Малькольм Брэдбери - Историческая личность

• Название: Историческая личность
• Автор: Малькольм Брэдбери
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002

Перед вами – роман, о существовании которого знали все – и которого не читал почти никто.

Роман, о котором известно было только одно – название. Название, переводившееся то как «Человек истории», то как «Социолог»...

Теперь наконец перед вами – и сам роман.

Роман, который вы прочитаете под названием «Историческая личность».

Какое же из названий больше соответствует «букве и духу» книги?

Прочитайте – и решайте сами!

---

– Не знаю, ушиблена ли Майра, – говорит Говард, – но…

– Но вот Генри еще как ушиблен, – говорит Мелисса, – у него рожа ушиблена, и рука ушиблена, и жопа ушиблена, и весь он ушибленный.

– Совершенно верно, – говорит Говард.

– Ну, так он встал на пути справедливости, – говорит Мелисса, – а знаешь присловье: не нравится жар – уходи из кухни. Может, потому она и ушла из кухни.

– Может быть, – говорит Говард.

– Ого-го-го, вот был денек, верно? – говорит Мелисса Тодорофф, вспоминая. – Я по-настоящему сорвалась с катушек. Вот уж ка-айф. Свобода и освобождение казались реально реальными. Люди скандируют, толпы ревут, все требуют всеобщего блага. Будто Беркли, Колумбия, Венсенн. Мы все были такими красивыми. Потом – хлоп! – булочкой. Все было так распахнуто и просто. Будем ли мы такими еще когда-нибудь?

– Это случилось всего пару недель назад, Мелисса, – говорит Говард.

– Знаешь присловье, – говорит Мелисса, – в политике неделя – до-олгое время. Фантастика. Тогда были активные действия. Люди действительно что-то чувствовали. Но что с этим произошло?

– Это по-прежнему тут, – говорит Говард.

– Знаешь, в чем беда с людьми теперь? – говорит Мелисса с глубокой серьезностью. – Они просто больше ничего не чувствуют.

– Да, не так, как на прошлой неделе, – говорит Говард.

– Во всяком случае, меня не щупают, чтобы почувствовать, – говорит Мелисса.

– Ночь еще молода, – говорит Говард.

– Но не так молода, как бывало прежде, – говорит Мелисса. – А если серьезно, кто сейчас где-либо добирается до реальных, коренных, радикальных проблем этого века?

– Кто? – спрашивает Говард.

– Я тебе скажу кто, – говорит Мелисса, – никто, вот кто. Кто теперь все еще аутентичен?

– Вы кажетесь очень и очень аутентичной, – говорит Говард, нарезая хлеб.

– О Господи, нет, черт, неужели кажусь? – говорит Мелисса Тодорофф в агонии. – Неужели я реально кажусь тебе такой? Это не так, Гов, это просто ширма. Я более аутентична, чем все эти другие сукины дети, но я не аутентична так, как я определяю аутентичность.

– Вы именно такая, Мелисса, – говорит Говард.

– Ты кормишь меня дерьмом, – говорит Мелисса Тодорофф, – ты хороший парень, но ты кормишь меня дерьмом.

Мелисса Тодорофф идет к двери, кое-как держа стакан с вином; она говорит:

– Я возвращаюсь на эту вечеринку и уж держитесь! – У двери она останавливается. – Мне все равно, что про тебя говорят твои друзья, ты хороший парень, – говорит она, – радикальный радикал. А если приналяжешь, так можешь стать радикально радикальным радикалом.

Говард еще некоторое время стоит в кухне, нарезая свой хлеб радушия. Затем, завершив долг гостеприимного хозяина, он возвращается на свою вечеринку. Она изменилась, ослабела в центре, активна на периферии. В гостиной, освещенной главным образом мигающими лампочками гирлянды на детской елке, – вялая сонность; там и сям лежат люди, переговариваясь в разнообразии интимности. В викторианской оранжерее спорадические ритмичные танцы; младшие преподаватели факультета прыгают и раскачиваются в густой полутьме. В столовой груды хлеба и сыра пребывают в полном небрежении; исполнять долг гостеприимного хозяина Говарду более не требуется. Вечерника явно переместилась – в укромные уголки, в верхнюю часть дома, в сад, быть может, даже в развалины за ним. Несколько человек движутся в холле; там, в холле, стоит фигурка в анораке и с большим оранжевым рюкзаком, из которого торчат различные большие предметы.

– Ну, я пошла, Говард, – говорит Фелисити Фий. – Кто-то там подвезет меня до Лондона. Я забрала все мои манатки.

– Увидимся в следующем семестре, – говорит Говард.

– Не знаю, увидишь ли ты меня в следующем семестре, – говорит Фелисити. – Ты же вроде со мной покончил.

– Встретимся на семинаре, – говорит Говард.

– Сомневаюсь, – говорит Фелисити. – Я сегодня сходила к профессору Марвину и попросила его перевести меня к другому преподавателю.

– Не думаю, что он это сделает, – говорит Говард, – после всех неприятностей с Джорджем Кармоди.

Фелисити смотрит на него; она говорит:

– Я правда не думаю, что тебе стоит становиться у меня на дороге. Я ведь не меньше всех других знаю, что произошло с Джорджем Кармоди. Ты задумал избавиться и от меня?

– Конечно, нет, – говорит Говард.

– Конечно, нет, – говорит Фелисити, – я знаю о тебе все.

– Что это значит? – спрашивает Говард.

– Я хотела помочь тебе, – говорит Фелисити. – Я хотела, чтобы ты признал меня.

– Ты мне очень помогла, – говорит Говард.

– Ладно, только для меня из этого ничего хорошего не вышло, так? – говорит Фелисити. – Ты выиграл, а я нет. Так что теперь оставь меня в покое.

– Оставлю, – говорит Говард.

– Не забудь, – говорит Фелисити. – Попрощайся за меня с Барбарой. Если сможешь ее найти.

Вечеринка теперь обходится без своего гостеприимного хозяина, став совершенно самодостаточной, как и положено хорошим вечеринкам; чуть позднее Говард спускается вниз в свой полуподвальный кабинет. Натриевый фонарь светит над верхом полуразрушенных домов, добирается до четких оранжевых узоров на стенах, до книжных шкафов, африканских масок. Улица безлюдна. Говард задергивает занавески.

– Так вот это место стольких побед, – говорит кто-то, спускаясь по лестнице.

– Все в порядке, Энни, – говорит Говард, – нас никто увидеть не может. Его здесь больше нет.

– А я бы, пожалуй, предпочла, чтобы он был, – говорит Энни Каллендар, входя в кабинет. – Критический глаз.

– Странно оказаться внутри? – спрашивает Говард.

– Да, – говорит Энни, – полагаю, мне следовало бы порыться в рукописи твоей книги.

– А ее тут нет, – говорит Говард, – она в типографии.

Попозже на подушках под Говардом Энни Каллендар говорит:

– Не могу не думать о нем там.

– Его больше нет тут, больше нет, – говорит Говард, и действительно, Кармоди здесь больше нет, он бежал несколько недель назад, когда короткая сидячая студенческая забастовка – плакаты гласили: «Отстоим академическую свободу» и «Стойте за Кэрка» – потребовала его исключения, после того, как история его кампании против Говарда обрела широкую известность.

– Я так и не знаю, поверил ли ты мне, Говард, – говорит Энни Каллендар. – Я ему правда ничего не сказала.

– Не сказала ему что? – спрашивает Говард лениво. – Не сказала ему что?

– Я не сказала ему о том, что видела в тот вечер, – говорит Энни. – Как ты лежал тут с маленькой мисс Фий.

– Конечно, я тебе поверил, – говорит Говард.

– Почему?

– Я знал, кто ему сказал.

Энни шевелится под ним; она говорит:

– Так кто сказал? Кто же? Говард смеется и говорит:

– А по-твоему, кто? Кто еще знал?

– Маленькая мисс Фий? – говорит Энни Каллендар.

– Вот именно, – говорит Говард. – Ты умница.

– Но зачем она это сделала? – спрашивает Энни. – Чтобы устроить тебе неприятности?

– Видишь ли, она хотела помочь, – говорит Говард.

– Странный способ помогать тебе, – говорит Энни. – Я тебе так помогать не буду.

– Таков образ ее мышления, – говорит Говард. – Она сказала, что хотела защитить меня от нападок либеральных реакционных сил, а им требовалось что-нибудь, с чем напасть на меня, чтобы она могла защитить меня по-настоящему.

– Какая-то сумасшедшая логика, – говорит мисс Каллендар.

– А она немного сумасшедшая, – говорит Говард. Шум вечеринки гремит над их головами. Энни Каллендар говорит:

– А когда ты это узнал?

– Не помню, – говорит Говард.

– До того, как он уехал?

– Да, – говорит Говард.

– И в силу этого ты от него избавился, – говорит Энни Каллендар. – Вознесся к нынешней своей радикальной славе в академгородке.

– Он был отбросом истории, – говорит Говард.

– И ты уже знал, когда пришел ко мне в тот день? – спрашивает Энни Каллендар.

– Не помню, – говорит Говард.

– Конечно, помнишь, – говорит Энни Каллендар, – и ты знал.

– Ну, может быть, – говорит Говард.

– Ты это с ней спланировал? – спрашивает Энни.

– Кажется, мы что-то такое обсуждали, – говорит Говард.

– Но для чего? – спрашивает Энни.

– Я хотел тебя, – говорит Говард, – и должен был найти доступ к тебе.

– Нет, – говорит Энни, – не только. Это была интрига.

– А мне казалось, что ты предпочитаешь истории с интригой, – говорит Говард. – В любом случае ход истории сделал ее неизбежной.

– Но ты немного поспособствовал этой неизбежности, – говорит Энни.

– Существует некий процесс, – говорит Говард. – Он взыскивает со всех цену за место, которое они занимают, за позиции, которые они отстаивают.

– Но ты как будто путешествуешь бесплатно, – говорит мисс Каллендар.

– Некоторые путешествуют бесплатно, – говорит Говард, – другие платят приятную цену. Ты же довольна своей ценой, так ведь?