажды наплевала. Правда, не в твоем возрасте, а постарше.

– В кандидатской или докторской?

– В докторской.

– Но вы же ее защитили!

– Да.

– Значит, она была блестящей.

– Да... безукоризненной, но после защиты меня из Ленинграда сослали к вам в Сибирь. Интересно, куда отправят вас после ваших царей?

– Не моих, а русских.

– – Вот именно. Велика Русь-матушка. В Магадан сошлют, детка, в Магадан...

– Домой, значит, к родителям.

Елена Степановна откинулась на спинку дивана, провела по золотистым кудряшкам Ди, которая встала с коврика, когда я включила свет, и сидела теперь рядом с профессоршей.

– Парадокс судьбы. Что ж, похоже, с вами не договоришься. На Северный полюс вас вряд ли отправят. В тюрьму теперь за царей тоже, слава Богу, не сажают. Придется искать компромисс... Может, прочтете для начала мою докторскую?

– Нет. Я хочу сама. Вдруг увлекусь и пойду вашей дорогой. Хочу сама.

– Ди, умоляю, не портите себе жизнь с самого начала!

– Елена Степановна, портить жизнь – это значит не писать про царей. Вы-то это очень хорошо понимаете, иначе не сидели бы сейчас здесь с нами, а наслаждались Эрмитажем в Ленинграде.

– Ди, в таком случае вам придется писать две курсовые работы: одну – про царей, а другую – обычную, из программы института. Вам придется работать в два раза больше.

– Про царей – не работа, про царей – кайф!

– Не думаю. И то и другое – кропотливая, серьезная работа.

– А кто прочтет мою курсовую про царей?

– Я, Эмма... мои ленинградские друзья – литературоведы. Ди, пообещайте никому не показывать свою работу без моего ведома. Пообещайте, пожалуйста, если я вам хоть чуточку не безразлична.

Ди пообещала, и мы пошли ко мне. Неожиданно поднялся совсем зимний ветер. Мы были одеты по-летнему. Хотелось скорее оказаться в нашей теплой, сверкающей квартире, вдохнуть аромат душистого горячего борща, увидеть папу с мамой и рассказать им о Елене Степановне.

Когда мы пришли, папа был в своем «кабинете» – так мама называла кладовку с прорезанным под потолком окном в их спальню, прямоугольником, через который проходил воздух. В кладовке стоял верстак, валялись золотистые стружки и одуряюще пахло смолистой сосной. Папин «кабинет» был единственным местом в нашем доме, где всегда царил беспорядок. Когда-то давно, много лет назад, мама не выдержала и подмела стружки. Папа очень грустил – оказывается, она сбросила на совок какой-то таинственный образ второго дня сотворения мира, когда Всевышний словами «Да будет свод» уплотнил небеса, сгустил их и создал вокруг земли атмосферу, чтобы защитить все живое от уничтожения. После этого мама никогда ничего не трогала в папином «кабинете», навсегда оставив его полновластным хозяином этих двух квадратных метров хаоса.

Я не видела папу целый месяц. Он ездил в Москву на курсы усовершенствования. Вернулся утром, когда мы были на занятиях. Прямиком бросилась к нему, прижалась к теплой щеке: