Чарлз Буковски - Юг без севера (Истории похороненной жизни)

• Название: Юг без севера (Истории похороненной жизни)
• Автор: Чарлз Буковски
• Жанр: Зарубежная классика

---

- Отец, поговорите со мной, - сказал один старик, - вы ведь можете со мной поговорить.

Священник подошел к старику, и всем стало хорошо.

Через тринадцать дней после той ночи, когда меня привезли, я уже водил грузовик и поднимал коробки по 50 фунтов. А еще через неделю я выпил свой первый стакан - тот, про который мне сказали, что он точно меня убьет.

Наверное, когда-нибудь я подохну в этой проклятой благотворительной палате. Мне, наверное, просто от нее никуда не деться.

5.

Удача опять мне изменила, и я в то время слишком нервничал от чрезмерного пьянства; дикоглазый, слабый; чересчур угнетенный, чтобы искать себе обычную промежуточную, шаровую работку, вроде экспедитора или кладовщика, поэтому я пошел на мясокомбинат, прямо в контору.

- А я тебя раньше нигде не видел? - спросил там человек.

- Нет, - соврал я.

Я приходил туда два или три года назад, заполнил все бумаги, прошел медкомиссию и прочее, и меня отвели по лестнице на четыре этажа вниз, а там становилось все холоднее и холоднее, и полы покрывал налет крови, зеленые полы, зеленые стены.

Он объяснил мне, что нужно делать, - нажал на кнопку, и из этой дыры в стене послышался шум, будто два защитника столкнулись или слон упал, и вот оно - что-то мертвое, много мертвого, окровавленное, и он мне показал: берешь и закидываешь на грузовик, и снова нажимаешь на кнопку, и валится еще один. Потом ушел. Когда он ушел, я снял робу, каску, сапоги (мне выдали на три размера меньше), поднялся по лестнице и навалил оттуда. А вот теперь вернулся.

- А ты не слишком стар для такой работы?

- Подкачаться хочу. Мне нужна тяжелая работа, хорошая тяжелая работа, соврал я.

- А справишься?

- У меня одни кишки внутри. Я раньше выступал на ринге, дрался с самыми лучшими.

- Вот как?

- Ага.

- Хмм, по лицу и видно. Круто тебе, должно быть, приходилось.

- С лица воды не пить. У меня были быстрые кулаки. И до сих пор остались.

Приходилось кое-что ловить, чтоб смотрелось красивше.

- Я за боксом слежу. Что-то твоей фамилии не припомню.

- Я дрался под другим именем, Пацан Звездная Пыль.

- Пацан Звездная Пыль? Не помню я никакого Пацана.

- Я дрался в Южной Америке, Африке, в Европе, на островах, в мухосрансках всяких. Поэтому у меня и пробелы в трудовой книжке - мне не хотелось вписывать "боксер", поскольку люди подумают, что я шутки шучу с ними или вру. Я просто оставляю пустые места и черт с ним.

- Ладно, приходи на медкомиссию в 9.30 утра завтра, и мы определим тебя на работу. Говоришь, тяжелой работы хочется?

- Ну, если у вас есть что-нибудь другое...

- Нет, сейчас нету. Знаешь, ведь ты уже на полтинник тянешь. Я, наверное, что-то неправильно делаю. Нам не нравится, когда вы, народ, наше время впустую тратите.

- Я не народ. Я Пацан Звездная Пыль.

- Ладно, пацан, - рассмеялся он, - мы заставим тебя ПОРАБОТАТЬ!

И мне не понравилось, как он это сказал.

Два дня спустя я вошел через проходную в деревянный сарай, где показал старику карточку с моим именем: Генри Чинаски, - и он отправил меня на погрузочную рампу. Я должен был подойти к Турману. Подошел. На деревянной скамье сидело несколько мужиков - они посмотрели на меня так, словно я был гомосексуалистом или паралитиком.

Я ответил им взглядом, выражавшим, по моему мнению, легкое презрение, и протянул с самой лучшей интонацией задворок, воспроизвести которую был способен:

- Где Турман. Мне сказали, к нему.

Кто-то показал.

- Турман?

- Н-ну?

- Я на вас работаю.

- Н-да?

- Н-да.

Он взглянул на меня.

- А где сапоги?

- Сапоги? Нету сапог, - ответил я.

Он сунул под скамейку руку и протянул мне пару - старую, задубевшую пару сапог.

Я их натянул. Та же самая история: на три размера меньше. Пальцы у меня скрючились и загнулись.

Потом он дал мне окровавленную робу и жестяную каску. Их я тоже надел. Я стоял перед ним, пока он зажигал сигарету или, как сказал бы англичанин, пока он закуривал сигарету. Спичку он выбросил с росчерком, спокойно и по-мужски.

- Пошли.

Все они были неграми, и когда я подошел, на меня посмотрели так, словно они - черные мусульмане. Во мне было больше шести футов, но все они были выше, а если и не выше, то в два-три раза шире.

- Хэнк! - заорал Турман.

Хэнк, подумал я. Хэнк, совсем как я. Это мило.

Под каской я уже весь вспотел.

- Определи его на РАБОТУ!!

Господи боже мой о господи боже мой. Куда девались все мои сладкие и легкие ночи? Почему этого не происходит с Уолтером Уинчеллом, который верит в Американский Путь? Не я ли был самым блестящим студентом по классу антропологии?

Что же случилось?

Хэнк подвел и поставил меня перед пустым грузовиком длиной с полквартала, стоявшим перед рампой.

- Жди здесь.

Затем подбежало несколько черных мусульман с тачками, выкрашенными отслаивавшейся и бугристой белой краской, словно известку смешали с куриным пометом. В каждую тачку навалены горы окороков, плававших в жидкой водянистой крови. Вернее, они не плавали в крови, а сидели, будто свинец, будто пушечные ядра, будто смерть.

Один мальчонка запрыгнул в кузов у меня за спиной, а другой начал швырять мне окорока; я их ловил и переправлял парню позади, а тот оборачивался и кидал в глубину кузова. Окорока прилетали быстро БЫСТРО они были тяжелыми и становились все тяжелее. Как только я закидывал один и оборачивался, следующий уже летел ко мне по воздуху. Я знал, что они пытаются меня сломать. Скоро я уже весь потел потел так, будто открутили все краны, и спина у меня болела, запястья болели, руки болели, все болело а сам я дошел до последней невозможной унции своей вялой энергии. Я едва видел, едва мог собраться и поймать еще один окорок и швырнуть его, еще один окорок и швырнуть его. Кровью заляпало меня всего, а руки продолжали ловить мягкий мертвый тяжелый флумп, окорок немного подавался, как женская задница, а я слишком ослаб даже для того, чтобы вякнуть:

- Эй, да что с вами такое парни, к ЧЕРТУ? - Окорока летят, я кручусь, как на крест прибитый под своей каской, а они все подвозят тачки, полные окороков окороков окороков и наконец все они опустели, а я стою, покачиваясь и дыша желтым электрическим светом. То была ночь в аду. Что ж, мне всегда нравилась ночная работа.

- Пошли!

Меня отвели в другую комнату. По воздуху, сквозь большое отверстие под потолком в противоположной стене - половина бычка, или, может, даже и целый бычок, да, бычки целиком, только подумайте, со всеми четырьмя ногами, по одному выползают из отверстия на крюках, их только что убили, и один останавливается прямо надо мной, висит прямо надо мной на этом своем крюке.

"Его только что убили, - подумал я, - убили чертову тварь. Как они могут отличить человека от бычка? Как они узнают, что я - не бычок?"

- ЛАДНО - КАЧАЙ!

- Качать?

- Точно - ТАНЦУЙ С НИМ!

- Что?

- Ох ты ж господи! Джордж, иди сюда!

Джордж подлез под мертвого бычка. Схватил его. РАЗ. Побежал вперед. ДВА. Побежал назад. ТРИ. Побежал далеко вперед. Бычок был почти параллелен земле. Кто-то нажал на кнопку, и он свое получил. Получил свое ради всех мясных рынков мира.

Получил свое ради дуркующих сплетниц заспанных дур домохозяек мира в 2 часа пополудни в своих халатах, сосущих измазанные красным сигареты и почти ничего не чувствующих.

Меня поставили под следующего бычка.

РАЗ.

ДВА.

ТРИ.

Готово. Его мертвые кости против моих живых, его мертвая плоть против моей живой, и со всеми этими костями и этой тяжестью я подумал о смазливой пизденке, сидящей на кушетке напротив меня, задрав ногу на ногу, и я - со стаканом в руке, медленно и верно затираю ей, пробираюсь в этот пустой ум ее тела, и тут Хэнк заорал:

- ПОВЕСЬ ЕЕ В МАШИНУ!

Я побежал к грузовику. Стыд поражения, преподанный мне, пацану, на школьных дворах Америки, что я не должен ронять бычка на землю, поскольку это лишь докажет, что я - трус и не мужчина, а, следовательно, много и не заслуживаю, одни фырчки да смешки, в Америке ты должен быть победителем, другого выхода нет, приходится учиться драться за так, не задавай вопросов, а кроме того, если бы я уронил бычка, возможно, пришлось бы его и поднимать, а я знал, что мне его никогда не поднять. Кроме этого, он испачкается. А я не хотел, чтобы он пачкался, или, скорее - они не хотели, чтобы он пачкался.

Я вбежал в грузовик.

- ВЕШАЙ!

Крюк, свисавший с потолка фургона, был туп, точно большой палец без ногтя. Даешь брюху бычка немного соскользнуть назад и целишь наверх, насаживаешь верхнюю часть на крюк снова и снова, а крюк не проходит. Матерь-срака!! Сплошная щетина и жир, туго, туго.

- ДАВАЙ! ДАВАЙ!

Я поднатужился из последних сил, и крюк прошел, прекрасное это зрелище, чудо просто: крюк протыкает бычка, бычок повисает сам, совершенно вне моих плеч, висит для домашних халатов и сплетен в мясных лавках.

- ШЕВЕЛИСЬ!

285-фунтовый негрила, хамоватый, смышленый, собранный, убийственный, вошел в фургон, повесил свое мясо со щелчком, взглянул на меня сверху вниз: