Софрон Данилов - Манчары

• Название: Манчары
• Автор: Софрон Данилов
• Издательство: Современник
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988

Историко-героическая повесть об якутском борце за справедливость середины XIX века.

---

— Кто вы такие? — повелительным тоном спросил всадник.

— Кангаласский бай Хапытон Басылайап, — выпалил тут же Нилык, полагая, что, представившись так, поправит дело, и кивнул в сторону Манчары: — Он едет к баягантайским именитым людям, чтобы договориться о сделке.

— К именитым! Ха-ха! Как же, именитые только с именитыми и имеют дело!.. — злобно рассмеялся всадник. — Но тем не менее вам придётся сначала поговорить с нами, незнатными. Друг, отними-ка у них оружие!

Всадник приставил к груди Манчары копьё с берёзовым черенком. У пешего в руках была насаженная на палку, сточенная до основания коса. Подняв её угрожающе кверху, он сдёрнул, обрывая ремни, с Нилыка ружьё и пальму.

Манчары хотел отскочить в лес, но раздумал. Человек, стоявший против него, мог тут же пронзить копьём. И, кроме того, у него всё больше росло любопытство. Кто же эти люди? Во всяком случае, это не разбойники с большой дороги, отбирающие плеть у всадника и посох у пешего. В то же время они не похожи на тех, кого баи посылают преследовать его. Уж они-то если посылают погоню, то не вооружают старой косой. И неужели их люди будут прятать лица?

— Эхма! А у этого господина ружьё так ружьё! И пальма так пальма! — воскликнул пеший, рассматривая оружие Манчары. — Из такого ружья можно валить любого зверя.

— Раздевайтесь! Снимите верхнюю одежду! — приказал всадник. — И пошевеливайтесь быстрее! Некогда тут возиться с вами…

— А кто же вы будете? — спросил Манчары.

— Люди! Человеки! — ответил пеший.

— И человек обычно имеет имя, — мирно сказал Манчары.

Всадник, наставив копьё, приблизился ещё плотнее:

— Я — Манчары!

— Ты? — воскликнул удивлённый Манчары.

— Я! Ну, шевелитесь живей! Не скупитесь! Баягантайские баи, с которыми вы водитесь, вас оденут.

— Как, как же всё это, друзья? Манчары-то ведь сидит перед вами! — всполошился Нилык Охонон. — Настоящий Манчары!

— Замолчи, не болтай! Вы что это, хотите нас обмануть? Слезайте с коней!

— Погодите-ка, друзья… — начал Манчары, но в это время всадник ударил его по щеке.

— Больно ведь, друг…

— Больно, оказывается, да? Так тебе и надо! Этого ещё мало. Небось ты за всю свою жизнь немало бедняков заставил плакать, немало неимущих и немощных избил!

— Да я…

— Молчи! Раздевайся!

Манчары с другом слезли с коней и сняли верхнюю одежду. А те сунули в руки Нилыка уздечку своего коня, а сами сели на их коней и привязали к сёдлам их одежду.

— Передайте баягантайским баям, — сказал первый из них, — что пришла пора рассчитаться с ними за произвол и угнетение, творимые ими до сих пор!

— Пусть они ждут нас! — сказал второй.

И бросились вскачь по лесу туда, откуда появились.

— Вот собаки! — выругался Нилык.

— Молодцы! Но не видать им, бедняжкам, счастья… — задумчиво и печально проговорил им вслед Манчары, поглаживая рукой покрасневшую щеку. — Бедняжки, прискачут куда-нибудь и попадутся…

— Вот уж стоит ли их жалеть! Да ещё присвоили чужое имя… — Нилык с досады плюнул, придерживая рукой сползающие вниз кальсоны. — Ты ловко выходил из самых затруднительных положений. А вот на этот раз у тебя почему-то связались и руки и ноги. И остались мы с тобой посреди дороги голыми и нищими. У нищего и ветер развеет всю муку…

— Не печалься, Охонон! Богатые баягантайцы оденут. Ружья у нас будут самые лучшие, оседлаем мы самых горячих коней. — Глаза Манчары загорелись и лицо посветлело. Он сделал широкий жест в ту сторону, куда скрылись их обидчики, — в глубь необозримой бесконечной тайги, глухо шумевшей своей многоголосой листвой.

Ведь они же Манчары! Они — Манчары!

«Улетай, лети, северный орёл!»

Уже семь месяцев находится на каторге в Охотске Манчары. Неисчерпаемые богатства этого обширного края выкачиваются русско-американской акционерной компанией. Члены дома Романовых являются акционерами этой компании. Поэтому все распоряжения делаются от высокого имени государя. И таким образом что ни прикажет компания — закон, ни распорядится — выполняй. Кто же посмеет пойти против священного указа белого царя?

Компания имеет солеваренный завод и каменноугольный рудник. Там работают приговорённые к каторге люди. Манчары работает в шахте, где добывают каменный уголь. Что и говорить, здесь самая тяжёлая работа, самая скудная пища, самый строгий и суровый надзор. Кандалы не снимаются ни днём ни ночью. Работают прикованными железной цепью к тачке. Упавший, обессиленный тяжёлой работой, подвергается самому зверскому избиению; не вынесшие таких побоев умирают, умерших оттаскивают в сторону, словно падаль, и бросают в яму. Тем всё и кончается.

Большинство каторжан действительно люди, совершившие тяжкие преступления. Это такой народ, что ему ничего не стоит даже из-за малейшего повода пролить кровь или лишить человека жизни.

Манчары был очень здоров и крепок, и только это помогало ему переносить такие жуткие испытания. Но выживает любой человек, если только он имеет хоть маленькую искорку надежды. А перед ним даже не мерцала ни одна искорка надежды. Как он может удрать из тюрьмы, обнесённой такой стеной, на которой острые железные колья? Как он сможет снять эти ржавые тяжёлые кандалы, надетые на руки и ноги?

Каторжан охраняло довольно много надзирателей. Все они как на подбор словно цепные псы. Они только и знали брань, окрики, команду, нагайку и кулак. Среди них был один старик. Русский по происхождению. Голова, скулы, подбородок и даже шея его были покрыты густой порослью седеющих волос. Среди всей этой густой поросли волос возвышалась огромная красная шишка круто вздёрнутого носа. Он никогда не кричит и не орёт, как это делают другие. Наоборот, он молчалив. В течение суток проронит лишь несколько слов. Но вместе с тем было известно, что у него очень тяжёлый кулак. Если рассердишь его, то беда…

По весне, когда начал таять снег, Манчары стал замечать, что этот старик надзиратель относится к нему несколько иначе, чем к другим заключённым. Давая наряд на работу, он старался дать ему что полегче. Не бранил, не орал и не избивал, как другие. Каждый раз Манчары рассуждал: «Может, это просто случайное совпадение, а я подумал про что-то особенное», — и засомневался. День за днём проходили в тяжёлом труде. Но удивление Манчары не проходило, а, наоборот, усиливалось. За что его мог жалеть старик? Он ведь не сват и не брат ему…

Однажды ночью, когда вконец усталые люди спали как убитые, вповалку, на полу из жердей, в сырую затхлую камеру зашёл старик надзиратель с фонарём в руках и оглядел всех. Во время осмотра его взгляд остановился на Манчары, который ещё не спал. «Наверное, будет ругать…» — подумал Манчары и отвернулся к стене. Старик чуть слышно откашлялся и сел на чурбан, заменявший в камере стул и стол.

— Ты что за человек? — тихо спросил старик.

— Я якут…

— Знаю, что якут. Я спрашиваю, что ты за человек?

— Разбойник, говорят.

— Кто так говорит?

Манчары удивился, что этот суровый, с постоянно сомкнутыми устами, молчаливый надзиратель вдруг разговорился. Он обернулся и увидел, что старик согнулся и сидит, вертит еле мерцающий фонарь с четырёхугольной проволочной дужкой. При тусклом качающемся свете фонаря кажется, что его широкая спина стала ещё шире и закрывает всю чёрную стену, по которой струятся капли влаги, выступающие от сырости.

— Чочо и его люди…

— А кто такой он?

— Бай… Тойон… Наш князь…

— Ещё кто?

— Суд… господа…

— Ещё кто?

Манчары не нашёлся что ответить. Старик обернулся и посмотрел на него в упор:

— А люди и народ?

Манчары покачал головой:

— Нет… Людей и народ я не обижал, перед ними у меня греха нет.

Старик еле заметно кивнул головой:

— Я, оказывается, не ошибся. Ты не похож на них. — Он указал на каторжан, лежавших вповалку, словно валежник, сваленный весенним паводком, и дотронулся до плеча Манчары чёрной ладонью, которой, видимо, уже не суждено было побелеть. — Расскажи.

— О чём?

— Обо всём… О своём крае… О своём народе… О себе…

Манчары был очень взволнован. Как это так: старый надзиратель, на которого со страхом смотрели каторжане, предстал перед ним с совершенно неожиданной стороны!.. Грубое мужское прикосновение этого старика показалось ему особенно тёплым и необыкновенно нежным. Так, наверное, прикасается к своему сыну только родной отец… Казалось, вся печаль, все думы и переживания, накопившиеся за время многомесячного пребывания на каторге, сразу собрались воедино, чтобы хлынуть бурным потоком. И вдруг Манчары захотелось выложить всё перед этим стариком, который так по-отцовски, приветливо отнёсся к нему.

— Там, на земле якутов… — Манчары указал на северную стену. — Зима с трескучими лютыми морозами — там. Благодатное жаркое лето — там. Такая удивительная звонкая зима, такое неповторимое солнечное лето — только там, и нигде я такого больше не встречал. У нас был алас, окружённый густой бескрайней тайгой. Он назывался Арылах. Отец мой умер рано. Мы жили вдвоём с матерью…