Гленда Ларк - Запах Зла

• Название: Запах Зла
• Автор: Гленда Ларк
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-040287-2, 5-9713-4278-9, 5-9762-2244-7

Мир Островов, чьи народы НИКОГДА не смешиваются между собой…

Мир крошечных королевств, бесконечно заключающих союзы и ведущих войны…

Мир, в котором испокон веку существуют ДВЕ магические школы – Силв, верящие, что колдовство имеет право быть ТОЛЬКО светлым, и Дун, исповедующие темную сторону магии.

До недавних дней их адепты полагали, что худой мир лучше доброй ссоры… Но теперь на далеком острове Гортан воцарился Великий Мастер Дун-магии Мортред, мечтающий подчинить своей власти ВСЕ ОСТРОВА, – а на Срединном архипелаге набирают силу силв-маги, зовущие себя Хранителями – и тоже мечтающие о ВЫСШЕЙ ВЛАСТИ.

Покуда жив Мортред, покуда могущественны Хранители – на Островах не будет покоя.

Но в силах ли наемница Блейз, обладающая даром противостояния магии, и ее спутники – принцесса-колдунья и проклятый изгнанник-убийца – сразиться разом и с силой Света, и с силой Тьмы?

Читайте вторую книгу увлекательной фэнтези-саги от автора «Звезды надежды»!

---

Я заглянул в окошко. В камере оказались две женщины: игравшая в карты полукровка и Джастрия. Обе они сидели на единственной плетеной циновке. Полукровка только что сказала что-то, что заставило Джастрию рассмеяться, и от этого смеха на меня нахлынули воспоминания, тем более мучительные, что я знал, как близка Джастрия к смерти.

Джастрия… своевольная, упрямая, прелестная женщина – и ее должны убить последователи варварской религии только за то, что она подарила свое тело какому-то неизвестному мне мужчине. О Сотворение, какую же высокую цену заплатили эти двое за свою страсть…

– Джастрия… – прошептал я, и она подняла голову. По долетевшему до меня запаху я понял, что она не ожидала меня увидеть.

– Кел! – Она подошла к двери, не веря тому, что говорили ей ее чувства. – Мне показалось, что я раньше чуяла тебя, но я решила, что ошиблась.

– Мне прислали сообщение, что я должен явиться, так что я приехал.

Она смотрела на меня встревоженными, окруженными темными кругами глазами.

– Ох, Кел, мне так жаль… Тебе не следовало приезжать. – Джастрия сглотнула. – Тебе сказали, что случилось? Они собираются меня убить, знаешь ли.

Я кивнул.

– Джастрия, как ты могла сделать такую глупость? – Я не хотел этого говорить и забрал бы слова назад, будь такое возможно. Ее ждала смерть, а тут еще я начал ее упрекать… Я запустил пальцы в волосы, как часто делал в расстройстве.

Джастрия тихонько засмеялась.

– Ах, ты же знаешь меня, Кел. Я готова на что угодно ради новых ощущений. Я должна была прожить жизнь во всей полноте, все попробовать, испить из всех чаш. Пока это продолжалось, я наслаждалась. – Последняя фраза была ложью, и мы оба это знали. Джастрия искала не наслаждения, а отчаянно пыталась достичь спокойствия духа, которое все время от нее ускользало. Она подняла руку и вытащила гребень, удерживавший ее волосы. Рыжая грива рассыпалась по плечам.

– Я старался, – сказал я, – старался заставить их передумать, да только они не пожелали слушать.

– Они сказали когда? – спросила Джастрия. Она выглядела гораздо более спокойной, чем я.

Я помолчал, позволив ей сначала втянуть воздух и понять, что сейчас она услышит плохие новости. Обычная на Небесной равнине вежливость… как будто кто-нибудь мог оказаться готов к тому, что я должен был сказать.

– Они сказали… сказали… сегодня вечером. На закате, на площади.

Джастрия беззаботно пожала плечами, но обрушившаяся на меня волна ее эмоций пригвоздила меня к месту: ужас, горечь, безнадежность… Все это я чувствовал, стоило мне только вдохнуть. Наконец, преодолев шок, она сказала:

– Ну и что? Здесь, в тюрьме, все равно не жизнь для того, кто был рожден на Небесной равнине.

Я обнаружил, что хочу задавать вопросы. Мне необходимо было получить ответы, чтобы понять.

– Ох, Сотворение, но почему, Джас, почему? – Что заставило ее покинуть меня, покинуть то безопасное место, которое я устроил для нее посреди всей грязи и зловония побережья? Что привело к такому разочарованию в жизни, что ей стало безразлично, будет она жить или умрет? Ей ведь всего двадцать девять!

Джастрия взглянула на меня с выражением жалости.

– Я не могла больше выдержать, Кел. Я должна была быть самой собой, а не прокисшим молоком, как все вокруг. Ты ведь какой-то частью души понимаешь это, верно? Поэтому-то я и вышла за тебя.

Я таращил на нее глаза, не уверенный, что понял ее правильно. Может быть, Джастрия видела во мне больше того, чем я являлся в действительности; может быть, она думала, что нашла родственную душу, такую же неугомонную, как ее собственная. Она думала, что у меня такое же мятежное сердце, как у нее. Но я вовсе не был бунтарем, я не рвался разбить форму, в которой был отлит: мне скорее хотелось создать новые формы. Я не собирался бороться со старейшинами тарна, мне нужно было, чтобы они одобрили новшества. Мне не доставляло удовольствия шокировать свою семью, причинять боль тем, кто меня любил. Я вполне мог жить в рамках неизбежных ограничений, не сходя от этого с ума. Я хотел сделать жизнь на Крыше Мекате лучше, а Джастрия стремилась ее разрушить. Она называла меня бесхребетным, а я ее – безрассудной. Она говорила, что я – зверь, который сдох слишком давно, чтобы имело смысл снимать с меня шкуру. Я говорил ей что она похожа на детеныша травяного льва, который тявкает на луну и думает, что от этого луна рассыплется.

И все же одно было верно: я не был отлит в той же форме, что и обычный пастух с Небесной равнины. Я был врачом, травником и хирургом, меня обучали дед с бабкой, родители, дядя. Как и все в моем доме, я путешествовал по Небесной равнине, помогая младенцам появиться на свет, выхаживая больных, зашивая раны, готовя лекарства. С того самого времени, как я стал достаточно взрослым, чтобы носить тагард и дирк, я сопровождал дядю на побережье, чтобы закупать травы и снадобья, которыми мы пользовались. Когда я стал взрослым, меня начало интересовать применение новых лекарств и растительных сборов, и я получил от старейшин тарна разрешение спускаться на побережье, когда пожелаю, чтобы искать нужные составные части. Мне даже выдали на эти цели часть золота из сокровищницы. В результате я занимался тем, что редко выпадало на долю горцев: путешествовал. Правда, я никогда не покидал Мекате, но все же избег жестко регламентированного существования, которое было уделом большинства жителей Небесной равнины. В определенном смысле именно это помогло мне сохранить рассудок.

После женитьбы я, конечно, брал Джастрию с собой, надеясь, что это излечит ее от беспокойства, от недовольства жизнью. Только Джастрию ничто не могло удовлетворить. Когда мы бывали на побережье, она относилась ко всему вокруг с отвращением, но стоило нам вернуться в Вин, и она начинала противиться всем и вся. Я пытался понять ее, и частично мне это удавалось. Однако большая часть моей души только кричала: почему ты не можешь быть довольна тем хорошим, что тебе выпадает? Почему не хочешь соблюдать правила ради сохранения действительно ценных вещей? Если бы каждый ходил, куда хочет, делал, что хочет, хрупкий мир Небесной равнины разрушился бы. Так что правила были необходимы…

В конце концов тарн – мой тарн – изгнал Джастрию. Ее отправили в изгнание на год в наказание за постоянные нарушения. Я достаточно сильно любил ее для того, чтобы поселиться с ней вместе на побережье. Я зарабатывал на жизнь тем, что оказывал услуги местному населению, и думал, что так мы просуществуем этот год… Но в первый же раз, когда я отправился наверх, чтобы увидеться с семьей, Джастрия исчезла. Она просто ушла, оставив мне короткую записку.

Я многие недели разыскивал ее… да и потом, возвращаясь в Мекатехевен, продолжал поиски. Джастрию я так и не нашел.

И вот теперь, находясь в тюремной камере, она спрашивала меня, понимаю ли я, почему она была так беспокойна, так не способна приспособиться к нормальной жизни…

– Понимаю? – переспросил я. – Отчасти. Немножко… В конце концов, я никогда не хотел сидеть дома и сделаться копией своего отца. Но, Джас, ты же попросту убила себя. Разве оно того стоило?

– Знаешь, мне стало все едино. Я думала, свобода делать все, что захочу, разрешит мои проблемы, да только ничего не вышло. Я ведь так и не стала свободной, на самом деле свободной. Жители Небесной равнины презирали меня за то, что я хотела быть не как все; жители побережья презирали меня за то, что я была не как все. Вот и оказалось, что я нигде не могу быть счастлива.

– Тот мужчина… – начал я и тут же понял, что не знаю, как задать вопрос.

– Тот, с которым меня поймали? – догадалась Джастрия. – Он просто заплатил мне, Кел. Я его даже не знала.

Я отвернулся: меня начало тошнить.

Мое отвращение вызвало у Джастрии вспышку ярости.

– Я рада умереть! Слышишь? Рада!

Я не знал, что сказать. Я понимал, что подвел Джастрию. Я чувствовал себя беспомощным все годы, пока мы были женаты, и теперь я тоже чувствовал себя беспомощным, глядя на нее сквозь решетку.

– Мне жаль, – сказал я бессмысленные в такой трагической ситуации слова.

Джастрия вздохнула.

– Это не имеет значения. Мне не следовало выходить за тебя. Ни за кого не следовало. Да и не знаю я, что нужно было бы сделать: лекарства от разрушения души нет. Недаром говорят: тот, кто плюет в небо, получит плевок в лицо. Что ж, я плевала в небо по доброй воле.

– Неужели я ничего не могу сделать? Не нужно нам говорить о том, что ты умрешь. Нужно попытаться найти способ остановить это безумие. Ты не знаешь кого-нибудь, к кому я мог бы обратиться?

Джастрия просунула руку сквозь решетку и приложила палец к моим губам.

– Перестань, Кел! Это не та беда, в которой может помочь одно из твоих снадобий!

– Сотворение, Джас…

Мы смотрели друг на друга, вдыхая запахи отчаяния и ужаса, ощущая друг друга так, как никто, кроме горцев, не способен: все оттенки чувства отражались в воздухе, и с каждым вдохом мы узнавали о них. Все, что я мог сказать Джастрии, было в моем запахе, лишенное словесных прикрас и принятых в обществе иносказаний. Она вдыхала мое горе, вину и любовь, а я – ее сожаления, печаль, все еще не угасший гнев. Я чуял следы той страсти, которую когда-то давным-давно Джастрия питала ко мне.