Семен Бронин - Каменная баба

• Название: Каменная баба
• Автор: Семен Бронин
• Жанр: Русская классическая проза

---

Председатель Тарасовского сельсовета, рослый и тучный мужик, из числа бывших старшин или прапорщиков, живший в селе как бы налегке, на всем готовом и сам корову не державший: человек по необходимости двусмысленный, вынужденный, как всякая другая российская промежуточная инстанция, служить "и нашим и вашим" и быть слугой двух господ (себя при этом не забывая) собрал, как ему было приказано, односельчан на сходку. Здесь заезжие специалисты должны были рассказать про ящур, про его опасность, про необходимость изъятия коров и про обещанную государством компенсацию; он же, по окончании внушения, должен был представить дело как независящее от него, неотвратимое и неминуемое, почесать в затылке, развести руками и пойти выпить с мужиками - с расстройства и с устатку. Просветителей, однако, все не было, сам он взваливать на себя ответственность не стал: тоже самоубийцей не был - подержал мужиков и баб на пустыре перед сельсоветом и, когда они вдоволь натолклись и насмотрелись здесь друг на друга, распустил по домам. Если быть точным, то они сами разошлись, а он только оформил их действия актом своей воли: они и пришли сюда не по его зову, а из-за беспокойства за скотину - иначе бы черта с два он их дождался: на селе не любили организованности. Так или иначе, но народ рассеялся, уверенный в том, что имеет дело с очередной начальственной блажью, с ветром, пронесшимся не в умах даже, а по шуршащим на столах бумагам.

Первая тревога прозвучала далеко после обеда, когда запыленный до неузнаваемости автобус подъехал к деревне со стороны противоположной ожидаемой, остановился и съехал на обочину. Здесь из него вылезли бойцы спецотряда, вытащили из багажника необходимый материал и инструмент и начали сооружать нечто из ряда вон выходящее: большой, метра три на четыре, ящик и вкапывать его в землю, лишая дерна и взрыхляя середину огороженного ими пространства. Другая часть прибывших, снабженная противогазами, осведомилась, где находится сельсовет, и туда и направилась; редкие зрители и свидетели происходящего, занятые трудом первых, не обратили на вторых надлежащего внимания - отметили лишь у них наличие противогазов, но те, вися сбоку, а не на носу у бойцов, не произвели на мужиков впечатления.

-И что ты копаешь?- спросил один из них, наблюдая за действиями особенно старательного, не покладавшего рук труженика.

-Отстойник,- отвечал тот, не делая секрета из своих занятий.

-Какой такой отстойник?

-Будешь в него вступать, когда из села выходишь.

-Что это я в него вступать буду?- возразил строптивый зритель.- Мимо обойду!..- но боец решил, что он не спорит, а интересуется сутью дела.

-Почему, говоришь?.. Потому что тут креозот: он дезинфицирует... И машина, какая выедет, тоже через него проедет... На дороге шлагбаум поставим...- (Паузы в его речи были обязаны физическим усилиям, а не колебаниям и сомнению в правоте своего дела.)

-Ну шины в креозоте будут? Если останется он через час - дальше что?

-Профилактика... По инструкции...

Мужик остался неудовлетворен его объяснениями:

-А трактор если?

-Трактор?..- Тут и боец-особист разогнулся: он не знал ответа и спросил у старшего:- Слышь, правда: что, если трактор? Эта штука не выдержит. Бока слабые.

Старший на то и был старший, чтоб знать ответ на всякий вопрос или находить по ходу дела его решение.

-Для тракторов дорогу польем... Может, их вообще оттуда выпускать не будут... Пошли загон ставить. Двое здесь останутся доканчивать, а мы туда.

-Рядом?

-Конечно. Один человек оба поста сторожить будет. - Они пошли к автобусу, вынули из него яркие желтые пластиковые доски и заранее заостренные столбики, начали монтировать перегородки. Это понравилось зрителям куда меньше прежнего, но тут из деревни послышался рев коров: то же, что для других плач ребенка - и все бросились туда: с этим уж точно никто не шутит.

Мычание коров и людской мат стояли над Тарасовкой.

Остальная, большая, часть отряда направилась, как было сказано, к сельсовету, где соединилась с милиционерами, до того прятавшимися в помещении, и обзавелась списком коров, пораженных ящуром и подлежащих изъятию: его составили два ветеринара, областной и районный, посетившие перед этим деревенское стадо. Пастух на следующий день после их инспекции сбежал, и животные остались дома: впрочем, хозяева, почувствовав неладное, в стадо их все равно бы не отдали. Бойцы надели противогазы и вышли на поимку больных животных; им по опыту было известно, что лучше делать это наскоком: чем больше мусолишь такое мероприятие, тем дольше оно тянется. Председатель сельсовета служил проводником, но делал это так, что со стороны могло показаться, будто это они ведут его, а не он их и что он у них заложником: он умудрялся наводить их на цель не только что вполголоса, неслышно, но даже не меняя положения губ, ни самой физиономии. Те в противогазах, сея вокруг себя страх и панику, врывались во дворы, арканили коров удавками и волокли их за рога наружу. Дело дошло бы до драк и столкновений, но тут уже милиционеры начали оттопыривать ляжки и выставлять напоказ кобуру, а когда послышались угрозы и в их адрес тоже, один из них, по уговору со многими, выстрелил в воздух, и на этом все угомонилось...

-Ребята! Вы же такие же люди, как и мы?! Что вы делаете?!- кричал Шашурин, забыв обыкновенную свою степенность. Он только что купил новую телку, и его имя в списке значилось по недосмотру или по старой памяти.- Я же вчера купил ее у шурина!

-У тебя своя работа, у меня своя,- примирительно отвечал ему, дыша мимо дыхательной трубки, двухметровый противогаз, тащивший в сопровождении милиционера упирающееся животное.- Упрямый он у тебя, как я погляжу!

-Она это! Химик сучий!.. Да что же это такое?!.- не унимался безутешный Шашурин и заорал вдруг на Семена Петровича, который из ложного сочувствия сунулся к нему с предложением подтвердить его невиновность перед бойцами и милицией:- Уйди, медицина! Зашибу! Ноги переломаю!..- Фельдшер перепугался и пустился наутек.- Ну ты видел?! Как можно?!.- злобствовал и кипел Шашурин, обращаясь к Торцову, стоявшему рядом и смотревшему на происходящее как бы со стороны, не принимая в нем участия.

-Брось!- снисходительно посоветовал тот: прежде, принимая Шашурина в целом, он относился к нему с оговоркой - не то завидовал ему, не то не одобрял некоторые его поступки.- Не видишь разве, с кем разговариваешь?

-Врываться в дом, во двор, ломать засов! Без санкции прокурора, без ничего!

-Откуда знаешь: может, она и есть,- возразил Торцов с тихой ненавистью в голосе.- Санкция!

-Видать, так!- сдался уже окончательно Шашурин.- А твоя где?

Торцов помедлил, прежде чем ответить, оглянулся:

-Свою я вчера в лес увел. В партизаны.

- Вот! А я, дурак, на запоры понадеялся! Вчера новый замок повесил! Фомкой отодрали!.. Зачем они хоть хоботы эти натянули? Морды резиновые?!

-Чтоб не узнали,- объяснил Торцов.- В масках... Пошли пить лучше, Шашурин...- и Шашурин, вообще не пивший, надрался в этот вечер до бесчувствия...

Два дня спустя хоронили Ивана Герасимыча.

Он умер накануне, с понедельника на вторник, ночью, во сне, без мучений и без ненужных мыслей. Вскрытия не было: диагноз и так был ясен - к среде труп был готов для захоронения. Новость о его смерти пришла одновременно с известием о тарасовских событиях. Народ забродил и заволновался вдвое: больше из-за коров, но и смерть старика, всю жизнь здесь проработавшего, прибавила страстей, дала повод для личного участия и выступления: движимые древним общественным инстинктом, несмотря ни на что постоянно в нас дремлющим, люди, стар и млад, потянулись из ближних и дальних сел в районную столицу. Все началось с рынка. Он, как всегда, собрался около шести часов утра, но затем, к семи уже, необычным образом закрылся. Остались только караульные: стеречь узлы и припасы, которые нельзя было возить взад-вперед прочие потолкались под навесами, посовещались и разъехались, разошлись по деревням и весям. К полудню: похороны были назначены на послеобеденное время - в Петровское стали прибывать отовсюду большие и малые группы людей, вызванные рыночными гонцами. Приезжали на самом разном попутном и случайном транспорте: на мотоциклах, грузовиках, тракторах и самоходных косилках - все это ржало, ревело и окуривало Петровское ядовитой гарью и копотью. Когда гроб с телом усопшего вынесли из дома и поместили в убранный черным и красным автобус, на улице возле дома хирурга и по ходу предполагаемого движения к больнице, где должна была состояться гражданская панихида - всюду стояли люди, готовые присоединиться к траурному шествию. Автобус вел Лукьянов. Соразмеряя машинную скорость с людской, он медленно вез покойного по главной улице, обрастая по дороге длинным хвостом из десятков людей, обещавших вырасти в сотни. Получалась немая демонстрация и манифестация.

Воробьев, не желавший осложнений и помнивший о выстреле в Тарасовке, подъехал к Ивану и остановил его.