Лев Жданов - Наследие Грозного

• Название: Наследие Грозного
• Автор: Лев Жданов
• Издательство: Современник
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-270-01872-1

В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличского, сбереженного, по версии автора, от рук наемных убийц Бориса Годунова.

---

– Не бывать тому! – ответила царица Марья. И повторила все то же, что говорила мужу.

– Дура ты, хоть и царицей стала, – отрезал ей раздраженный Нагой. – Ты о том бы хотя помыслила…

– Хоть дура, да умнее тебя! Обо всем я помыслила…

– Досказать дай! Твое царское величество о том бы подумало: сын, хоть и другой, – останется при тебе. Никто знать не будет, что не Митя это твой… И отец митрополит, и иные, кого поминаешь ты, – не скажут же, что бездетна ты, коли царское дитя при тебе! Ну, уразумела?..

– А-ах, чем порадовал! А ты не знаешь, каков у нас государь? Не слыхал? Глазами не видал своими? Я уж додумалась… Он не то станет ждать: не изведут ли бояре младенчика, – сам повелит своему лекарю, бусурманину какому-либо… Живо уберут чужое дате. Вот я и ни при чем… И вон меня…

– Господи, хитра как ты стала! Да коли бы так, он и теперь может…

– Что? Младенца убить? Своего – пожалеет. И греха великого побоится. Буде с него, что одного сына забил… Как поминает его, трясется весь, ровно Иуда, пес старый… А чужого не пожалеет. Свой пусть где-нибудь растет! И от меня руки его будут развязаны… Выходит, ты – глупей меня, дуры, братец родимый… Каково дело-то!

Пришлось и Нагому зубы сжать, чтобы не разразиться бранью, и уйти без всяких результатов.

– Не хочет? Ну и Бог с ней… Материнское сердце, оно и то сказать, – добродушно заметил Иван, выслушав доклад Нагого. – Пусть по ее будет!

Не понравилось это добродушие, такая уступчивость Нагому, который успел понять Ивана; он знал, что новый, более сильный ход придумал царь для выполнения своей воли. И захотелось вызнать Нагому: в чем этот ход.

– Твое дело, государь, – вкрадчиво заговорил он, – а моя такая дума: коли решил супруг и государь, – как же она смеет поперек что молвить?! Приказать бы изволил… Мне скажи… Я вырву у ей…

– Это чтобы крику не то что на всю Москву – на полземли слышно было? Нет, прискучили мне все крики да причитанья. Покоя я хочу, Михайлушка… Стар стал… ослаб, сам видишь. Баба, жена богоданная, – и та меня не слушает… А прежде бывало… Э, Бог с ней! Так, видно, надо… Иди с Богом, Михайлушка. За послугу спасибо. Не забуду и я тебя… Ступай себе.

Так еще несколько недель прошло.

Опасение за царевича, желание укрыть его стали теперь почти единственными чувствами и стремлениями царя.

– Эх, Малюты нет у меня; вот уж сердечный был раб! Вернее пса, кремня надежнее. Он бы живо уладил все!

Так думал нередко Иван.

Больше десяти лет тому назад, в 1572 году, при осаде эстонской крепости Витгенштейн был убит этот самый лютый из опричников царских. Теперь его заменил более знатный родом человек, князь Богдан Бельский.

К нему и решил обратиться Иван. Бельский же и отец крестный Димитрия.

Князь Бельский с дьяком Андреем Щелкаловым явились для обычного доклада царю.

Обсудив все дела, Иван, сделав надлежащие распоряжения, не отпустил их, как бывало обычно.

– Пождите оба, – пригласил он их, – хочу еще одно дело обсудить теперь…

– Хорошо надумал, государь, – первым отозвался Богдан, выслушав планы его, – и самому мне думалось… Да не одних Шуйских. Иные тоже есть… Вот хоть Годуновых, к примеру, взять…

– Что? Кого ж бы это? Не Федорыча ль? Он в роду умнее всех.

– Хотя бы Федорыча, государь. Самому тебе ведомо: царевич наш, свет Федор Иванович, не то – верит своему пестуну, – глядит его очами, ест из его рук! Скорее Слову Божию не поверит, в святом писании усумнится, чем в шурине в своем любезном. Может, тебе, государь, оно и по сердцу… А мне сдается все да кажется…

– Крестное знамение сотвори, Богдаша. Вот оно и казаться не будет. Ничего пускай не кажется. Первое дело, – зелен и Федорыч твой, и весь род его… Наполовину и доселе татаре они. Еще, поди, кумысом да кониной от их пахнет. Так мне ли, урожденному деду и отчину всех земель и царств моих, – страшиться мурзы полукрещеного? Чай, все помнят, каков их род, сами они откудова. Верю, он бы, может, и душою рад… Да не было того и не бывать вечно, чтобы на Руси татарское семя землей владеть стало… К себе приближаем мы восточных царей и царевичей… Мало того, дед, отец мой и я сам, из Москвы куда выходя, – сдавали царство им на время. Татарский клин в московскую стройку не затешется. А свой, познатнее, – сядет, да, гляди, уж и слезать с престола не захочет потом… Сажал я и сам князя Черкасского и друга своего Семена Бекбулатовича – в цари ставил… и прочь выставил, как пора пришла… Нет, Годунова мне и роду моему бояться нечего… И то я знаю: ни единого слова, ни малого шагу он без воли моей, без приказу не ступал и не ступит. Как луны лик от солнца, так и эти вельможи азиатские – от нас, от нашего величия свет и силу берут. От нас все и теряют. Не бойся Годунова, как я его не боюсь!

– В час добрый… Тебе с горы виднее, государь, чем нам, малым людишкам, холопам твоим. Как же теперь быть? С чего начинать, государь, в деле в твоем? Поведай.

– А вот что надобно… Мальчонку сыскать подходящего… Не трудно, поди. Году Мите нету. В эту пору они, ребята, все один с другим похожи. Моя Марья и не почует ничего!

– Достать можно, государь… И царица не всполошится. А вот с мамкой как? Мамки не обманешь… Да без нее и дела не сладишь, государь…

– Стой! Что на ум мне пришло… Кормилицы Оринки… Тучковой пащенка и взять можно… Совсем пойдет дело…

– Так ли, государь? Чай, будет знать Орина: на какой конец берут ее дитя? В том роде, как бы отвод громовой… Пожалеет ли? Потерпит ли сердце материнское?

– А зачем ей знать про то, чего и мы сами не знаем? Может, так, одне думы у нас черные… А Господь – вёдро пошлет… Простит нам грехи… Это – первое. А второе… Ей ты так сказать можешь… Я уж ломал котелок-то свой… Надумал… Скажешь ты Орине: «Думается государю, – мне, значит, – что не соблюла верности царица, как Бог приказал. Того ради не желает, чтобы Димитрий царицын, как плод греха, – свою часть в царстве имел. Лучше хочет твоего сына, дитя честное, – родным назвать, дать ему долю в наследье своем…» Гляди, поверит баба. Оне свою натуру женскую лучше нас ведают. Так все и сладится… Мол, желает государь, все без шуму, чтобы толков про него не было. Понял, Богдаша?

– Все понял, государь… Дивиться лишь надо: откуда што берется у тебя, батюшка ты наш?!

– Э-эх, брось. Не до похвал теперь… Ну, с тобой речь поведу, Андрей, – обратился Иван к Щелкалову. – Ты слышал? Твоя забота какая будет, не скажешь ли?

– Найти, куда бы укрыть царевича, да чтобы можно было глаз за ним иметь… Да заботу всякую: всего бы у него вдосталь хватало во всяк час. Не иначе что об этом думал приказывать мне, государь.

– Сказал, что печатью пропечатал, Андрюшенька, – совсем довольный похвалил Иван. – Так видите, ладьте поскорее, как порешено тут. В час добрый…

Оба вышли от царя.

– Слышь, Андрей Иваныч, – обратился в раздумье Бельский к Щелкалову, – что за новина такая приспела? Двоих сыновей вырастил… При себе! Все было ладно… А ныне!

– А ныне – зима на дворе… Годы к концу подходят. Вот и вспоминает человек поговорочку: дальше положишь, ближе возьмешь. Не боится государь Годуновых… Шуйские ему с присными спать не дают… А мне так…

– Да, да… И я от Годуна беды скорее чаю, чем от двора Шуйского… Но – царевич-то при чем? Больно все не по-обычному… Словно из книги читаешь сказание.

– Ну, зачем из книги? Мало ль и на наших очах такого бывало? Взять хотя бы родич твой, князь Иван Бельский… Как стали его изводить с чадами и домочадцами, он и послал сынка самого меньшого, княжича… Гавриилом, сдается, звали, не помнишь ли?

– Да, да… Гавриилом, – как будто смутясь, ответил Бельский.

– Так! Послал его в Старицу с холопом верным. Там и вырос княжич, да имя другое и прозвище взял, простым делом занялся, сапожным рукомеслом… А как овдовел – иноком объявился в Вологде. Целую киновию завел – Духову-то обитель… Совсем подвижником стал… Галактион ноне слывет… Да мало ли таких делов мы видели?

– Правда твоя… Может, и на благо Господь государя на дело на это навел… Будем исполнять волю царскую!

Отдали поклон и разошлись по своим делам оба ближайших пособника Ивановых. Осторожно стали они готовиться к выполнению задуманного царем плана.

Но Ивану не удалось при жизни увидеть свершение этого дела.

Быстро стала развиваться смертельная болезнь, водянка стала душить царя. Сердце так плохо работало, что не помогали самые сильные снадобья, которыми лечили царя Ивана его доктора-иноземцы. И 18 марта 1584 года, на 53 году жизни, скончался царь Иван Васильевич, государь обширных земель и многих народов, – в конце концов сокрывшись навсегда в узком, глухом склепе, где занял места не больше, чем самый жалкий бедняк во всем подлунном мире…

Не успели еще забыть Иоанна, как предчувствия Бельского сбылись: закипел мятеж по всей Москве… Против него направила удар рука Годунова, Шуйских и других бояр, их сторонников. Нагих – тоже звала к ответу чернь за мнимое покушение на жизнь юного царя, Федора, на место которого они будто бы решили возвести малютку Димитрия и править его именем.