Далия Трускиновская - Блудное художество

• Название: Блудное художество
• Автор: Далия Трускиновская
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007

Четвертый роман из цикла «Архаровцы». Письмо от начальника парижской полиции о похищении дорогостоящего сервиза, следы которого ведут в Россию, не предвещало обер-полицмейстеру Архарову ничего ужасного, кроме рутинной работы. Поначалу он и догадаться не мог, что за пропажей сервиза кроется заговор, предполагающий устранение от двора могущественного сановника Алехана Орлова и убийство его самого, Николая Архарова…

---

– К болоту…

– Дважды ты соврал, Петров, - спокойно сказал Архаров. - И лица ты видел, и не к болоту они убежали. Приди в себя и отвечай без вранья. Кто они были таковы?

– Лиц я точно не видел, ваша милость! - воскликнул Устин.

– А какого хрена тогда выгораживаешь, коли не твои знакомцы? Говори как есть, видишь, я тебя не пугаю. Кого ты признал? Из своей церковной братии, что ли?

Архаров даже пошутил - лишь бы Устин успокоился и заговорил прямо.

Ответа обер-полицмейстер добился не сразу. Как не сразу и догадался, в чем загвоздка: Устин признал в преступнике кого-то с Рязанского подворья.

– Петров, будет тебе вилять. Там ведь кто-то из наших был. Хочешь, чтобы я всех перебрал? Ну? Кто он?

– Ваша милость, я глазами слаб… - очень вовремя вспомнил про это горе Устин. - Я ошибиться мог, темнота, далеко…

– Ну?

– Клаварош, ваша милость…

– Мать честная, Богородица лесная! Вот утешил!… Ладно, ступай. Впредь не ври.

Но Устин вздохнул и никуда не пошел.

– Ступай, говорю, - велел Архаров, уже подбирая в голове доводы против француза. Доводов этих было довольно - и в первую очередь его подозрительное прошлое, ведь не от хорошей жизни он удрал из своей родной Франции на север, к варварам, которые три четверти года ходят в шубах, а по улицам их диких городов слоняются бешеные медведи.

– Ваша милость, я, верно, обознался…

– Ступай, дурак.

Сейчас допросить Клавароша Архаров не мог - француз доложил, что де Берни по причине хромоты никуда не пошел, и отправился восвояси, возможно, к Марфе. Эта самая связь с Марфой была вторым доводом против француза - мало ли какую интригу затеяли эти двое.

И, коли так, следовало тщательно проверить все то, что рассказывал Клаварош о господине де Берни. Намешал там правды и недомолвок - поди знай, что на самом деле рассказал ему учитель, а главное - что наговорил учителю сам Клаварош. И не было ли устранение де Берни от событий этой ночи заранее продуманным действием?

Как будто Архарову мало было загадочной покойницы в мужском наряде, что лежала сейчас в мертвецкой…

Стоило вспомнить о ней - послышался голос Никодимки. Архаров сперва ушам своим не поверил - что делает его камердинер в полицейской конторе перед рассветом? Оказалось, Клашка Иванов, посланный за экипажем на Пречистенку, рассказал, что господин обер-полицмейстер, сражаясь с мошенниками, извозился в грязи. Пока закладывали экипаж, Никодимка притащил чистый кафтан со штанами и даже чулки. Причитая, что их милости Николаи Петровичи, шлепнувшись в грязном на сиденье, изгваздают внутренность кареты так, что потом не отчистишь, а карета нужна ежедневно для важных визитов, он в конце концов сам забрался вовнутрь и поехал переодевать барина.

Ругаться было бесполезно. Тем более, что правота камердинера была очевидной.

Пока Иван с Сенькой ходили в мертвецкую, Архаров позволил снять с себя кафтан, действительно весьма грязный, и облачить себя в другой, чистый и теплый. А потом все ему вдруг стало безразлично, даже то, что они признали в бабе ту дуру, что перепутала полицейскую контору с острогом, и он поехал домой, желая лишь одного - добраться до постели. Даже размышления о Клавароше - и те отложил на завтра. Сказал себе, что утро вечера мудренее, - так и вышло.

Он собирался хоть немного поспать, он даже разделся и лег, но сон не шел, опять же с каждой минутой в спальне делалось все светлее. А когда обер-полицмейстера все же разморило, со двора донесся какой-то шум. Архаров крикнул Никодимку, тот прибежал босой, в одних портках и рубахе, сдвинул ставни, задернул шторы и добился вполне приемлемого мрака.

Поспав всего часа два, Архаров потребовал кофею и, сгрызя всего один сладкий сухарь, велел закладывать экипаж.

Утро было превосходное, солнечное, истинно майское утро, но он сидел в карете с задернутыми занавесками, видеть не желая красоты мира - да и какая красота, коли в Москве творятся необъяснимые безобразия? Того гляди, государыне донесут, что обер-полицмейстер не выполняет обязанностей.

Саша, сидевший напротив, видя эту хмурую рожу, громко дышать боялся.

Прибыв в полицейскую контору, Архаров прежде всего осведомился, что с раненым. Ему доложили - приехал доктор Воробьев, в меру пьяный и недовольный, разругал в прах тех, кто делал перевязку, и хотел было увезти горемыку с собой, но ему не дали. Так что пленник, правильно перевязанный, лежит и хрипит разодранной глоткой в верхнем подвале, удастся ли от него добиться толку - одному Богу ведомо.

Буркнув нечто непотребное, Архаров потребовал к себе ту команду, которой было приказано поймать господина де Берни. Но начал не с Клавароша, а с новенького, бывшего десятского Евдокима Ершова. Этот парень не был повязан круговой порукой и не имел резонов выгораживать сослуживцев. Но он еще не наловчился читать карту, и с Архарова семь потом сошло, прежде чем Ершов разобрался в геометрических фигурах, ее составляющих, и точно указал пальцем, где был он сам, где - прочие, и в котором месте хромающий господин де Берни раздумал идти к Гранатному двору.

К тому моменту, когда в кабинет вошел Клаварош, Архаров уже знал, что француз какое-то время был незрим для прочих архаровцев, и вычислял - успел бы он добежать до руины Гранатного двора, да еще вернуться оттуда, куда его загнал преследующий Устин, - со Спиридоновки, или же сей подвиг был под силу лишь крылатому ангелу. На беду, ни у кого из архаровцев не было при себе часов, д и сам обер-полицмейстер тоже не догадался на них лишний раз посмотреть, и потому он никак не мог совместить действия обеих команд. Вроде бы получалось, что в то время, когда откапывали сервиз, господин де Берни уже отказался от ночной прогулки, так что Ершов, Клаварош и Захар Иванов вполне могли счесть долг исполненным и разбрестись в разные стороны. Коли так - Клаварош имел прорву времени для всевозможных ночных похождений… особливо коли знал заранее, что де Берни вернется домой…

Француз вошел в кабинет и встал перед архаровским столом точно в такой позе, которая не помешала бы самому обер-полицмейстеру при аудиенции у ее величества: спина прямая, плечи развернуты, руки готовы к элегантным маневрам с табакеркой, одна нога выставлена вперед, и общее ощущение - будто Клаварош не столько стоит на полу, сколько подвешен над ним, чем и объясняется удивительное равновесие его фигуры.

Была в его движениях некая тщательно выпестованная беззаботность, предмет зависти всех архаровцев, полагавших ее непременной принадлежностью светского человека. На сей раз обер-полицмейстеру почудилась в повадке француза фальшь…

Архаров задал несколько вопросов, услышал совершенно правдивые ответы, и уже собирался приступить к строгому допросу, как вдруг заметил, что Клаварошевы штаны прорваны на колене.

– Вели Марфе зашить, - приказал он, тыча пальцем в прореху. Еще только недоставало, чтобы архаровцев вся Москва честила оборванцами, а вслед за тем и оборванцев - архаровцами. И так уж скоро всех задир и забияк начали архаровцами звать…

– Она мундир чинит, - отвечал несколько удивленный Клаварош. - Фортуна ко мне неблагосклонна. Я напо… напал на гвоздь. В темноте, у стенки.

И показал пальцами длину этого выдающегося гвоздя.

– Мундир? - переспросил Архаров. Только сейчас он заметил, что Клаварош стоит перед ним в простом черном кафтане.

– Да, ваша милость.

– Ты ночью был в мундире? - уточнил Архаров, точно помнивший, что приказывал всем одеться попроще.

– Да, ваша милость.

Архаров не мог бы объяснить полет своей мысли - а, точнее, совместный полет нескольких мыслей словно бы в обнимку. Но вывод, ими преподнесенный, был вполне земной и очень неприятный.

– Ступай, кликни там нашего дьячка.

И, когда Устин явился, Архаров уставился на него весьма свирепо. Взгляд же у него был таков, что молоденьким девицам впору без чувств на пол валиться.

– Петров, как ты догадался, что тот человек был Клаварош?

– Признал… - прошептал Устин.

– В лицо признал?

– Так он же в мундире был…

– А лица ты не разглядел? - уже сильно негодуя, продолжал Архаров. Негодовать тут, впрочем, следовало на самого себя. Он же с самого начала знал, что попорченное чтением книг зрение Устина ночью бесполезно. И признать Клавароша бывший дьячок мог только по ярким и несомненным признакам - росту, фигуре, ловкости движений и мундиру.

– Нет, ваша милость.

– То бишь, ты видел высокого человека в полицейском мундире? Прелестно! Пошел прочь с глаз моих…

Много всяких пакостей преподносили шуры и мазы московскому обер-полицмейстеру. Но вот архаровцами еще не рядились.

Коли они возьмут себе такую моду, в Москве вообще все кубарем пойдет, всякая сволочь начнет колобродить, а валить все станут на архаровцев…

Позвольте… Было же не так давно нечто весьма похожее! Но что, но что?…

Раздумья были подобны тому, как если бы кто шарил шестом в заросшем пруду, надеясь добыть со дна нечто ценное, а вытаскивал то старый башмак, то собачий труп.