Шандор Тот - Второе рождение Жолта Керекеша

• Название: Второе рождение Жолта Керекеша
• Автор: Шандор Тот
• Издательство: Издательство «Детская литература»
• Жанр: Детская проза
• Год: 1976

Роман Шомоди Тота — лауреата премии имени Аттилы Йожефа — рассказывает о становлении характера современного «трудного» подростка. Роман дает ответ на многие вопросы, интересующие наших ребят.

---

Она потянула Жолта к окну.

— Подойди и скажи: видно отсюда, что делается напротив, в воротах?

Жолт сжал губы. Часовщик наверняка пользуется биноклем.

— Ты только подумай: привязался, будто мы обнимались, и до того взбеленился, что надавал мне пощечин.

— У вас такие порядки?

— Он же дерется из любви, понимаешь? Так что на пощечины наплевать. Главное — это его дурацкая болтовня. Он боится, чтоб не вышло из меня магдалины. Что это, знаешь?

— Твой отец просто зверь! — с возмущением сказал Жолт и, выместив обиду на незнакомом часовщике, испытал облегчение.

Он сел в красное кресло, откинулся назад и крепко прижался к спинке.

— Неважно, — сказала Ольга. — Четыре года я как-нибудь вытерплю. Всего несколько десятков пощечин. Вытерплю.

— Почему четыре?

— Тогда я уже стану совершеннолетней. Беда, понимаешь ли, в том, что я обожаю дразнить мальчишек. Я их дразню, и мне от этого весело.

Ольга вытянула красивые руки, потом мгновенно присела на корточки.

Жолт оцепенел. Все обрело вдруг определенный и ясный смысл: ее танцующая походка, вспыхивающие в глазах золотистые огоньки, множество хитроумных вырезов на одежде. Он искоса на нее взглянул, и у него закружилась голова.

Тысячетактное тиканье часов внезапно оборвалось, и густым, долгим звоном зазвучали часы в окованном медью стеклянном футляре. Донг-донг-донг! Гудящий бой и многократное тиканье смешались с мелодичным голосом девочки. Все вместе это звучало, будто нездешняя музыка, нежная и зловещая одновременно.

— Тебя долго не было на горе Шаш. Я без тебя скучала. А ты без меня?

— И я… я тоже… — прошептал онемевшими губами Жолт и смолк.

Ольга выпрямилась.

— Что с тобой? — испуганно спросила она.

Жолт в полном отчаянии твердил про себя стихотворный текст, который всегда ему помогал, когда он чувствовал себя неловко: «Внизу, в городе, сияет электрический свет…»

— Со мной ничего, — сказал он наконец более или менее сносно, но губы его все-таки прыгали.

Было видно, что Ольга потрясена.

— Я давно замечала, — отвернувшись, быстро заговорила она, — что с тобой что-то неладно. Еще тогда, когда водилась с Чабой. Чаба считал, что это от самолюбия. Правда? Жоли, скажи, что с тобой? Или это уже прошло?

Жолт покачал головой.

— Почему ты молчишь?

Жолт как-то судорожно, отрывисто засмеялся. Ну конечно, сейчас он начнет объяснять ей то, что объяснить он не может, — в этом же вся загвоздка. И он молча завертел головой: на стенах висели яркие тарелки с циферблатами, на одной была даже репродукция с картины Ван-Гога. Вот это здорово — тикающая картина. На железной подставке два мраморных стержня поддерживали белый циферблат, на циферблате стояла медная фигурка с топориком, а перед ней чурбачок. В другом углу медные сверкающие фигурки, мужская и женская, пилили бревно. Часы показали четыре, и дровосек ударил по чурке; раздался тонкий, высокий звук — тим-тим! — словно заиграл клавесин. Тут принялись за дело и пильщики; пила ходила, громко воркуя, будто дикий голубь.

— Тебе нравится? — спросила Ольга.

— Любопытно, — сдавленно сказал Жолт, преодолев на миг свою скованность.

А ведь все могло быть иначе. Он мог бы непринужденно заговорить о том, как можно спать под тиканье всех этих часов; они могли бы обсудить вопрос о часовщике и посоветоваться, как с ним быть; Жолт бы рассказал о своем отце, ладить с которым тоже ведь нелегко, потому что отец забивает ему голову множеством прописных, убийственно скучных истин, а он, Жолт, в это время думает о своем: все непоправимая, непростительная ошибка; человеку, которому никогда ни в чем не везло, который никогда и ни в чем не добился успеха, просто незачем было родиться. Любопытно, как рассудит эту проблему Ольга: зря он родился или не зря? И еще бы он мог рассказать об Амбруше. Потом, усилив громкость магнитофона и заглушив таким образом тиканье часов, они могли бы потанцевать. Но в том и загвоздка, что он точно приклеенный сидит в красном кресте, судорожно глотает и молчит как дурак. Ольга, расстроенная, тоже молчала. Ей казалось, что сейчас должно быть тихо, как в морге. Она неслышно прошлась по комнате, что-то быстро закинула в шкаф, потом так же тихонько выскользнула за дверь и вернулась с вазой конфет. Поставив ее на стол, она улыбнулась Жолту и молча показала на вазу.

— У нас есть кока-кола. Принести?

Глубокая тишина, взаимная неловкость толкали Жолта на неизбежное: броситься головой в омут, то есть признаться в своем поражении.

— Если хочешь знать… знать… — начал со злостью он, запинаясь и делая глотательные движения, — уже однажды, ко-ко-гда мне было т-три го-да, я стал довольно хорошо, по всем правилам, заикаться. Заикаться, понятно?

— Конечно, — сконфуженно, но с любопытством сказала Ольга. — Я знаю, ребята рассказывали…

— Ребята… на ребят… наплевать.

— До?монкош говорил, что ты вообще лишился способности говорить. Балда этот Домонкош, — объявила она с беспокойством.

— Что… что он сказал?

— Ничего интересного. Будто бы ты не можешь произносить слова и потому станешь вратарем или форвардом, левым крайним.

— Сам он станет!.. Только… речь… речь… ритм… — Побагровев, с искаженным лицом, Жолт силился связно произнести фразу, потом махнул рукой и встал.

Ольга робко пыталась его удержать.

— Не напрягайся, Жоли! Подожди, я сейчас принесу кока-колу. И покажу интересную книгу… Да вот она, писатель — американец. Я сейчас же вернусь, а ты пока посмотри…

Жолт не стал ее ждать. Он крадучись вышел в холл, сорвал с вешалки поводок, и Зебулон обрадованно устремился вперед. Но на улице он почувствовал угнетенное состояние мальчика и задрожал. Шерсть на его спине вздыбилась, и, полный ярости, он стал искать невидимого врага. Навстречу им шел прохожий и испуганно замедлил шаги. Зебулон взвыл и бросился на него.

— Отпусти! Ко мне! — крикнул Жолт.

Зебулон, ворча, отступил. Прохожий, утратив дар речи, обошел их далеко стороной. А у Жолта внутри что-то словно бы прорвалось, и команда пробилась сквозь ватный ком. Но когда он брал Зебулона на поводок, руки у него были как деревянные. Он мучительно втягивал в легкие воздух, и жгучий стыд захлестывал все его существо.

Потом была ночь. Во сне под звеняще тикающую музыку часового оркестра Жолт танцевал с Ольгой. Его руки лежали на ее плечах, и он испытывал какое-то непередаваемое блаженство.

Настало утро. Он проснулся и, еще одурманенный сном, рядом с кроватью увидел Тибора. Тибор протягивал ему письмо. Это была совсем коротенькая записка:

Жоли! Я хочу тебя видеть. О.

Целый день Жолт бродил по окрестностям и лишь к вечеру сочинил ответ.

Ольга! Я тоже очень хочу тебя видеть, но теперь ничего не выйдет. Почему — ты знаешь. Потом, когда уже будет можно, я тебя разыщу. Если хватит терпения, дождись. Жолт.

На следующий день в почтовом ящике опять его ждало письмо:

«Милый Жоли, терпения у меня хватит надолго. Но ты все же поторопись. О.».

Жолт был уверен, что это самое прекрасное письмо, какое он в жизни когда-либо получал или когда-либо в жизни получит. И все-таки, следуя совету Амбруша, Ольгу он старательно избегал. Изредка он ее видел издалека. Она сидела на скамье или, помахивая длинным ременным поводком, спешила на гору Шаш. И всегда бывала одна. Вернее, не одна, а с Кристи, бежавшей рысью у ее ноги

*

К этому решению он пришел совсем просто. Не пойдет к матери, и все.

Ему хотелось побыть на холме еще, но, когда он взглянул на Зебулона, решимость его поколебалась. Как они изучили друг друга! Зебулон был воплощением печали. Он вытянул вперед белоснежные лапы и положил на них сверкающе-черную голову; глаза его возбужденно поблескивали, лоб прорезали хмурые морщины, а громадные уши висели неподвижно и траурно. Картину можно было бы назвать так: «Зебулон, жертва несчастья».

Жолт осторожно оперся на локоть, стараясь не прикасаться к кофте, чтобы Зебулон не истолковал его жест по-своему.

— Тебе здесь плохо? — спросил его Жолт.

Зебулон покосился в сторону горы.

«Фазан кричит», — как будто бы сказал он.

— Тогда пойди и поймай фазана!

Зебулон слегка шевельнул хвостом, словно он понял шутку.

«Нельзя», — как будто бы сказал он.

— Почему же нельзя? Ты думаешь, меня украдут, если ты перестанешь меня охранять?

Зебулон поднял уши, но мученической позы не изменил.

— Ты стараешься понять? Да? — спросил Жолт.

Влажные карие глаза Зебулона блеснули.