Андрей Муравьев - Меч на ладонях

• Название: Меч на ладонях
• Автор: Андрей Муравьев
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2007
• ISBN: 5-9717-0346-3

В Гардарике загадочный волхв предлагает наемнику нурману выкрасть шкатулку у местного ярла. Подумав, викинг соглашается…

С этого и начинаются события, перевернувшие историю современного мира и породившие историческое противостояние религий. А главными действующими лицами становятся казак и археолог из 1896 года, красноармеец из 1939 и фотограф дикой природы из 1999. Переброшенные в далекое прошлое, они вынуждены бороться с теми, кто считает себя выше людей. В поисках статуи забытой богини герои путешествуют по Европе в нелегкое для нее время первого крестового похода, сражаясь и флиртуя, защищаясь и защищая тех, с кем свела их судьба.

---

На другой стороне улочки орудовал посохом Бьертмар.

Горовой, в начале стычки потянувший было из кармана револьвер, вспомнил молодость и рванул в гущу боя. За ним с радостным воем: «Наших бьют!» – влетел Захар, чьи кулаки хоть и уступали пудовым лапищам подъесаула, зато летали с большей скоростью. Численное преимущество было компенсировано физическим превосходством и выучкой викингов, которых с двухлетнего возраста обучали драться с оружием и без. Кроме того, их еще и хорошо кормили всю жизнь, в отличие от субтильных отбросов Центральной Европы, в рационе которых и мясо-то было только по большим праздникам.

Через тридцать секунд все было кончено. Последние из нападавших, способные стоять на ногах, мелькая босыми пятками, разбежались, а на земле ползали и корчились, а где и кулем лежали семеро разбойников. Наподдав напоследок ногой по роже главаря, Хругви мечтательно закатил глаза и, отрыгнув, высказался:

– Ну и славное веселье нонче закатили!

После чего ночную тишь Любека разорвала удалая веселая песня о Сигурде, отымевшем дракона[66]. Предупреждения Онисия Навкратовича были забыты. Через секунду соло Хругви превратилось в дуэт – песню поддержал Бьертмар.

У скамеечников «Одноглазого Волка» ранения были из разряда пустяковых – ссадины да порез на руке у Захара, угодившего под копье.

Ввалившись на корабль под песню, «полочане», не вдаваясь в объяснения Малышеву, завалились спать.

Легенда о том, как портовая шваль спутала корабельную рать с купеческими приказчиками, еще долго гуляла по портам Варяжского моря, вызывая улыбки у слушателей.

…Ни «полочане», ни викинги не заметили, как всю схватку в проулке в тени за спинами нападавших простоял кряжистый бородач в полной кольчуге и с саксонской секирой[67] за спиной. Когда стало ясно, что ночные налетчики будут биты практически голыми руками, он усмехнулся и покинул место боя.

Через четверть часа бородач вошел в дверь захудалой харчевни, прошел мимо стойки на второй этаж и вошел в комнату, где его уже ждал, развалившись на скамье, тот самый плюгавый человечек, что вызвал такие опасения у Горового в «Бочке и Седле».

Вошедший окинул взглядом сидевшего мужичонку и выдавил из себя:

– Ты ошибся, Мисаил.

Сидящий поперхнулся вином и укоризненно ответил бородачу:

– Я же просил вас, господин Олаф, не называть меня Мисаилом. Мое имя – имя доброго христианина: Михаил.

Вошедший прошел мимо Мисаила-Михаила, грузно сел на скамью и залпом выпил остатки вина из стоявшего на столе кувшина.

– Мне насрать, как тебя сейчас называют. Хоть и Рафаил. Ты стал дуть на молоко. Я из-за тебя протаскался в полной броне полночи.

Мисаил пропустил оскорбления мимо ушей… Даже не удосужившись изобразить обиду.

– Ну и?

Олаф покрутил пустым кувшином, поднял его и вытряс себе в глотку еще пару капель.

– Что ну? Это обычные бродяги. Варяги. Бьются, как варяги, орут в бою, как варяги, даже песни потом вопят те же, что и парни из моего хирда. На колдунов похожи, как волк на корову. Никаких бесовских штучек – разметали шваль, что ты набрал по порту, одними кулаками, ругаясь при этом, как ругаются во фьорде, где я родился и вырос.

Сидящий Мисаил замахал руками и, картавя, начал возражать:

– Это и не значит ничего. Они из Хобурга, они высокие, бороды короткие, как будто брили на византийский манер, а что кулаками машут, так и угроза невелика была. Мастер Пионий приказал быть внимательными.

Олаф вздохнул:

– Дурак ты… Но, может, и прав насчет бород. По мне, так варяги – варяги и есть, а что бороды коротки – так не растут, может. Да и пятеро их, а не четверо, и по-нашему ругаться горазды.

Мисаил не унимался:

– Все равно – убить. Убить при первой возможности.

Олаф отмахнулся:

– Да что ты заладил: убить да убить. Иди и убей, раз такой смелый.

Секунду нурман покачал головой, потеребил бороду и продолжил:

– Говоришь, они до Хомбурга и на Магдебург пойдут по земле? – Олаф еще секунду подумал и стукнул кулаком о собственную раскрытую ладонь. – Что ж. Тут и узнаем.

Олаф повернулся с Мисаилу:

– Прибьешься к обозу. Пооботрешься, разведаешь. Если и вправду обычные викинги, то из Хомбурга – птицей сюда. Через десять дней хирд идем встречать на Руг и в Хобург. Надо выполнить приказ мастера и снести этот городок с лица Гардарики.

Мисаил сжался под тяжелым взглядом собеседника, но нашел силы пискнуть:

– А если все-таки… – Он исподлобья зыркнул на грозного викинга. – Если я прав и это колдуны?

Олаф дернул плечом:

– Тогда доложишься в Магдебурге мастеру Пионию. Он сам с ними разберется.

Мисаил закивал:

– Мастер Пионий может все. Он управится… Вот только…

Он замолчал. Нурман заметил паузу и вопросительно примолк. Мисаил прогнусавил:

– Только я приметен больно. Думаю, они меня заметили. Как бы не зарезали.

Олаф ухмыльнулся. По его лицу было видно, что такое развитие событий его не пугает. Мисаил продолжил:

– Пускай лучше Равула идет с язычниками.

Бородач еще шире осклабился, задумчиво окинул взором согнутую фигуру сидящего напротив, выдерживая паузу, почесал живот… Но возражать не стал.

– Может, и верно. Пускай идет. Заодно передаст мастеру Пионию, что хирд уйдет вовремя.

Мисаил громко выдохнул и захихикал:

– За такое и выпить не грешно.

Из-под стола вынырнул пузатый кувшин с вином. Грозное, порубленное шрамами лицо Олафа просветлело. Все решения были приняты, и наступила пора отдыха.

8В путешествии по земле германской

С утра Онисий Навкратович был зол. Едва только солнце вылезло на небосвод, по мосткам, ведущим к «Одноглазому Волку», притопала целая делегация: глава портовой стражи с десятком гридней и плюгавеньким портовым клерком явился выяснить, что за моряки устроили ночью настоящее побоище и непотребное распевание песен, потревожившие мирный сон добрых жителей славного Любека? Тон, которым это было произнесено, не сулил славным мореходам ничего хорошего. Но ни претензии, ни хмурое выражение лица главы портовой стражи, поднятого с самого утра, не напугали новгородского купца.

– Что ж это получается, господин капитан? – веско и размеренно начал новгородец свою ответную речь. – Значит, мои людишки задирать кого по ночам начали? Так, что ли?

Глава стражи кивнул головой.

– А что, и жалобщики, пострадавшие от моих людей, есть, наверное?

Капитан портовой стражи задумался. По лбу офицера пробежали морщины. Через полминуты он вынужден был признать очевидное:

– Наин. Нет потерпевших… Но ваши люди оставили лужи крови. – Капитан заводился. – Значит, будут и потерпевшие. Если выжили.

Видимо, собственные аргументы даже ему показались неубедительными.

– Есть еще жалоба на громкое распевание непотребных песен вашими корабельщиками, что есть большое нарушение правил поведения в ночной период.

Тут даже Онисий Навкратович признал это:

– Что было, то было. – Купец покачал головой и горестно взмахнул руками.

Новгородец сделал паузу, после чего с улыбкой добавил:

– Но только не мои людишки это творили.

Капитан подобрался, а новгородец продолжил:

– Вчера около полуночи на воев моей корабельной рати, возвращающихся из храма Господня в Любеке, напали тати ночные. Напали, обокрали и порезали до крови, о чем я и спешу сообщить господину капитану. Затем тати ночные бросили моих избитых воев на мостках, а сами ушли в город, распевая непотребные песни и горланя разные гадости, неуместные для повторения из уст достойного христианина.

Капитан задумался. Клерк, пришедший с ним, полез было что-то шептать ему на ухо, но грозный глава портовой стражи, не вслушиваясь, дал тому вескую затрещину. После чего повернулся к новгородцу и поклонился:

– Приношу извинения от имени города Любека за раны, понесенные вашими людьми. – Он перевел дух и продолжил: – Разбойников ночных мы найдем. Найдем и накажем.

Купец церемонно поклонился и хлопнул в ладоши. Один из его подручных вынес небольшой пузатый бочонок.

– А это – доблестным защитникам нашего ночного покоя. Лучший бочонок славного новгородского меда хмельного. Если позволите, мои люди занесут его вам в сторожку.

Капитан ухмыльнулся. Прощался он с новгородцами уже по-приятельски.

Когда стража, грохоча доспехами, покинула причальные мостки, Онисий Навкратович повернулся к своим морякам. Он смотрел на поникшего Хругви и опухшего с перепоя Горового, которые были явной причиной визита.

Даже начни те отрицать свое участие во вчерашнем инциденте, им это вряд ли бы удалось. Свидетельства были налицо, вернее, на лицах повесивших носы скамечников «Одноглазого Волка». Вчерашних ночных буянов с головой выдавали начавшие синеть фингалы, полученные в ночной потасовке. Сзади, прикрывая повязку на руке, тихарился Захар и стоящий рядом с ним унылый Бьертмар Ложка.