Крис Мориарти - Одиночка

• Название: Одиночка
• Автор: Крис Мориарти
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-21460-0

В далеком будущем, когда жизнь на Земле стала невозможна из-за глобальных изменений природной среды, тем из людей, кто сумел уцелеть, пришлось осваивать другие планеты и галактики. Но там они были уже не одни: рядом поселились искусственные интеллекты и биологические конструкции – клоны, создавшие собственную империю и мечтающие о полном контроле над Вселенной.

Расследуя обстоятельства смерти талантливого ученого-физика Ханы Шарифи, благодаря открытиям которой стала возможна квантовая телепортация, майор Кэтрин Ли приходит к выводу, что та была убита.

Мало того, вскоре она понимает, что оказалась в самом эпицентре политических интриг и ставка в этой игре – господство над миром. Кэтрин предстоит сделать нелегкий выбор, ибо от ее решения зависят судьбы всех обитателей межпланетного пространства.

---

Все. В первую очередь, конечно, речь идет о деньгах. А взять их значит стать похожей на любого из его прихлебателей.

– Я сама позабочусь, если до этого дойдет, – сказала она грубовато и тут же солгала сквозь зубы: – К тому же есть и другие возможности: Служба безопасности. Планетная милиция. Но… все же спасибо.

Они посидели немного в молчании, почти не глядя друг на друга, его рука – на ее руке.

– Ты часто здесь бываешь? – спросила Ли, вытащив руку и оглядев зал.

– Иногда.

– Это нелепо, ты понимаешь. И все, кто здесь, нелепы.

– Я знаю.

– Думаю, что ты сейчас скажешь мне, что ты именно поэтому и любишь бывать здесь. Или… как еще ты говорил? Что у меня не хватает реального ощущения абсурда?

Он улыбнулся.

– Я что, действительно такое говорил?

– Тебе просто нравится наблюдать, как другие люди корчат из себя дураков, не так ли?

Она говорила в шутливом тоне, но неожиданно почувствовала острую потребность уязвить его. Он наклонился, откликаясь на эмоции, скрывавшиеся за ее словами.

– Я корчу из себя дурака десять раз в минуту, – сказал он. – И пятьдесят раз в минуту, когда ты со мной. Это называется быть живым, Кэтрин.

– Ну, правильно. Ты просто средний парень, проживающий свою среднюю жизнь. Но только со скоростью обработки данных в миллиарды раз быстрее.

– Что-то вроде этого. Она фыркнула.

– Я не могу расстаться с желанием быть рядом с людьми. Я таким создан.

– Так измени это. Измени свой код. Я бы сделала это. Я бы выбросила Нгуен, Шарифи и всю эту жалкую чепуху в одну секунду, если бы могла.

– Ты так говоришь, потому что знаешь, что не можешь. А теперь успокойся и послушай эту песню. Она очень красива.

На сцене была все та же певица. Она заканчивала цикл горьковато-сладких песен в стиле кантри. Песня была хорошей и могла быть написана вчера или триста лет назад.

– Она сама их пишет? – спросила Ли, кивая головой на освещенную фигуру певицы в другом конце зала.

– Эта песня была написана еще до того, как я родился. Она прислушалась и разобрала два-три случайных слова.

– Что такое Понтчартрейн?

– Понтчартрейн. Это озеро у реки Миссисипи, которая когда-то протекала через Новый Орлеан.

– Ты имеешь в виду до наводнения?

– Даже того раньше. Река Миссисипи, да и вся ее дельта поменяли свое русло.

Инженеры сухопутных войск США потратили целое столетие, углубляя дно, делая отводы, строя дамбы. Открытый вызов природе на уровне мании величия. Люди писали книги, публиковали статьи и целые диссертации об этом. Река в конечном итоге вернулась в свое русло. Она вошла в свои берега, когда уровень воды в океанах начал повышаться. И дельта оказалась посередине Техасского залива. Мне так хотелось бы, чтобы ты представила, как это было – оказаться в Новом Орлеане, в самом центре искусственной пустыни, когда ледяные шапки полюсов активно таяли и все ежедневно наблюдали наводнения в Нью-Йорке и Париже в телевизионных новостях. Это было… незабываемо.

– Я не думала, что на Земле работало оборудование для потокопространства. Тогда ведь они еще не могли даже шунтироваться, правда?

– Нет, не могли. У них существовала примитивная версия ВР. Но и этого было достаточно. У меня есть свои воспоминания и то, что помнили другие люди. Со временем становится все труднее и труднее разделить их. Что, возможно, и неплохо, – Он улыбнулся. – Я, возможно, единственная еще живая личность, которая помнит, как ездили по дамбе через Понтчартрейн на кабриолете.

Ли ухмыльнулась.

– И с красивой блондинкой, без всякого сомнения. Коэн улыбнулся в ответ, но это была грустная тихая улыбка человека, ушедшего в воспоминания о прошлом.

– С вдовой Гиацинта. С первой женщиной, в которую я был влюблен.

Ли ждала, ей хотелось узнать больше, но неудобно было спрашивать.

– Я знаю, – сказал он, отвечая на вопрос, который даже не пришел ей в голову. – Я думаю, что с пуританской точки зрения ты могла бы сказать, что она была мне матерью.

– Ну, не похоже, чтобы у тебя развился этот комплекс.

– Было совсем не так. Я и есть Гиацинт, его самое существо, что ничего общего не имеет с тем, чтобы быть его ребенком, или учеником, или изобретением. За исключением… – Последовала еще одна грустная волнующая улыбка. – Сердце – это сложная штука, будь оно из плоти или из схем. Оно не всегда любит так и тех, как, тебе кажется, должно.

– Перестань исповедоваться передо мной, Коэн.

– У меня есть смешное чувство, что ты подошла к пониманию моей сущности ближе всех. И даже не заставляла меня молиться по четкам.

На Ли нахлынуло неожиданное воспоминание: голые коленки на холодном церковном полу и взрослая рука, возможно ее матери, которая водит детскими пальчиками по стеклянным бусинам четок. Гладкие, темные – Богородица, Дева… Блестящие – Отче наш. Крест, раскачивающийся в проходе перед ней.

– И мне кажется, что я понимаю тебя, – сказал Коэн, когда она вернулась в реальность. – Это уже достижение, если учесть, что все рассказанное тобой поместится на этикетке спичечного коробка. Сначала мне казалось, что ты не доверяла мне. Потом я решил, что ты просто скрытная. Ты такой создана или кто-то научил тебя подобным образом заставлять людей открываться перед тобой?

Ли пожала плечами, чувствуя себя неуютно.

– Это скачковое размывание, ко всему прочему. Я не слишком много помню. – Она сделала паузу. – А то, что я помню, вызывает у меня желание забыть большую часть себя. Да и зачем вспоминать старые страдания?

Она подняла глаза в тишине, наступившей после ее слов, и увидела, что Коэн внимательно смотрит на нее.

– Ресница, – сказал он.

– Что?

– У тебя ресница.

– Где? – Ли прикоснулась к глазу, ища ее.

– В другом глазу. Здесь. Подожди.

Он пододвинулся к ней по изогнутому сиденью и одной рукой запрокинул ей голову на бархатные подушки, а другой легким движением провел у ее нижнего века, стараясь подцепить попавшую в глаз ресницу. Она почувствовала запах «Extra-Vielle», теплое сладкое дыхание Роланда на своей щеке, увидела мягкую кожу на его шее и биение пульса под ней.

– А вот и она, – сказал Коэн, показывая ресницу на конце тонкого пальца.

Она открыла рот, чтобы поблагодарить его, но слова застряли у нее в горле. Рука, державшая ее подбородок, скользнула по щеке, пальцы прошлись по волокнам, которые шли по мускулу от подбородка до впадинки между ее ключицами.

– Ты, похоже, теряешь вес даже в потокопространстве, – сказал он. – Наверное, ты не высыпаешься.

Он поймал ее взгляд и удержал его. Рука на ее шее была теплой, как солнечный свет в пределах Кольца, и она вспомнила, как много времени прошло с того момента, когда кто-нибудь, кроме медтехов, прикасался к ней. Темная волна желания захватила ее. Желания, и отчаянного одиночества, и стремления верить другому, и чувства, которое казалось иногда таким реальным. Она отвернулась.

Коэн отодвинулся, поднял вверх свой указательный палец, на котором все еще была ресница, и сказал:

– Загадай желание.

– Я не верю в исполнение желаний. Ты загадай.

Он закрыл глаза и сдул ресницу в дымный воздух.

– Очень быстро, – сказала Ли и попыталась улыбнуться. – Полагаю, что ты знаешь, что хочешь.

Но он уже не смотрел на нее. Он снял свои часы и приложил их к уху, отвернувшись от нее. Затем повернул золотую головку, послушал опять, повернул головку еще раз, встряхнул часы.

– Не понимаю, что случилось с этой штукой. Уже несколько недель подряд они отстают. Это просто раздражает.

– Коэн, – произнес женский голос над их головами.

Пара стройных смуглых ног остановилась у их столика. Ли подняла глаза и увидела удивленную улыбку и очки в роговой оправе, а за очками – свое собственное лицо.

Хотя это было не ее лицом, а лицом безымянной девочки-подростка, смотревшей пятнадцать лет назад в зеркало в Шэнтитауне. Лицом продукта компании «КсеноГен», принадлежавшим стройной молодой женщине одного роста с Ли, если бы она не носила восьмисантиметровые каблуки. На ней было легкое красное платье, гораздо откровеннее того, в котором она пела на сцене.

Певица обвела Ли оценивающим взглядом, потом села и уверенным движением обняла Коэна за плечи.

– А я думала, что сегодня вечером ты будешь только мой, – сказала она голосом, не оставлявшим у Ли сомнения, что делал Коэн, когда ужинал здесь в одиночестве.

Коэн слегка отстранился в сторону.

– Извини, – сказал он, глядя на Ли.

– Ничего. – Ли встала, расправила форму онемевшими пальцами. – Мне все равно уже пора идти.

– Я свяжусь с тобой позже.

– Не стоит.

– Ну, тогда завтра.

– Как хочешь.

– Нет, – услышала она голос Коэна, когда уже отошла.

Он отвечал на вопрос, заданный ему шепотом:

– Просто бизнес.

ИНТЕРФЕРОГРАММЫ

Мы не чувствуем, как течет или проходит время. То, что мы чувствуем, есть различия между нашими сиюминутными ощущениями и тем, как мы сейчас помним ощущения в прошлом. Мы объясняем эти различия правильно, как свидетельство того, что Вселенная изменяется со временем. Мы также объясняем их, но неправильно, как свидетельство того, что наше сознание, или настоящее, или что-нибудь еще, движется сквозь время… Мы существуем во множественных вариантах, во вселенных, называемых «моментами»… Хочется предположить, что тот момент, который мы осознаем, является единственно реальным или, по крайней мере, немногим более реальным, чем другие. Но это – всего лишь солипсизм. Все моменты в физическом смысле реальны. Мульти4 в целом тоже реальна в физическом смысле. Все остальное – нет.