Валерий Брумель - Не измени себе

• Название: Не измени себе
• Автор: Валерий Брумель
• Жанр: Русская классическая проза

---

212 Габидзе взял с первой попытки. Ник Джемс - тоже. Я и Глухов - со второй. Все остальные прыгуны на этой высоте выбыли.

Установили 2 метра 14 сантиметров.

Я, Габидзе и Глухов воспрянули духом и разом ощутили незримое единство: нас трое, а противник один - американец Ник Джемс.

Габидзе указал нам на переполненные трибуны:

- Они болеют за Ника, надо их сломать. Если это удастся - сломается он.

Первым к новой высоте понесся Джемс. Стремительно и одновременно легко он чуть ли не полетел над землей. И вдруг в самый последний момент задел рейку носком левой ноги. Она звонко брякнулась. Стадион ахнул и заволновался.

Американец был настолько убежден в победе, что просто не поверил в свою неудачу. Возбужденный досадной случайностью, он тут же побежал обратно. По пути его задержали судьи, разъясняя, что нужно дождаться своей очереди. Ник горячо размахивал руками и не соглашался.

А в начале разбега, уже готовый к прыжку, стоял Габидзе. Он нервно подергивал усиками и ждал, когда американец успокоится. Он мешал ему сосредоточиться.

Глядя на Ника Джемса, я почувствовал в его поведении "прокол". Обнаружилось, что он не такой уж стойкий, как казался.

С большим трудом судьям наконец удалось увести американца из сектора.

Габидзе от негодования кипел. Это была его самая ответственная попытка. Его лучший результат равнялся 212, а сейчас стояло 214. И вдруг такой хаос!

После сигнальной отмашки Габидзе свирепо ринулся вперед и неожиданно для всех преодолел высоту с первой попытки. Публика притихла. Ощутились ее недоумение, растерянность...

После успеха Габидзе у меня возникло неприятное чувство отстающего. Теоретически его догнать еще можно, но только догнать, а не победить. Он был единственным, кто ни одной попытки не испортил. Мне, Глухову, Нику Джемсу еще предстояло нервничать, напрягаться, но даже в случае успеха мы все равно оставались позади. По попыткам Габидзе стал лидером состязания.

Я вновь предстал перед планкой. Во мне было только одно желание - жгучее, нарастающее - победить! Изо всей силы помчавшись вперед, я грубо свалил рейку коленом.

Побежал Глухов - то же самое.

На вторую попытку вышел Ник Джемс. Отвернувшись от планки, он вдруг вытянул из-под майки золотой крестик, что висел у него на груди, и на глазах десятков тысяч зрителей стал молиться. Затем сразу рванулся вперед. Но уже как-то суетливо, напряженно - я мигом заметил это. С явным усилием он все же оказался по другую сторону рейки. Выскочив из ямы, американец радостно воздел руки и принялся подскакивать, как будто он перепрыгнул не 214, а установил мировой рекорд.

Публика ему зааплодировала, но уже вяло.

В третий раз перед планкой встал я.

"Техника, - вспомнил я уроки Скачкова. - Когда стоишь перед высотой любой! - думай об элементах прыжка. Подробно, неторопливо - только о них! Судьи, зрители, сама победа - ничто не должно существовать. Отречься! На минуту, на две - отречься от всего, чтобы все завоевать".

Рейку мне удалось перелететь как из пушки - по заранее заданной траектории. Ту же высоту преодолел и Глухов.

Прошло пять с половиной часов тяжкой борьбы - ни один из моих основных соперников еще не выбыл из состязания.

Планку подняли на 2 метра 16 сантиметров. На стадионе понемногу стало темнеть. Было заметно, что все устали. У меня же оставался еще "вагон" силы. Тогда я сказал себе:

"Победить должен я! Я, и никто другой! Ник - почти сломался. Скачков оказался прав - он все выстрелил из себя на последней тренировке. Глухов на этой высоте мне не соперник. Габидзе - тоже. Второго чуда с ним не произойдет. Остаюсь я! Именно я в свои восемнадцать лет должен выиграть эту Олимпиаду! "

Зачем я сказал себе эту последнюю фразу? Если бы я не произнес ее, у меня не сперло бы проклятое дыхание, я не затрепетал бы глубокой дрожью...

К первой попытке направился Ник Джемс. На этот раз он решил не доставать крестик, а разом побежал, мощно оттолкнулся, но в последний момент дрогнул и уже в полете как-то парализовался. На песок он упал вместе с планкой. Американец бешено ударил возле себя кулаком и пулей выскочил из ямы.

Побежал Габидзе. Собранно, хладнокровно, продуманно. И случилось второе чудо! Рейку он "облизал" на одной технике. После того как Габидзе рухнул вниз, рейка мелко затряслась. Он замер в неудобной позе и несколько секунд буквально гипнотизировал ее глазами. Планка осталась на месте.

Стадион разразился оглушительными аплодисментами.

Опыт! Огромный соревновательный опыт помог Габидзе сохранить и предельно мобилизовать свои силы для решающего прыжка. Я же, кроме техники и эмоций, пока еще ничего не имел.

Представ, в свою очередь, перед этой же высотой, я стал повторять:

"Должен! Должен, должен!"

Мне это не удалось. Глухову - тоже.

Ник Джемс точь-в-точь скопировал свой первый прыжок. На этот раз он обхватил руками голову и побежал прочь от сбитой планки. Габидзе совсем добил его своим прыжком.

Нам сразу полегчало - американец отпал как соперник.

Я вновь встал в начале разбега.

"Разбег на всей ступне, - напомнил я себе. - Плечи вперед, натянуть маховую ногу, толчок до последнего пальца... До последнего!"

Я помчался к рейке - оказался по другую сторону. Как гром услышал бурные аплодисменты.

Глухову эта высота не покорилась.

Когда к планке в последний раз побежал Ник Джемс, было такое впечатление, что он уже вообще не хочет прыгать. Рейку американец свалил всем корпусом. Публика пронзительно засвистела и заулюлюкала...

Выиграли! Мы - именно мы - отобрали у американцев пальму первенства в прыжках в высоту, которую они удерживали на всех Олимпиадах! Стоя нам аплодировал весь стадион.

И вдруг сразу же возникло ощущение страшной усталости. На стадионе почти стемнело, но прожектора почему-то не зажигали. Следующую высоту - 218 - мы сбили в густых сумерках. Планка еле-еле угадывалась на расстоянии.

Перед второй попыткой вспыхнуло наконец освещение. Тотчас всё переменилось - словно мы перешли в незнакомый сектор, к которому надо заново приспосабливаться.

Остальные прыжки нам тоже не удались.

Габидзе выиграл золотую медаль олимпийского чемпиона по попыткам.

КАЛИННИКОВ

Газеты и радио сообщили: материальный ущерб, нанесенный нашей стране войной, составил около 2 триллионов 600 миллиардов рублей. Лично у меня подобная цифра в голове не укладывалась.

Медики не менее активно, чем шахтеры Донбасса или строители Днепрогэса, принялись восстанавливать главные потери государства - трудоспособность людей, пострадавших на фронте.

С каждым днем меня стало все более раздражать слепое следование некоторых врачей старым методам лечения. Особенно этим грешили в области травматологии. Здесь, как и прежде, главенствовал гипс, почти на все случаи. В гипсе больные лежали от полутора месяцев до двух лет, а иногда и больше. Попутно они приобретали еще несколько заболеваний: контрактуру суставов, пролежни, колиты, гастриты, мышечную атрофию, нервную депрессию. При этом давно было известно, что в гипсе кость срастается плохо, неохотно и зачастую неправильно. По этой причине больных нередко оперировали по второму и третьему разу. И все-таки гипс находился в травматологии почти на положении бога, которому поклонялись вот уже более двух тысяч лет. Ведь основателем принципа гипсовой повязки являлся еще Гиппократ!

Трудно было поверить, чтобы за истекшее время медицина не смогла найти в этой области что-либо новое - совершенно иные, более эффективные и надежные способы сращивания костей.

Интуитивно я чувствовал, что в травматологии давно затаилась перспектива.

На первую мысль в этом направлении меня натолкнула моя корова. Она собиралась отелиться. Однажды, глядя на ее раздутый живот, я подумал: "А почему, собственно, кость не может расти так же, как и ткани? Она твердая, да. Но ведь известно, что это просто другое состояние все той же живой материи. В других пропорциях, но кости состоят из тех же веществ, что мышцы и нервы. Притом они выполняют не только роль каркаса, на котором держится наше тело, но и сами являются плотью организма. Но если скелет тесно взаимосвязан с тканями, нервами и мышцами, то, подобно им, он тоже должен регенерировать. Обладать способностью к росту, как живот коровы!"

По ортопедии и травматологии у меня тотчас появилась гора книг. Выяснилось, что именно в этой сфере медицина наиболее консервативна. Ведущие авторитеты утверждали, что человеческая кость к росту не способна. Она может лишь сращиваться, да и то с большим трудом. Некоторые доказывали, что даже и подобный процесс ей не под силу. По их мнению, так называемое сращение являлось лишь видимостью. За счет сильного сжатия костные отломки всего-навсего механически проникали друг в друга мельчайшими осколками и поэтому держались.

И вдруг у одного японца, а затем у американца я набрел на более смелую мысль. Они высказывали догадку, что при определенных благоприятных условиях человеческая кость все же может расти. Правда, крайне незначительно.