Софрон Данилов - Манчары

• Название: Манчары
• Автор: Софрон Данилов
• Издательство: Современник
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988

Историко-героическая повесть об якутском борце за справедливость середины XIX века.

---

— Давайте начинайте скорее!

Палач накинулся на Манчары, уложил его животом на скамью, головой к столбу, руки пропустил под скамью и связал их в запястьях. Ноги связал у щиколоток и прикрутил к скамье, самого ещё в трёх местах прихватил ремнём, точно лошадь подпругой.

— Начинай! — подали команду палачу.

Услышав её, палач вздёрнул кверху зияющие чернотой ноздри и хищно оскалил длинные неровные зубы, как бы говоря: «Ну вот, начинается и моя работа». Размахнувшись, он с силой ударил двойной розгой, издавшей зловещий свист. Розги впились в обнажённое тело, концы их обвились вокруг плахи.

Притихшая толпа вздрогнула от этого страшного свиста. И только Чочо, довольный, что враг повержен и обесчещен, громко, злорадно захохотал. Было видно, как тряслись его шея и толстый затылок.

Палач ещё не встречал человека, который стерпел бы такой ужасный удар, не издав ни единого звука. А Манчары не проронил ни единого слова, он даже не стонал, только крепко стиснул зубы. Раздосадованный этим, палач стал наносить удары, один сильнее другого. Розги со свистом впивались в обнажённое тело. Свист розог перемежался с привычным гиканьем палача. После нескольких таких ударов кожа осуждённого посинела и из шрамов брызнула ярко-красная кровь.

— Пусть попросит пощады! — крикнули снизу.

Начальству, видимо, во что бы то ни стало хотелось сломить железное упорство парня, заставить его взмолиться и попросить пощады.

— Проси пощады, негодяй! — крикнул в ухо Манчары резво подскочивший к нему чиновник и, не дождавшись ответа, сказал, обращаясь к старшему чину: — Только зубами скрипит…

— Проучите разбойника! Проучите! — злобно затопал Чочо.

Палач передёрнул плечами и тут же продолжил истязание. Снова засвистели розги. После пятидесяти ударов осуждённый потерял сознание. Его окатили холодной водой. Приходя в сознание, Манчары тяжело вздохнул и чуть заметно пошевелил крепко связанными руками и ногами.

— Ха-ха-ха!.. Ну как, сладко, разбойник? Получил чего хотел? — сказал Чочо и, тяжело поднявшись на помост, обходя лужу крови, направился к скамье. — Лучше попроси пощады! Может быть, и пожалеем. Ведь всё-таки ты мой кровный родственник. Молчишь!.. Смотрите-ка на него, молчит!.. — И палачу: — Ты чего остановился? Секи его ещё сильнее! Ещё крепче!

Когда розги опять со свистом впились в окровавленное тело, у Манчары вырвались только два слова, исходившие из самой глубины сердца:

— Мама, прощай!..

И в этот миг притихшая толпа всколыхнулась.

— Манчары, мужайся, не сдавайся! — раздался в дальнем углу площади взволнованный крик.

Сшибая с ног людей, конные казаки устремились в сторону крика. В это время с противоположной стороны донёсся решительный выкрик:

— Манчары, мы этого не забудем!

Казаки, не зная в какую сторону ехать, стали осаживать коней и закружились на месте.

А свист на помосте витал над толпой, вызывая у людей ненависть, но не страх.

«Я отомщу!»

Осеннее солнце рано скрылось за лесом. Лучи его, озарившие редкие облака на западе, постепенно тускнели и гасли. Вскоре темнота плотным, непроницаемым покрывалом окутала алас Арылах. Вокруг ни шороха, ни звука. Всё живое затаилось, замерло до утра.

Из леса, расположенного с северной стороны аласа, осторожно вышел человек. Ни одна ветка не хрустнула под его ногами. Он остановился, посмотрел вокруг и повернул к нежилой юрте, которая чёрной бесформенной глыбой вырисовывалась на фоне неба. Человек остановился перед покосившимся строением, постоял немного и открыл дверь. Он вошёл внутрь юрты и горестно приник к холодному столбу.

— Мама! Твой сын пришёл! Мама! — тихо произнёс он.

Это был Басылай Манчары. Весной прошлого года, после унизительного и страшного наказания на Малом базаре, его, полуживого, бросили в Якутский острог. Когда Манчары немного поправился, окреп, он бежал из острога.

Ещё в тюрьме он слышал, что весь их скот забрал себе Чочо. Бедная мать стала скитаться по людям. Больная и слабая, она не выдержала ударов судьбы и умерла. И всё же Манчары почему-то казалось, что родная юрта непременно встретит его весёлым полыханием огня в камельке, а мать — приветом и лаской.

Сейчас Манчары неподвижно стоял у столба. Ему казалось, что с левой нары вот-вот вскочит мать и бросится к нему на грудь. Но юрта была мертва. В пустые глазницы окон заглядывали звёзды. Ороны были изломаны. С камелька обвалилась глина. Пахло плесенью, гнилью, перепревшим навозом.

Сердце Манчары сжала тоска.

— Мама…

Кто откликнется на его голос в ночном безмолвии? Осиротевшая юрта молчала. Лишь в углу хотона с шуршанием осыпалась земля.

— О мама, мама! Неужели я тебя никогда больше не увижу!.. — простонал Манчары. — Оказывается, говорили правду. Худая весть всегда бывает правильной.

Ноги Манчары подкосились, он бессильно опустился на землю. Руки его коснулись холодного пепла.

— Прости меня, мама… Я виноват перед тобой! Я не смог дать тебе спокойной старости.

Манчары стоял на коленях перед давно погасшим очагом, держа в руках холодный пепел, и тяжело вздыхал.

Когда-то этот камелёк согревал его своим теплом, радовал ярким пламенем, убаюкивал потрескиванием поленьев. А теперь в юрте так тоскливо, так плохо. И за что? За какую провинность, за какие грехи потушили их очаг?.. Манчары поднял голову, сжал кулаки с такой силой, что хрустнули пальцы в суставах. За то, что он сказал правду! За то, что он посмел перечить Чочо!

В открытые окна врывался пронзительный ветер и ворошил волосы на голове Манчары. По телу прошла дрожь. Манчары осмотрелся и задержал свой взгляд на поломанных досках орона матери.

— Клянусь, мама, твоей светлой памятью, потухшим очагом нашей юрты — я отомщу! За всё взыщу с богачей!

Манчары вскочил и шагнул к выходу. У дверей он задержался, окинул прощальным взором родное пепелище:

— Я отомщу! Клянусь!

У Чочо

Непроглядная осенняя ночь. На просторной усадьбе Чочо тишина, не слышно даже собак. Кто осмелится нарушить эту глубокую чуткую тишину? Рабы и челядь, изнурённые дневной работой, давно спят. Сам тойон развалился на мягкой медвежьей шкуре в красном углу на главной скамье. Как только он погружается в дремоту, всё мгновенно стихает и в юрте и на дворе. Когда Чочо отдыхает, кажется, и земля и небо молчат.

Но вдруг в полночь дверь белой половины юрты задрожала от сильных ударов. Кто это? Какой дерзкий нечестивец посмел нарушить тишину тёмной, безлунной ночи? Кто не побоялся потревожить сон именитого тойона?

— Открывайте! Живо открывайте! — послышался из-за двери грозный голос.

Чочо проснулся и, задыхаясь от ярости, сел.

— Кто это? Я спрашиваю, кто это? — закричал он своим хамначчитам, которые вповалку спали на левой наре. — Вставайте скорее! Приволоките мне этого сумасшедшего. Я ему покажу… Быстрее разводите огонь!

Люди бросились раздувать угли в камельке.

— Если бай Чочо не спешит, я войду сам! — опять послышался голос из-за двери.

Под могучим напором засов заскрипел и переломился. Дверь распахнулась. Холодный воздух, клубясь, хлынул в юрту.

Через порог тяжело перешагнул человек.

— Поднимайся, бай! Чочо, к тебе пришёл гость, которого ты не ждал! — произнёс незнакомец.

— Нохо, кто ты? Кто ты, спрашиваю? Отвечай, пока жив! — Чочо выхватил из-под подушки костыль и вскочил. — Слизняк! Навозный червь! Я…

В это время в камельке ярко вспыхнул огонь и залил колеблющимся светом всю юрту. Рука Чочо, занесённая для удара, неподвижно застыла в воздухе, точно она мгновенно окаменела. Перед тойоном стоял высокий плечистый человек. В руке его сверкнул обнажённый меч.

— Манчары!.. — прошептал Чочо побелевшими губами.

Придя в себя, Чочо закричал хамначчитам, столпившимся на левой половине:

— Парни, чего смотрите? Хватайте этого разбойника, вяжите его! Ну!

Ни один из хамначчитов не шевельнулся. Чочо не верил своим глазам. Всегда покорные, дрожащие от одного его слова, хамначчиты не выполняли его приказания.

— Парни, ну!

Чочо в бессильной ярости бил костылём об пол. Вконец разъярённый, с криком «Собаки!» он бросился к хамначчитам. Но Манчары преградил ему дорогу мечом.

— Потише, Чочо. Здесь нет собак!

Тойон остановился и повернулся к Манчары:

— Нохо, что это значит? Говори, отвечай!

Но когда взгляд Чочо встретился с взглядом Манчары, тойон задрожал как осиновый лист, отшатнулся и уронил костыль.

Перед ним стоял не тот мальчишка, которого раньше он мог безнаказанно бить и оскорблять, а суровый мужчина с горящими ненавистью глазами.

— Ну, бай Чочо, я пришёл к тебе, чтобы забрать всё, что ты отнял у неимущих, награбил у бедняков, — медленно заговорил Манчары, впившись взглядом в лицо тойона. — Я пришёл, чтоб наказать тебя за издевательства над хамначчитами, за истязания и побои. Сейчас ты за всё ответишь.