Далия Трускиновская - Блудное художество

• Название: Блудное художество
• Автор: Далия Трускиновская
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007

Четвертый роман из цикла «Архаровцы». Письмо от начальника парижской полиции о похищении дорогостоящего сервиза, следы которого ведут в Россию, не предвещало обер-полицмейстеру Архарову ничего ужасного, кроме рутинной работы. Поначалу он и догадаться не мог, что за пропажей сервиза кроется заговор, предполагающий устранение от двора могущественного сановника Алехана Орлова и убийство его самого, Николая Архарова…

---

Архаров поступил единственно возможным для него образом - даже не улыбнулся в ответ. Только дважды едва заметно кивнул - не столько Вареньке, сколько самому себе он предназначал сие выражение глубокого удовлетворения.

Дамы уехали. Архаров, проводив их до экипажа вместе с домоправителем, пошел обратно в гостиную, где остался ждать его купец.

– Меркурий Иванович, возьми Потапа, поезжай по модным лавкам, наберите там серебряной посуды, чтобы не стыдно было на стол взгромоздить, - распорядился Архаров, поднимаясь по лестнице. - Сообразите вместе, сколько чего надобно. Да только не слишком усердствуйте, я не господин Потемкин, полтысячи человек за стол сажать не собираюсь. Сперва же отправляйтесь к его сиятельству, ее сиятельство обещали снабдить модными картинками и показать свою посуду.

Купец, увидев в дверях обер-полицмейстера, живо встал со стула и поклонился на русский лад - в пояс.

– Должник ваш, батюшка, - сказал он. - Теперь-то мне подфортунило, сами их сиятельства… да еще государыня, пошли ей Бог здоровья… видел бы покойник-батька, куда сынок залетел…

– А ты вот скинь четверть цены - и не будешь должником, - отвечал Архаров.

– А поторгуемся! - немедленно нашелся купец. - Без торговли никак нельзя. И еще, ваша милость, присоветовать хочу…

– Что?

– Коли к вам гости будут приезжать, да и дамы тоже…

– Ну?

– Так дама - она ведь как устроена? - загадочно спросил купец. - Так же точно, как простая баба. И ест, и пьет… и, стало быть… извергает…

Архаров задумался.

У него самого на сей предмет имелось в гардеробной за ширмами кресло с дыркой, а что делалось дальше с ночной вазой - это не хозяйская печаль. Для дворни были нужники на свежем воздухе, хорошие нужники, просторные и чистые.

Однако купец прав - дам водить в свою спальню к креслу как-то нелепо.

– И что же? - спросил обер-полицмейстер.

– У меня мастера на примете есть, артелью трудятся. Сам дома конурку сделал велел, семейство не нарадуется, печка у меня там, супруга курильницу поставила. Ваша милость, ей-Богу, приезжайте! Стол велю накрыть - таких разносолов вам у их сиятельства князя Волконского не подадут!

– Почем ты знаешь?

– А вижу. Их сиятельство - дама светская, кофей с сахаром пьет, пряниками заедает. А моя Фетинья Марковна с утра как заберется на поварню, сама во все входит, все наизусть помнит - как печь, как томить. Впору записывать за ней - начнет рассказывать, как красные блины заводить, право слово, заслушаешься и слюнки потекут. Приезжайте обедать, ваша милость, а она расстарается! Вот прямо на Пасху!

– Приеду, - подумав, сказал Архаров. Хорошую простую еду он уважал. А к французской кухне питал недоверие после того прискорбного случая, как еще в Санкт-Петербурге объелся вкусной, но неимоверно жирной гусиной печенки.

Опять же, на Пасху не только можно, но и полагается баловать свой желудок.

Стоило подумать о французской печенке - тут же снизу явился Никодимка, доложил о приходе Клавароша.

– Посади его в людской, вели, чтобы ужин там для нас накрыли, - распорядился Архаров. - Сейчас и я спущусь.

Сделано это было не только потому, что Архаров любил ужинать попросту, но в обществе, пусть даже с дворней, а и для купца - пусть видит, что обер-полицмейстер живет без затей, постной кашей из общего котла не брезгует. Опять же, в купеческих домах общий стол для хозяев и прислуги - обычное дело, тем более, что служит в доме зачастую небогатая родня, мужчины - в надежде, что возьмут в дело, девицы и вдовы - рассчитывая, что выдадут замуж. Устраивать брачные союзы между подопечными было любимым развлечением богатых купчих.

Купец, повторив свое приглашение, откланялся, а Архаров пошел ужинать, хотя после марципанов, которые он, не удержавшись, грыз вместе с девицами под кофей, не очень-то хотелось.

Француз сидел за столом и, глядя на полную миску горячих грибных ушек, тосковал - правила приличия не позволяли приступить к трапезе без хозяина дома.

– Ну, докладывай, - распорядился Архаров, садась напротив и подвигая к себе точно такую же миску.

– Я, ваша милость, видел подозрительных особ.

– Сотню? Или две?

– Сотнями их числить начнем ближе к лету… ближе к празднику.

Перед Клаварошем была поставлена занятная задача. Вслед за государыней в Москву из Санкт-Петербурга притащилось немало семейств вместе с детьми, от новорожденных до недорослей, по коим армейские полки плачут. Стало быть, каждая приличная семья имела среди домочадцев и гувернера, и гувернантку, да еще везла с собой учителей - танцевального, рисовального, музыкального, особенно если имела девиц на выданье. Клаварош лучше, чем кто-либо, знал, из кого вербуются сии наставники юношества: сам он стал гувернером, не сумев заработать в России на жизнь ремеслом кучера, а многие прежде, чем им были вверены дворянские отпрыски, служили в лакеях.Но это бы еще полбеды - может же честный лакей, набравшись ума, начать успешно обучать грамматике. Худо было другое - в России большинство этих педагогов оказалось, спасаясь от французского правосудия. Как, кстати, и сам Клаварош.

Уже с января он начал тратить казенные деньки на выпивку с земляками. Представляясь им кучером, ищущим работу, он довольно скоро выпытывал у каждого, откуда и по какой причине его занесло в Россию. А поскольку он умел говорить с мошенниками на их языке, то и узнавал немало любопытного. Все свои сведения он приносил в канцелярию, где их под его диктовку записывали по-русски. Потом листки складывали в особую папку, и Архаров уже как-то, пораженный ее толщиной, пообещал отправить сии сокровища прямиком в Париж к де Сартену - пусть приезжает и забирает своих мазуриков согласно описи.

– Ну так что же за особы? - собрав в ложку побольше ушек, спросил Архаров и уже раскрыл рот пошире, но ушки шлепнулись мимо миски на стол, когда он услышал имя:

– Де Берни.

Архаров отпихнул Никодимку, кинувшегося прибирать барское свинячество.

– Ты видел его?

– Да, ваша милость, видел. Господин де Берни - пожилой человек почтенной внешности, обучает французскому языку, математике и рисованию детей отставного гвардейского полковника Шитова. Взят с хорошими рекомендациями.

– Ни хрена себе совпадение…

– Ваша милость, я узнавал - взят осенью семьдесят третьего года. Где был до того - известно лишь с его слов.

– Прелестно… вот подарок…

Такие подарки падают с небес крайне редко - во всяком случае, Архаров не мог надеяться, что шулер-француз, исхитрившийся сбежать, когда архаровцы взяли притон в Кожевниках, вдруг заявится в Москву в виде домашнего учителя, да еще открыто, не скрываясь!

Обер-полицмейстер задумался. Клаварош неторопливо отправлял в рот грибные ушки. Он вместе со всей Москвой соблюдал православный пост, хотя и без особой радости.

– Вот что, Клаварош… ты его пока не трогай…

Собственно, Архаров имел в виду, что надобно первым делом изучить все бумаги домашнего учителя, но проделать сие как можно более деликатно. Следовало кого-то подослать к отставному полковнику Шитову, придумав предлог для изъятия бумаг - но такой, чтобы не спугнуть господина де Берни. И даже убедившись в том, что именно его упустили той бурной ночью, не хватать и тащить в нижний подвал к Шварцу, а еще несколько времени понаблюдать. Ибо де Берни мог заявиться в Москву с сообщниками, и днем, к примеру, учить дитя четырем действиям арифметическим, ночью же проделывать карточные кундштюки и обчищать простаков.

– Велите поставить наружное наблюдение, ваша милость.

– Завтра же. Ешь, мусью, заработал…

Клаварош понес ко рту ложку с грибными ушками, умственно считая дни до завершения Великого поста. Ему уже не на шутку хотелось ну хоть жареной курицы. Архарову, кстати, тоже, но в его доме пост соблюдали из двух соображений: во-первых, чиновник столь высокого ранга был обязан показывать свою приверженность вере, во-вторых, ради дворни, которой строгий порядок необходим, иначе начнутся разброд и шатание.

А оставалось и впрямь совсем немного…

Но еще до Пасхи, когда мебельщик уже привез и стулья а-ля рен, и кресла для игрального стола, выяснилось, что государыня действительно недолюбливает московского обер-полицмейстера. Явилось сие в день ее рождения. Архаров был по долгу службы в Кремлевском дворце, где решено было справлять торжество и устроить большой прием, и глядел издали, как Екатерина Алексеевна в нарядном платье, спереди весьма похожем на простонародный сарафан, хотя и из богатой ткани, принимала поздравителей и сама в честь праздника делала близким людям подарки.

Неподалеку от нее стоят Григорий Второй - соблюдая приличное расстояние.

Этот человек, явившись в качестве фаворита, вызвал некоторое смятение при дворе - недоумевали, неужто не нашлось никого приятнее сей ужасной образины? В тридцать пять лет господин Потемкин утратил стройность, обрел грузность, лицо его огрубело, красоты себе придать он и не пытался - волосы пудрил редко, на выбитый глаз повязку надевал не каждый день. Да и от дурной привычки не отстал - вон государыня принимает поздравления от знатных особ, а он знай грызет ногти, да как еще - исступленно, яростно, до крови.