Катарина Керр - Дни изгнания

• Название: Дни изгнания
• Автор: Катарина Керр
• Издательство: АСТ, Люкс
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-029707-6, 5-9660-1430-2

Война между людьми и эльфами уже ПРЕДРЕШЕНА, и она унесет тысячи и тысячи жизней. И ни магам, ни воинам, хранившим ранее хрупкое равновесие в мире Дэверри, уже не остановить ход событий. Остается лишь молить о помощи Высшие Силы мира – Стражей, таинственных Хранителей знаний древности. Но и в рядах Стражей нет единства – и никто не в силах предугадать, во благо или во зло людям пойдет их вмешательство…

Наступают дни мрака. Дни скорби. ДНИ ИЗГНАНИЯ!..

Добро пожаловать в мир Дэверри!

---

Далландра все чаще уезжала одна на равнину, подальше от шума и суеты алардана, и думала там о Стражах, особенно об Элессарио, по которой сильно тосковала. Иногда она думала, что любила бы Лослэйна больше, родись он дочкой, а не сыном, но главная проблема была, конечно, в ней и Адерине. Им обоим следовало быть молодыми, когда родился их сын, они должны были трястись над ним, и ссориться из-за него, и от этого сильнее любить друг друга. Конечно, у них бы родился еще ребенок, может даже два. Но всего этого не было, и мир для нее стал бесцветньхм, и она жила только воспоминаниями о другом, прекрасном мире, где все было проще и красочнее. Она чувствовала себя, как человек, которого прогнали от костра, когда бард рассказал только половину своей лучшей истории, и теперь он никогда не узнает, чем все кончилось. Что хотел Эвандар сделать для своего народа? Она все чаще и чаще вспоминала Эвандара и то, что он сказал ей на прощанье – возвращайся, если будешь несчастлива. Он знал, думала она, он знал, что это произойдет.

Перед тем, как алардан снялся с места, Адерин договорился, что Банамарио и ее муж перейдут в его алар. Лослэйна будут кормить и любить лучше, чем его будет кормить и любить она сама, подумала Далландра, и вопрос для нее был решен.

Вечером она зашла в палатку кормилицы, поцеловала на прощание Лослэйна и вновь ощутила укол совести за то, что так легко бросает его, ее маленького пухленького младенца с серьезным взглядом, пахнувшего молоком; но стоило ей выйти из лагеря, и чувство вины исчезло, и она больше толком ни разу и не вспомнила Лослэйна.

Далландра прошла около пяти миль на запад и нашла рощицу ореховых деревьев, росших там, где сливались вместе три ручья, образуя речку. Она сразу узнала ее, хотя две сотни лет назад ореховых деревьев здесь не было, а речка была совсем мелкой. Там ее ждал Эвандар, прислонившийся к дереву.

Он насвистывал трогательную мелодию. Далландра нисколько не удивилась тому, что он словно знал о ее появлении.

Было так здорово снова видеть его, сердце ее дрогнуло, и она вдруг поняла, что, кажется, любит его.

– Ты уверена, что хочешь вернуться? – спросил он.

– Уверена. Все это так странно. Мне не понравилось быть матерью, но теперь я могу принять роды. Я все же считаю, что кое-кому из вас хватит мужества, чтобы родить ребенка.

– Элессарио, например, и другим молодым. – Он засмеялся. – Забавная шутка. Родить ребенка. Я сразу и не понял. Знаешь, я становлюсь таким серьезным, я таким никогда не был.

Вместе вошли они в переливающийся туман, а впереди, между темными холмами и высокими горами, расстилалась ж4ущая их дорога. Далландра притронулась к шее, на которой уже висела аметистовая фигурка на золотой цепочке.

– А ты, Эвандар? Когда придет время, перейдешь ли ты в мой мир раз и навсегда?

– Могу ли я сделать это, зная то, что знаю, имея то, что имею?

– Если нет, ты потеряешь дочь.

Он остановился и посмотрел на нее, надувшись, как ребенок.

– Я могу быть такой же коварной, как и ты, – усмехнувшись, сказала Далландра. – Подумай только, если ты пойдешь первым, Элессарио обязательно пойдет за тобой. Она любит тебя даже больше, чем ты ее. Ты только представь себе: ты можешь спасти ее, спасая себя!

– Ты бесстыжая мошенница! – И он засмеялся, запрокидывая голову. – Я тебе кое-что скажу, Далла. Теперь я знаю, что значит тосковать о ком-то, и как это горько. Знаешь, почему?

– Думаю, что да. А как же Альшандра?

– Она покинула меня. Она ушла далеко вглубь.

– Далеко вглубь?

– Это плохой путь. Я объясню тебе позже.

Он поцеловал Далландру, и вокруг сомкнулся туман, а потом дорога превратилась в залитый солнцем луг, пестрящий яркими цветами.

В этот момент Адерин ощутил холод двеомера и понял, что она опять ушла. На этот раз он не плакал и не проклинал ее, просто сказал кормилице, что у Далландры осталась несделанной важная работа и ей пришлось вернуться. Банамарио, счастливая тем, что у нее есть целых два младенца, которых можно любить, и тем, что она живет в новом аларе, где всю тяжелую работу взяли на себя другие эльфьи, сказала только, что ей это все равно…

Ночью, когда он забылся тяжелым сном в палатке, вновь ставшей слишком большой и пустой, Далландра пришла к Вратам.

Во сне ему казалось, что они стоят на высоком утесе и смотрят вниз на покрытые туманом равнины. Видимо, мы находимся на западной стороне пастбищ, думал он, а на востоке восходит солнце в грозовых кроваво-красных тучах, что считается знамением зла. Далландра была одета не в эльфийские тунику и штаны, а в длинное платье пурпурного шелка, подпоясанное кушаком с драгоценностями. Как часто бывает во сне, он безо всяких объяснений знал, что это платье того стиля, который существовал в давно исчезнувших городах на далеком западе.

– Я пришла, чтобы принести свои извинения за то, что вновь покинула тебя, – сказала Далландра. – На этот раз ты не хотел, чтобы я осталась.

Это был не вопрос, а утверждение, и сердце Адерина сжалось от несправедливости сказанного, от того, что она могла подумать – он хотел, чтобы она ушла. А ведь он хотел только одного – снова суметь полюбить ее.

– Я не виню тебя за уход, – только и ответил он. – Для тебя в нашем мире не осталось ничего, верно? Даже сын не смог порадовать тебя.

– Верно. Но все же я хочу сказать, что…

– Ш-ш-ш! Не надо ничего объяснять, и просить прощения тоже ни к чему. Иди с миром. Я знаю, что тебя ничто больше не держит рядом со мной.

Она медлила, глаза ее наполнились слезами, губы печально скривились, и в то же время образ ее начал таять, бледнеть, превратился в туман, и ветер унес его в серый мрачный свет штормового утра. Он снова был в своей палатке, совсем проснувшийся, и слышал, как плачет Лослэйн в своей подвесной кожаной колыбельке. Адерин встал, переодел малыша и отнес его к Банамарио, чья палатка стояла рядом. Она кормила мальчика, а Адерин сидел возле нее на корточках и думал о двух стрелах с серебряными наконечниками, лежавших где-то в его палатке завернутыми в старое одеяло, залоге от Стражей, и залог этот оказался таким жестоким и беспощадным.

– Вот какой хороший мальчик, – приговаривала Банамарио. – Не хочешь больше кушать, мой хороший? Вот твой папа, Лэйн, иди к папе.

Адерин взял младенца и положил его на плечо, чтобы он отрыгнул, а Банамарио уже кормила своего ребенка, мальчика по имени Джавантериэль.

– Как вы думаете, мудрейший, когда вернется Далландра? – рассеянно спросила она.

– Никогда.

Она озадаченно посмотрела на него.

– У двеомера свои пути, Банни. Она выбрала тот, по которому больше никто из нас пойти не может.

– Я понимаю, но, мудрейший, мне так жаль!

– Меня? Не нужно. Я с этим смирился.

Но начиная с этого дня Адерин ни в чем не мог отказать Лослэйну, даже когда тот вырос и стал просить то, чего ему не следовало иметь.

Элдис 918

Глава первая

Проведя шестьдесят странных лет в Бардеке, Невин вернулся в Элдис поздним летом 918 года и остановился в Аберуине с необычной вещью, спрятанной для большей сохранности под рубашку. Находясь на чужбине, где он изучал магию у бардекианских жрецов, Невин решил сделать талисман для Верховного Короля: заряженный магией драгоценный камень, который будет постоянно излучать благородство и добродетель в сознание своего владельца. Для этого Невин купил очень необычный камень и прочитал множество описаний подобных ритуалов в библиотеках различных храмов, но, чтобы создать талисман, он привез камень домой.

Большой, как грецкий орех, совершенно круглый и гладко отполированный, этот опал был пронизан бледными золотыми прожилками, играл голубовато-розовым светом и чем-то походил на шкуру экзотического животного. Пока, несмотря на всю свою красоту, это был просто драгоценный камень, хотя и стоил целое состояние, но после того, как Невин завершит свою работу, он станет необыкновенно притягательным, и цена ему будет – человеческая жизнь.

В центре Аберуина находилось здание купеческой гильдии, внушительная приземистая башня со стеклами в окнах нижнего этажа и прочной сланцевой крышей. Меняла сидел в простой каменной комнате с очагом, двумя стульями и длинным столом. Там Невин и нашел его, полного седого человека, сидевшего перед горой свитков. Позади него, у входа в следующую комнату, стояли вооруженные стражники.

– Я только что вернулся из Бардека, – сказал Невин меняле.

– Вы пришли в очень удачное время, добрый сэр, сегодня хороший курс обмена. Присаживайтесь, присаживайтесь.

Невин подтянул к себе шаткий трехногий стул и, усаживаясь, заметил, что один из стражников с интересом скучающего человека наблюдает за ним. Это был юноша лет двадцати, высокий и мускулистый, светловолосый и голубоглазый, над верхней губой у него только начинали пробиваться усы. Невин не взглянул бы на него больше, если б не серебряный кинжал на поясе у стражника. Заметив кинжал, Невин пристально вгляделся в лицо юноши и чуть не выругался вслух, потому что хорошо знал душу, жившую в этом теле. Тут его отвлек меняла: