Жан-Луи Фетжен - Ночь эльфов

• Название: Ночь эльфов
• Автор: Жан-Луи Фетжен
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 5-7905-4336-7

Мир погрузился в хаос, когда люди уничтожили последнее королевство гномов. Одни только эльфы могли бы им противостоять, но они вернулись в свои огромные лесные владения, не сознавая, что теперь им также грозит опасность.

Чтобы помешать герцогу Горлуа распространить господство людей по всей земле, опираясь на христианскую веру, волшебник Мерлин помогает рыцарю Утеру, возлюбленному Ллиэн, королевы эльфов.

Осененный магической властью Ллиэн, Утер становится Пендрагоном – величайшим воином из всех народов, и отныне в его силах восстановить древний миропорядок. Но он должен выбрать одну из двух влюбленных в него королев: Ллиэн, недостижимую, уединившуюся на острове Авалон, или Игрейну – такую реальную, такую земную…

Это вторая книга трилогии французского писателя Ж.-Л. Фетжена, продолжение романа «Сумерки эльфов».

---

Он не был королем.

Игрейна, молившаяся в часовне, почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Стоя на коленях перед алтарем, за которым брат Блейз служил мессу в честь Дня всех святых, она молилась о спасении своей души. Рядом с ней, в колыбельке, покрытой куньим мехом, мирно спала ее дочь Моргауза. Дочь Горлуа… плоть от проклятой плоти его…

Он не был королем.

К концу дня дождь прекратился. Несмотря на сырость, эльфам удалось найти достаточно сухих веток, чтобы разжечь костры вдоль всего берега. Ночь наступила почти незаметно – настолько мрачным был день с его бесконечными потоками дождя, от которого холод пробирал до самых костей, а берег стал напоминать болотную трясину. Но потрескивание сучьев в кострах и отблески пламени на промокших крышах шатров вызывали улыбки на усталых лицах многочисленного пестрого воинства, собравшегося у опушки леса. Вскоре все начали выходить из своих жилищ и собираться вокруг огня. Эльфы, люди и гномы сидели вперемешку. Да, здесь были и гномы – небольшие группки, оставшиеся от армии Красной Горы, охотники с холмов, а также редкие выжившие гномы Черной Горы, объединившиеся вокруг принца Брана, по своему обыкновению, недовольные и сварливые, – всего их было не больше двух сотен, и они почти затерялись среди вооруженных людей, носивших туники с гербами мятежных баронов и герцогов – Кармелида, Лионесса, Доммоне, – прибывших сюда с женами, слугами и даже домашним скотом. Здесь были и варвары с Границ – мощные, как дикие быки, и почти такие же заросшие, чей оглушительный хохот и впрямь напоминал бычий рев. Были и эльфы из Броселианда в своих муаровых одеждах, на которых вспыхивали красные и зеленые отблески в пламени костров, – слишком многочисленные, чтобы их сосчитать, не говоря уже о тех, которые прятались в кронах деревьев или обосновались чуть дальше в лесу и наблюдали оттуда за удивительным зрелищем. Пламя от костров казалось мощным заревом, освещавшим небо и озеро до самого Авалона, который сегодня видели все – правда, издалека и не слишком отчетливо, но все же видели… Было выпито достаточно вина и меда, чтобы мужчины захмелели, но пока еще никто не был пьян. Запах жарившихся целиком бычьих туш щекотал ноздри и вызывал урчание в желудках, но никто пока не начинал есть – даже гномы. Это была ночь Самайна, главного праздника в древнем календаре, чье название переводилось как «объединение». Это была ночь мертвых – единственная в году, когда был открыт проход между земным и потусторонним мирами, и каждый должен был вспомнить своих умерших близких, чтобы они сами не явились и не напомнили о себе. Эльфы, гномы и люди – даже те из них, кто обратился к новой религии, – верили в потусторонний мир и загробную жизнь души, даже если у них были разные представления о рае. Однако, как бы ни называли сегодняшний праздник – Самайн, Ночь всех святых или Хэллоуин, – это была жуткая ночь, когда каждый ощущал на своем лице леденящее прикосновение Смерти, когда ушедшие в мир иной забирали у живых силу, необходимую им для того, чтобы продолжать свое долгое путешествие из мрака к свету.

Какое-то время озеро было спокойным. Но вскоре поднялся ветер, и на берег стали набегать волны, принося с собой толпы невидимых душ.

Сидя на холме, возвышавшемся над остальным лагерем, Утер не отрываясь смотрел в сторону острова, и голос Ллиэн едва слышно звучал у него в ушах. Он сидел спинойк костру, совершенно неподвижно, и, казалось, не замечал устремленных на него взглядов остальных. Даже Мерлин не решался к нему приблизиться. Их было девять, сидевших вокруг костра, совершенно непохожих друг на друга. Бран, сжимавший обеими руками топор высотой почти с него самого, никак не мог осознать, что Утер и Ллиэн стали одним целым. Однако он все равно пытался рассказать ей во всех подробностях о сражении под Красной Горой и передать послание старого короля Болдуина – не понимая, что Ллиэн уже знает обо всем, что сохранилось в памяти Утера… Рядом с ним сидел Фрейр – правитель уцелевших варваров Скалистого Порога. Его обнаженный торс был раскрашен красным, как того требовал обряд в честь мертвых, и в свете костра он казался огромным глиняным изваянием. Он сопровождал Утера и Ллиэн в поисках эльфа Гаэля и был готов следовать за нимии дальше, куда бы ни пришлось. Ему никто даже и не пытался объяснить природу их нового союза. Возле него сидели старый друид Гвидион и принц Дориан, казавшиеся рядом с варваром еще более хрупкими и бледными. Смотреть на них и разговаривать с ними оказалось для Утера непривычным испытанием. Он впервые испытал ощущение, что не является в полной мере самим собой, говоря на эльфийском языке с существами, которых он никогда раньше не видел, прижимая к сердцу Дориана, обнимая Блодевез, утешая старого Гвидиона… И они сами, казалось, видят Ллиэн сквозь него – как будто его самого не существует. Может быть, и она чувствовала то же самое, когда он встретил своих старых товарищей и знатных сеньоров, которых ради него собрал Ульфин… Он тоже был здесь, одетый в тунику со своим собственным гербом – красная борзая на желтом поле,– и на щеке у него был шрам от эльфийской стрелы. За ним сидели герцогиня Хеллед де Соргалль – единственная женщина среди собравшихся, и Лео де Гран, герцог Кармелид, стальная кираса которого поблескивала в свете костра. Когда поднялся ветер, Мерлин бросил в огонь несколько веточек омелы. В следующее мгновение вверх взметнулся сноп искр. Озеро заволновалось, плеск волн о берег усилился, и все, сидевшие вокруг костра, ощутили ледяной холод, который начал распространяться по всему лагерю. Юные эльфийки, к удивлению людей, спустили свои туники с плеч и подняли руки, подставляя свои обнаженные груди невидимым укусам душ усопших. Эльфийские друиды и барды затянули какой-то странный напев. Голоса их звучали то пронзительно, то глухо, иногда напоминая рычание хищников, иногда поднимаясь до ужасающего резкого визга. Гномы, собравшись вокруг одного из костров, равномерно и тяжело ударяли ногами о землю и тоже пели – у них это было похоже на боевую песнь. Люди молились, преклонив колени и сложив руки на груди, дрожа от страха и холода при ледяных прикосновениях бесчисленных призраков. Между тем на озере разыгралась настоящая буря. Ветер, глухо завывая, поднимал такие высокие волны, что они доходили до самых корней высоких лесных дубов. В их шорохе иногда прорывались странные звуки, напоминающие резкие вскрики, хрипение или свист. Ощущение было ужасным – сама Смерть, видимая, осязаемая, скользила среди живых…

Утер, раскинув руки, стоял, слегка пошатываясь от сильных порывов ветра и от наплыва образов и голосов – среди них были и его близкие, ушедшие из жизни, и другие, которых он не знал. Друзья, умершие на его руках, – Родерик и Цимми; враги, умершие от его рук… Изможденные эльфы… Какие-то странные, гримасничающие твари… Внезапное мимолетное ощущение божественного присутствия, яркий свет, словно дыхание божества на его лице… И вдруг он узнал среди всех этих призраков своего отца. Утер встряхнул головой, открыл глаза – и видение тотчас же исчезло. Но это и впрямь был Систеннен…

– Отец!

Ветер резко стих, и от этого Утер едва не потерял равновесие и не упал.

Все остальные обитатели лагеря, как и он, пошатывались или лежали на земле, словно марионетки, которым перерезали ниточки, в полной тишине, нарушаемой лишь потрескиванием костров.

Утер чувствовал себя полностью обессиленным, неспособным сделать малейшее движение, измученным бесконечными видениями, пронесшимися мимо него и неуловимыми воспоминаниями о божественном озарении. Перед ним по-прежнему оставался неотвязный образ – лицо его отца среди всех этих мертвецов…

Потом он увидел, что все снова смотрят на него, но заговорил на сей раз Мерлин:

– Слушайте меня! Народы Даны, живые и мертвые, слушайте меня! Я Мирддин, сын эльфийки! Я Мирддин, сын человека! Благородное племя деревьев, племя воздуха, хранящее Чашу Дагды, Чашу божественного знания, священный Грааль, слушайте меня!

И все эльфы Великого Леса, стоявшие вокруг костров и до самой кромки Элианда, приблизились, не отрывая глаз от мужчины-ребенка.

– Вы, справедливые люди, племя воды, слушайте меня! Ваш талисман – Фал Лиа, камень истинных правителей! Вы менее чем кто-либо способны смириться с незаконным королем! Слушайте меня!

И все – мужчины и женщины, солдаты и варвары, слуги и господа – почувствовали, как где-то внутри них отдается певучий и в то же время мощный голос Мерлина.

– Народ гномов, племя земли, вы, у кого похитили священный талисман Каледвх, Экскалибур, священный Меч Нудда, – знайте, что все мы собрались здесь, чтобы восстановить справедливость!

Мерлин замолчал, и на берегу снова воцарилась тишина. Костры уже догорали, и тлеющие угли едва могли рассеять ночную темноту. Перед его глазами мелькали бесчисленные отблески на доспехах, шлемах, остриях копий – от этого стальные латы были похожи на блестящие панцири майских жуков… Где-то в этой толпе немногие уцелевшие гномы слушали его со слезами на глазах – он оживил в их сердцах почти угасшую надежду…