Гумберто Нотари - Три вора

• Название: Три вора
• Автор: Гумберто Нотари
• Издательство: Печатный двор
• Жанр: Современная проза
• Год: 1993

"Бесстрашные" Михаэля Цвика входят в сборник "Дом без ключа", куда вошли романы, опубликованные в России в 30-е годы.

Три миллиона сводят вместе трех человек предпринимателя – обладателя денег вора интеллектуала и мелкого воришку. Кто же из них настоящий вор и кому достаются деньги?

Вполне допускаем, что имя итальянца Гумберто Нотари ничего не говорит тем, кто принялся за чтение предлагаемого сборника. И все же… Представители старшего поколения наверняка вспомнят схожий сюжет. Правда, не по книге, а по кинофильму. Вспомнят блистательную игру великих актеров – Игоря Ильинского и Александра Кторова в немом фильме «Процесс о трех миллионах», в основу которого и лег роман Нотари «Три вора». Злободневность сатиры итальянского писателя не потеряна и по сей день – так уж устроено человеческое общежитие.

---

– Почему ж так? – откликнулся Тапиока, напуская на себя выражение полнейшего равнодушия.

– А потому, что на даче все до конца ноября… Тапиока изобразил изумление:

– Как же так? Ошибся я, что ли? – чесал он задумчиво в затылке. – Да это у вас стеклянная крыша? – спросил он у швейцара. – На втором этаже, вроде купола?

– Есть такая.

– Метров так на пять, на шесть от земли?

– Вроде того.

– …которая освещает.

– …переднюю…

– Вот, вот… переднюю… Так мне и сказывали… Не ошибся, значит… А коли хозяин послал…

– Сказано тебе: на даче все.

– И прислуга?

– И собаки… И прочее все… Говорят, нет никого… Понял? Никого. Так и скажи хозяину: нет, мол, никого… И проваливай. Нечего прохлаждаться.

И швейцар с треском захлопнул оконце.

– Скотина жирная! – выругался вслух Тапиока. – Что нужно, все узнал, – тихо добавил он.

Довольный успехом своей хитрости, он немедленно направился к одному из своих приемщиков, который снабжал в то время своих клиентов всем необходимым для их воровских операций.

Тапиока изложил ему свой план без указаний, конечно, места. Ему поверили без всяких затруднений, ибо между кандидатами на каторгу царствует гораздо большее доверие, чем между так называемыми порядочными людьми.

Тапиока вооружился всеми орудиями ремесла, проданными в предшествующие дни, чтобы не умереть с голоду. Попросил и получил отмычки, инструменты для взлома замков, веревку, хороший складной нож и восемьдесят чентезимов в счет добычи, которую он обязался доставить на другой день.

К вечеру Тапиока почувствовал себя в возбужденном, нервном настроении. Несмотря на два дня поста, он поел мало и без аппетита.

Таинственный дворец, куда он готовился проникнуть, поглощал все его мысли.

Что мог он рассчитывать найти там? Деньги, бриллианты, серебро? Все это было маловероятно. Когда барская семья уезжает надолго, она обычно увозит все лучшее с собой.

Может быть, кое-что из белья, зимнюю одежду, кухонную посуду?

– Наконец, найдется же что-нибудь. Растянувшись на постели, он ждал ночи.

Когда стемнело, он вскочил, подошел к окну и высунул голову в отверстие.

Темная неподвижная масса крыш, труб и шпилей давала на фоне горизонта, залитого отсветом бесконечных гирлянд фонарей, фантастические контуры… Словно остовы кораблей трагически погибшей эскадры, с поломанными мачтами, выброшенные на мель среди объятого заревом пожара порта…

Тапиока ощутил в груди своей чувство неизъяснимой грусти, острой тоски по чему-то родному, какое обычно испытывает одинокий наблюдатель при ночном зрелище громадного города.

Между тем ленты фонарей гасли, оставляя немногие сторожевые огоньки, тускло мигающие будничными ночничками после праздничной иллюминации. Небо светлело… Среди водворяющейся тишины классическая августовская луна высунула из-за остроконечных верхушек собора свою глупо улыбающуюся рожу паяца, и крыши домов словно дрогнули в неуловимой ответной улыбке. Облитый холодным голубоватым сиянием город приобрел причудливый вид селенитового пейзажа.

Тапиока решил, что пора приступать к делу.

Перекинув сверток со своим снаряжением через плечо, он выбрался на крышу. Приподнявшись на ноги, он сделал несколько первых неверных шагов, балансируя и спотыкаясь. Под тяжестью его шагов куски черепицы, ударяясь друг о друга, издавали веселый нежно-мелодичный звук японских цимбал.

На первом коньке Тапиока остановился, чтобы оглядеться. В лунном свете он видел свою длинную черную тень, фантастически перекинувшуюся через крыши и стены соседних домов. Ему казалось, что он движется по громадным театральным подмосткам, на которые луна направляет свой рефлектор магниева света.

Из предосторожности Тапиока опустился на колени и двинулся вперед ползком.

Вот он наконец на стеклянном куполе; его окна искрились, как глыбы кристаллического льда.

Толстые стекла были заделаны замазкой в металлический переплет.

Отколупнув замазку, Тапиока концом ножа приподнял стекло и бесшумно его вынул. Отверстие было достаточно велико, чтобы пропустить человека.

Он опустил в него веревку с привязанной на конце ее гирькой, замотанной в тряпье, чтобы по глухому звуку ее знать, когда веревка достигнет пола.

Таким путем он мог точно вычислить расстояние, на которое приходилось спуститься. Затем, прочно привязав другой конец веревки к железному переплету, он тщательно ощупал карманы, чтобы увериться, что ничего не забыто. Нож… огарок… спички?…

Все было на своем месте.

Тогда он произнес заклинание, которое, по суеверному убеждению Тапиоки, обеспечивало благополучный исход дела и которое мы не приводим, чтобы не оскорбить изящного вкуса наших читательниц.

Окинув быстрым взглядом окрестности, он спустился в дыру и, перехватывая руками веревку, исчез во мраке.

IV

Коснувшись ногами пола, Тапиока из предосторожности не сразу выпустил из рук веревку и, прежде чем сделать шаг, насторожил с трепетом уши.

Полное безмолвие.

– Не обманул, жирная скотина, – пробормотал он, вспомнив швейцара. – Нет никого.

Расставив руки, он шарил ими впотьмах перед собой, чтобы не наткнуться на препятствие.

Прикосновение чего-то корявого, гибкого и холодного заставило его подпрыгнуть от испуга.

Но сейчас же, опомнившись, он усмехнулся.

– Веревка это, – проговорил он вполголоса, чтобы успокоить себя. Пошарив в кармане, Тапиока извлек оттуда стеариновый огарок. – Запалим-ка огоньку бенгальского, – продолжал он по своей привычке беседовать сам с собою.

Чиркнув спичкой о бумазейные штаны, он зажег огарок.

Боясь все-таки с минуты на минуту чьего-либо появления, он держался поблизости от веревки и обегал глазами углы комнаты, слабо освещенные бледным пламенем свечи.

Он вертелся вокруг себя, то поднимая, то опуская свечу, внимательно оглядывая стены.

Вид массивной входной двери, обитой медью, вызвал у него улыбку тщеславия.

Две другие двери, очевидно, во внутренние покои, блестели своими отполированными, как зеркало, дубовыми филенками.

Длинная вешалка из того же дерева на грузных подставках шла вдоль стены, где пара тяжелых драпировок скрывала, очевидно, два окна.

На одном из крючков вешалки висела серая летняя фетровая шляпа и запыленный зонтик.

У обеих внутренних дверей стояло по кожаному креслу из резного дуба в средневековом флорентийском стиле, а между ними массивный ларь, напоминающий монастырские сидения.

В то время как Тапиока с гримасой разочарования производил осмотр этой строгой в своей простоте обстановки, в соседней комнате слегка скрипнул стул.

Тапиока инстинктивно съежился, вытаращив глаза по направлению звука.

– Любопытная штука… – бормотал он, успокоенный последующей глубокой тишиной. – Когда никого нет, чувствуешь себя хуже, чем тогда, когда кто-нибудь есть…

Он поставил огарок на пол и минуту размышлял.

– Здесь нашему брату делать нечего, – решил он, бросив еще раз взгляд на мебель, и двинулся к двери. Стук башмаков гулко раздавался в пустоте.

Он вернулся, сел на ларь и принялся разуваться.

Эта операция, бесспорно крайне фамильярная, восстановила его душевное спокойствие и благодушное остроумие.

– Вишь вот, – усмехнулся он, отодвигая босой ногой башмаки, – «господа» при входе в чужой дом шляпу снимают, а я – башмаки… Между ними и мной, должно быть, только эта разница и есть…

В этот момент из угла передней в несколько приемов затрещал звонок.

Тапиока чуть не слетел кубарем с ларя.

– Черт побери! – выругался он в ужасе.

Устремил взгляд в угол: оттуда со стены невинно смотрел на него металлический раструб, укрепленный над деревянным ящичком. Это был телефонный аппарат.

– И какого дьявола нужно здесь этому животному?

И, тяжело переводя дух, Тапиока ждал.

Звонок молчал.

– Ошибка, видно, – сказал он. – С ними, впрочем, шутки плохи. Исхитрятся, чего доброго, «зацапать» меня по телефону.

Энергичное пожатие плеч ставило вне сомнений способность врагов Тапиоки на всякую гнусность.

Подняв огарок, он снова направился к двери и уже надавил ее ручку, когда явственный шум шагов, как ни легки они были, послышался за входной дверью.

Тапиока обернулся, побледнев как полотно.

Шаги замолкли, и Тапиока думал уже, что ослышался, когда звук от руки, ищущей за дверью замочную скважину, убедил его в противном.

Мягко вложенный в замок ключ повернулся с легким шумом, Тапиока задул свечу и одним прыжком очутился у веревки, спускающейся из купола.

Он схватился за нее и хотел подняться, но в это мгновенье дверь отворилась и кто-то вошел.

Тапиока почувствовал в руках и ногах такую дрожь, что не мог двинуться с места: страх совершенно парализовал его силы.

Он припал на пол и, подчиняясь инстинкту самозащиты, в паническом ужасе выхватил из кармана нож.