Николай Черкашин - Балтийский эскорт

• Название: Балтийский эскорт
• Автор: Николай Черкашин
• Издательство: Совершенно секретно
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2005
• ISBN: 5-89048-156-8

Новая книга писателя-мариниста в «Морской коллекции Совершенно секретно» посвящена морякам Балтийского флота. В остросюжетных документальных повестях «Полет над морем «майского жука» и «Знак Вишну» - раскрываются неизвестные страницы военной истории.

Вторая часть книги - очерки о судьбах балтийцев нашего времени, о писателях Викторе Конецком и Валентине Пикуле.

---

В 1921 году военмор Андрей Павлинов был назначен флагманским минером дивизии подводных лодок. Вроде бы служба складывалась удачно, но не везло братьям Павлиновым в любви. Жена флагмина Павлинова Маргарита Владимировна оказалась женщиной ветреной и доводила своим поведением мужа порой до отчаяния. Он выбрал довольно странную, почти детскую форму ухода из жизни: в январе 1925 года простыл, заболел и не стал обращаться к врачам. А поскольку легкие были подточены чахоткой, началось воспаление. «Военмор Андрей Яковлевич Павлинов исключен из списков флота в связи со смертью 31 января 1925 года» - записал дивизионный писарь в послужной список казенную эпитафию.

Проживи он чуть больше, запись могла быть и такой: «расстрелян, как враг народа». Как ни крути - сын царского генерала да и сам штаб-офицер ненавистного императорского флота. На «вышку» этого было больше, чем достаточно. Любой донос был опасен для Павлинова, но бациллы туберкулеза успели сделать свое дело раньше.

Сергей Яковлевич Павлинов - четвертый по старшинству «морской» брат. Стезя по жизни была предначертана отцовской судьбой и судьбой братьев: Морское Училище, флот, корабль, морские бои. Так оно и вышло: мичман Сергей Павлинов командовал в цусимском сражении кормовой артиллерийской башне на эскадренном броненосце «Орел». Вольно или невольно, но он стал одним из героев романа Алексея Новикова-Прибоя «Цусима»:

«Носовой двенадцатидюймовой башней командовал лейтенант Павлинов. Возвышаясь над орудиями, он сидел на посту управления, просунув голову в круглое отверстие, сделанное в башенной крыше. Это отверстие было защищено стальным колпаком, похожим на шляпу. Три прорези в колпаке - одна спереди, а две по сторонам - давали возможность командиру видеть поле сражения… Неожиданно перед амбразурами ярко вспыхнуло пламя и раздался страшный грохот. Несколько человек в башне упали. Лейтенант Павлинов согнулся и долго поддерживал руками контуженую голову, словно боялся, что она у него отвалится. А когда осторожно повернулся назад, чтобы взглянуть на людей…, то на его чернобровом лице изобразилось радостное удивление - он был жив».

Судьба Сергея тоже сложилась печально. После возвращения из японского плена, плавал на различных торговых судах. Сильно кутил. Женился на красавице, но вскоре развелся. Вернулся на военный флот, командовал небольшим миноносцем, а в 1913 году в номере выборгской гостиницы пустил себе пулю в висок.

Николай, Павел, Георгий…

О Георгии, самом младшем из братьев, известно менее всего. Он единственный, кто изменил семейной профессией. После Октября стал партработником, а потом бесследно сгинул где-то на Урале.

Более чем о ком-либо из братьев Павлиновых старый художник мог поведать, разумеется, о своем отце - Павле Яковлевиче. В каждой нотке его голоса звучало горделивое придыхание - «О, папа!». Он начал о нем свой рассказ с ошеломительного, как ему казалось, факта:

- Папа был первым офицером на флоте, который сбрил бороду и усы. Вторым был Колчак. Тогда это воспринималось как вольнодумство, как фронда…

К рисованию он приохотился при очень необычных обычных обстоятельствах. Папа хорошо знал языки и поэтому до войны очень часто ходил на кораблях в Средиземное море. Как офицер связи. Я полагаю, что и тогда, и сейчас офицеры связи - это легальные разведчики, то есть работают на морскую разведку.

Чтобы скрасить скуку официальных приемов, отец делал портретные наброски сначала просто так, увлекаясь типажом, а потом - осмысленно, выбирая тех, кто представлял для него особый интерес. Впрочем, это только предположение. Но, поскольку официальные визиты сопровождались наградами, у отца было много иностранных орденов. Где они сейчас? Украли!

Влезли в квартиру… Кстати, отец жил на Мало-Ржевской в том доме, где сейчас грузинское постпредство. Знаете? Там еще каменные совы на углах… Да, да. Украли. Кроме одного - орден Иерусалимского креста. В тот день он надел этот крест. Вот он и остался. Да и тот потом куда-то исчез.

Отец редко надевал свои награды.

А Иерусалимский крест ему вручила Ольга, королева эллинов. Она была дочерью великого князя Константина и очень любила флот, покровительствовала русским морякам…

Еще раз прошу простить мою сбивчивость. Я перескакиваю с одного на другое. Считайте, что это мозаика. Вы сами потом отделите зерна от плевел…

До 1925 года мы жили в Сергиевом Посаде. Уехали из Москвы… Тогда многие там спасались. Цвет русского дворянства, мужи русской науки и культуры бежали под стены Лавры, ища в слободских избах последний приют: Трубецкие, Истомины, Нарышкины, Олсуфьевы, Лопухины, Розанов… Кстати, мы снимали квартиру у Симанских, у отца будущего Патриарха Всея Руси Алексия I… Очень хорошо о том времени сказал в своих "Записках уцелевшего" Сергей Голицын. Сейчас я вам найду. Вот: "…Тогда в Сергиевом Посаде жило много бывших людей. Еще в 1917 году купили дом Олсуфьевы, купил дом выдающийся философ священник Павел Флоренский и поселился в нем с семьей, переехала необыкновенно важная старая дева, племянница жены Пушкина Наталья Ивановна Гончарова. Об Истоминых и Трубецких я уже упоминал.

Жили в Сергиевом Посаде семьи, по происхождению не являвшиеся «бывшими», но близкие им по духу… Это семья профессора гистологии, ученого с мировым именем, отказавшегося служить большевикам - Ивана Фроловича Огнева, семья художника Владимира Андреевича Фаворского, семья профессора горного института Давыда Ивановича Иловайского, лесничего Обрехта и многих других. В 1925 году переехал из Переславля-Залесского и купил в слободе Красюковке дом писатель Пришвин Михаил Михайлович со своей женой Ефросинией Павловной и двумя сыновьями…"

- Конечно, все они искали тихой, незаметной жизни, - закрыл книгу Петр Павлович. - Каждый день проживали как последний, но не могли они не общаться, не встречаться. И каждая встреча - как праздник души. Читали вслух книги, устраивали домашние спектакли, музыкальные вечера. Папа играл на скрипке дуэтом с Фаворским. Жена Фаворского аккомпанировала им на рояле. Вообразите себе глушь российской провинции, поросята по улицам немощеным шастают, а из раскрытого в палисад окна - старинная итальянская музыка. Ею и спасались - музыкой, умной книгой, искренней молитвой… Очаг русской мысли, русского духа и слова - разнюхали чекисты, и пошли аресты. Кого в Соловки, кого в Свияжск. Вот тогда отец поспешил вернуться в Москву… Однажды нагрянул и к нам какой-то большой чин из НКВД. Папа в лице изменился - конец. А чин смеется: "Что, не узнали?!" Узнали…

В 1912 году отец купил легковую машину - "форд". Нанял мальчика, который машину чистил и обихаживал. Научил его рулить. Потом этот мальчик стал начальником главного гаража на Лубянке. Пришел отца благодарить за науку, за то, что любовь к технике привил. Так что, слава Богу, обошлось. А "форд" наш, представьте, еще цел. На нем иногда парады автомотостарины в Москве открывают…

Отец преподавал во ВХУТЕМАСе. Встречался там с Маяковским. У него и сын Шаляпина учился. Федор Иванович подарил отцу складной метр. Мы его так и звали - "шаляпинский метр".

А еще отец занимался тем, что сейчас называется научно-техническим прогнозированием. Он предсказал, что по радио начнут передавать сигналы точного времени, предвидел бум в женской моде на брюки…

Петр Павлович тяжело дышал от напряжения вынужденной скороговорки. Он торопился, видя, что гость уже поглядывает на часы. Он забрасывал меня фактами из жизни отца. Он боялся что-то упустить, забыть, не сказать самого важного…

-Вы, знаете, он научился есть китайскими палочками и всю жизнь ел палочками. От них он пришел к тростевым марионеткам. Вместе Константином Истоминым и Фаворским они создали марионеточный театр. Кукол увез потом в Америку один актер, который фигурирует в "Сестрах" Толстого… Потом все это вернулось к нам через Чехословакию. Помните папашу Шпейбла с Гурвинеком? Так вот этот забавный Гурвинек…

Старый художник мучительно боролся с горловыми спазмами… Он не хвалился своим отцом. Он пытался спасти отца, образ и облик которого угасали вместе с его меркнущей памятью. Ведь мы и в самом деле живем после смерти в этом мире только тогда, когда нас помнят…

-Папа первым придумал добавлять в тушь куриную желчь. От этого она приобретала особый блеск на бумаге и прочность… Он открыл и описал эффект обратной перспективы в старинных русских иконах. Он много иллюстрировал Пушкина. Вот смотрите - это его наброски к «Русалке», это портреты Пушкина. Как писали искусствоведы того времени, «свободный штрих-росчерк вносит динамику в строгую композицию»…

Папа принимал участие в уникальном градостроительном эксперименте. В 20-е годы, когда проблема урбанизации, жизни в городах-гигантах встала достаточно остро, группа архитекторов (Веснин, Марковников) и художников, в которую входил и папа, предложила гуманизировать безликие многоэтажные кварталы - вкраплениями в жилые массивы зеленых островов с деревянными домами, палисадниками, амбарами, курятниками. Нет, нет, это не копирование деревенского уклада. Тут была весьма продуманная система планировки улиц, рассчитанная на восприятие человеческого глаза. Улицы не должны были быть прямыми, они придуманы волнообразно, так чтобы на каждом выступе был приметный архитектурный знак, на котором мог бы отдохнуть глаз. Тогда бы улица не казалось длинной. То есть учитывалась психология восприятия пространства. Такой чудо-поселок был построен. Его назвали «Сокол». Это был первый в СССР кооперативный жилой поселок. Пока что он еще чудом сохранился…