Софрон Данилов - Бьётся сердце

• Название: Бьётся сердце
• Автор: Софрон Данилов
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классика
• Год: 1988

Якутский учитель Сергей Аласов после двадцатилетнего отсутствия возвращается работать в родную деревню. Его ждут встреча со своей девушкой, не дождавшейся возвращения его с войны и вышедшей замуж за своего учителя и встреча с новой любовью. Непримиримо отнесясь к очковтирательству в той школе, где он когда-то учился и в которой он сейчас сам стал учителем, он начинает бороться за правду и более человечное отношение к ученикам...

---

Грубоватая прямота его — Платонов мог и прикрикнуть, и оборвать на полуслове, — не означала жёсткости характера. Не этого побаивались, а его проницательности. Какой-нибудь директор школы живёт от райцентра за тридевять земель, не видится с Платоновым по полгода, а Платонов будто вчера с ним чай пил… И боялись, и уважали: старый человек зря свой хлеб не ест, с ним действительно можно было всерьёз поговорить о деле. Прямота вместе с таинственным «всезнайством» создавали заведующему репутацию хозяина, который знает, что делает.

Возле Платонова хоть плачь, хоть танцуй осохай, а будет так, как он сказал. Разревётся иная учительница — успокоит, сам слёзы вытрет. Но у двери всё-таки скажет на прощание: «Вот мы, значит, и решили, дорогая моя…» И всё тут.

После такого предуведомления легко понять, как необычен был в его практике случай с Аласовым. Пусть смутьяна и отлучили от учительства, но зловредные семена, им посеянные…

Взгляд хозяина просвечивал каждого из входящих, и никто не оставался спокойным под этим взглядом, даже отважного воина Нахова и того пронял. Василий Егорович невольно поёжился, увидев в учительской тучную фигуру Платонова. Но такой уж был характер у него: устал — прибавь ещё нагрузочки, оробел — лезь на рожон! Гремя протезом, Нахов пересёк комнату, уселся прямо напротив Платонова, откинув ногу и взгромоздив перед собой массивный портфель.

— Заседаем — воду льём? — спросил он громко.

Платонов покосился на него.

Нахов умостился, передохнул и тут увидел под рукой у завроно некогда сочинённое им письмо — то самое, которое было подписано товарищами и заказной почтой от правлено в министерство. Они ждут ответа из министерства, а письмо, оказывается, у Платонова!

Третьего дня Нахов пошёл к Аласову домой, застал его лежащим на кровати, ноги кверху. Читает толстенный том какого-то английского историка о второй мировой войне.

«Ты только послушай, Василий Егорович, какие петли нижет почтенный фальсификатор!..»

«На кой чёрт мне твой фальсификатор! Из здешних бы петель выбраться. Ты что же, Сергей Эргисович? Лежишь преспокойненько, будто не тебя вытурили взашей из школы! Там коллектив бурлит, а ты?»

«И я бурлю. Только что мне делать-то? С топором за Пестряковым гоняться?»

«Не валяй дурака! Знаешь, что обязан делать — ехать в райком, в Якутск. В Москву, наконец».

«Не имею права через голову. Приедет с партконференции Аржаков, вынесут моё персональное дело на бюро, а уж потом, в зависимости от принятого решения… Пока нет Аржакова, остаётся фальсификатора читать. Не волнуйся, Василий Егорович, не всё так уж чёрно. Хоть и уволен, а занятия по истории веду без всякой зарплаты».

Тут Нахов и вовсе рассердился:

«Не хотите ли вы, Сергей Эргисович, пококетничать? Вот я какой святой! Могу и бесплатно учить! Ребята ждут, когда же правда восторжествует. А может, правды-то и нет вовсе? А вам, вижу, плевать на эти ожидания».

Аласов построжал, — видимо, проняла его критика:

«Всё верно, Василий Егорович. Мои шуточки — не от хорошей жизни. Завтра же отправлюсь в район».

— Не пора ли начинать? — завуч постучал по графину. — Пожалуйста, Кирилл Сантаевич.

Платонов трудно, с астматическим свистом дыша, придвинул к себе бумаги.

— Приехал я к вам не мораль читать и не разбирательство вести. Для этого у меня Логлоров есть. Я к вам по-товарищески, поговорить хочу, посоветоваться. Умный совет в дороге верёвки дороже…

Часто делая паузы, он заговорил о том, что Арылахская школа в республике — флагман педагогического дела. Но красивое яблочко изнутри оказалось червиво!

Нахов поискал глазами Кубарова: как бы директора от такого сравнения удар не хватил! Но Фёдор Баглаевич сидел с безучастным лицом. Сидел он на краешке стула, стопку книг на коленях держал: представься случай, и тут же улизнёт.

Между тем Платонов перешёл к существу, заговорил о мотивах, вызвавших приказ по роно относительно Аласова.

— Приказ-то мы слыхали, а понять его по сей день не в силах! — кинул реплику Нахов.

Теперь Платонов обратил на него внимание. Замолчал, исподлобья добрую минуту созерцал физиономию возмутителя.

— Да, товарищ Нахов, именно вы-то и не поняли ничего, — сказал наконец завроно, за уголок приподнял письмо, заглянул в конец и, будто впервые, с недоумением перечитал подписи: — Нахов, Халыев, Унарова, Сектяев, Пестрякова. Н-да… Товарищи на товарищей… Даже трудно сказать: кого в нашем обществе может порадовать такое ледовое побоище — между своими же…

— Если так рассуждать… — Сектяев с досадой махнул рукой и отвернулся.

— С высоты взгляд! — поддержал его Нахов. — Глобальный, так сказать… Очень выигрышная позиция: изрекает истины, и никаких доказательств.

Платонов очень спокойно выслушал Нахова: склонил седую голову набок, пожевал губами.

— Есть тут подпись и Степаниды Хастаевой. Она тоже записалась в критики. Есть ещё Кустурова… Саргылана Тарасовна, так, кажется? Вам, Саргылана Тарасовна, я одно бы сказал: начинать педагогическую карьеру с писания доносов… Плохо у меня укладывается в голове: кляузник и педагог…

Платонов помолчал, выпил воды, опять стал листать письмо, но потом, словно отряхивая руки, бросил листки в общую папку.

— Минуя инстанции, сразу подавай им министра! Но мы хоть и малые власти, а ещё не упразднены. И мы своим, пусть малым, но всё-таки авторитетом хотим внушить: пожалейте школьников. Подписывая это бесстыдство, ответили ли вы сами себе — чего хотите? Развала школы или её укрепления? Хотите провалить работу в самую ответственную пору? Давайте подумаем обо всём этом сообща, хочу вас послушать.

Некоторое время учительская безмолвствовала. Тимир Иванович машинально позвякивал по графину, потом спохватился: «Итак, кто будет выступать?»

Молчание было добрым знаком для завуча — не кинулись с криком. Нахов так и застыл притихший.

Тимир Иванович скользнул взглядом к окну, где устроилась Надежда. Сидит спокойная, с иллюстрированным журнальчиком на коленях, никаких признаков смущения. А ведь тоже подписала!

Теперь, когда письмо вернулось назад, Тимир Иванович прочёл его — донос был составлен со знанием дела. Не было человеческого греха, какого бы не навесили эти субчики на завуча. Нет, жаль, что Платонов из-за деликатности обошёл Надежду в своём выступлении. Дал бы ей припарку, может, пришла бы в чувство!

Он всё ждал, знал, что она вернётся… Пытался подстеречь её одну, поговорить, однако напрасно. По слухам, живёт у Хастаевой, подыскивает квартиру…

— Так кто же, товарищи? Давайте начинать, — сказал Тимир Иванович и вперил взор в Кылбанова.

— Слово имеет Аким Григорьевич…

Кылбанов, умная голова, сделал точный ход. Он не стал распространяться об Аласове. Он закреплял успех и потому взялся за Нахова.

— Человек, не знающий никакой узды! Сколько ещё потакать ему? Сколько он будет прикрываться своей инвалидностью?..

Послышался ропот, Тимир Иванович поспешил на помощь оратору:

— Тише, товарищи. Каждому будет дано слово.

Кылбанов продолжал:

— Кирилл Сантаевич призвал нас к честному разговору, и это хорошо… Так вот, нам давно бы надо присмотреться, какие умонастроения у педагога Василия Нахова. Его послушать, так руки опустишь. Были мы осенью все вместе на охоте… Я ведь хорошо помню, Василий Егорович, какие ты разговорчики тогда вёл. И все, видимо, помнят, могут подтвердить…

— Что подтвердить?

— А то! «В газетах одно пишут, а на деле другое…» Говорил? Говорил! А о возможности построения коммунизма? Таких пораженческих идей я ещё не слыхивал. А я вам говорил и сейчас скажу, уважаемый Нахов: коммунизм в нашей стране будет построен, и в самые сжатые сроки!..

Трибун! Тимир Иванович поощрительно кивнул Кылбанову. Действительно, чему могут научить молодёжь пораженцы вроде Нахова? Однако собранием надо руководить. Сейчас Сосин, потом… Чёрт возьми, Нахов уже встаёт. Он уже говорит!

— Пусть скажет… — прохрипел рядом Платонов. — Так как вы изволили выразиться, Василий Егорович?

— Я изволил выразиться, товарищ заведующий роно, что не наше письмо было бесстыдством, а скорее, ваша речь. И всё, что здесь происходит!

— А что здесь происходит? Происходит демократическое, свободное обсуждение, где каждый и любой волен сказать всё, что считает нужным.

— Вот именно, — кивнул Нахов и замолчал, уставясь себе под ноги. — Меня одно смущает. Как-то всё ловко у вас получается — вроде бы действительно демократично… Но вот в письме затронуты больные проблемы, а о них ни слова, всё свелось к проработке жалобщиков. На учителя Аласова льют грязь, однако в его отсутствие. Так не пойдёт! Мы добьёмся, чтобы наше письмо поставили на широкое обсуждение. Да, товарищ Платонов, не смотрите на меня так… А те, кто организовал травлю коммуниста Аласова, ещё ответят!