Виктор Точинов - Корабль-призрак

• Название: Корабль-призрак
• Автор: Виктор Точинов
• Жанр: Ужасы и Мистика

С давних времен люди встречают в океане загадочные корабли-призраки. Таинственные посланцы иных миров появляются из ниоткуда и исчезают в никуда.

Агенты Новой Инквизиции – Лесник и Диана – идут по кровавому следу, ведущему из разгромленного логова секты, практиковавшей самые чудовищные ритуалы. След приводит на борт корабля, за века ставшего ужасом и проклятием Северного моря.

Здесь, среди мертвого дерева, мертвого железа и мертвых людей разворачивается последняя схватка – ставкой в которой прошлое, настоящее и будущее нашей цивилизации.

---

Бесноватого фюрера подвела банальная нехватка стратегических ресурсов — с 1943 года Португалия, сообразив, на чью сторону клонится победа в мировой бойне, перестала экспортировать в нацистскую страну вольфрам, необходимый для производства брони и бронебойных пушечных снарядов. И Гитлер вынужден был издать приказ по покрытию дефицита вольфрама ураном, который стали повсеместно добавлять в сплавы для производства сердечников для снарядов и брони «Тигров» и «Пантер». Тысяча двести тонн урана, накопленного в рамках программы по созданию немецкого ядерного оружия, были-таки пущены в дело, но совсем иначе, чем планировалось…

Сталин, скорее всего, в сорок первом о бомбе Гитлера знал . Уже в следующем году, едва стало ясно, что полного и окончательного разгрома удалось избежать, генеральный секретарь подписал постановление ГКО «Об организации работ по урану» — сил и средств на это не пожалели, при том, что прочие научные направления, не сулившие быстрой военной отдачи, в сорок втором году заморозили…

Сталин знал о бомбе Гитлера и планах ее применения — но не исключено, что информацию ему подбросили . Тогда расклад для генерального секретаря получился очевидный: несколько превентивных ядерных ударов способны резко увеличить шансы Вермахта в противостоянии с Красной Армией — супероружие уже на подходе, но несколько недель в запасе есть…

Поразмыслив, обер-инквизитор тогда отбросил свое изящное логическое построение. Для того, чтобы руководствоваться именно такой логикой, Сталин в сорок первом году должен был иметь ясное представление о действии атомного оружия. (Мало ли какие теории выдумывают высоколобые теоретики? Далеко не все их придумки воплощаются в жизнь…) Как у генсека могла появиться информация о поражающих факторах ядерного взрыва — задолго Хиросимы и Нагасаки?

А теперь перед Юзефом лежали копии технической документации из ушедшего в Данию контейнера. Простенькие, без излишних секретных подробностей, схемы ядерной бомбы. Ныне каждый школьник представляет, как ее соорудить — разбить урановый или плутониевый заряд критической массы на две, а лучше на четыре-пять частей, разделить их перегородками из сдерживающего поток ядерных частиц, но легко выгорающего материала, — а потом столкнуть взрывом самого обычного взрывчатого вещества.

Элементарно и просто — как и всё, придуманное кем-то до тебя.

Элементарно и просто…

Если бы гитлеровские ядерщики знали эти простые вещи — их бомба не весила бы десятки тонн и вполне бы поместилась в бомболюк «Юнкерса» или «Хейнкеля»… И весь ход Второй мировой войны повернул бы в новое русло…

Зачем в контейнере лежали описания почти всех битв Второй мировой?

ЗАЧЕМ???

Почему все материалы на немецком?

Отчего, наконец, выбран столь неудобный способ пересылки — в виде груды бумаг? Куда проще отсканировать и передать по электронным сетям в цифровом виде. Проще — но только в том случае, если у адресата тоже есть компьютер… А где их, компьютеров, сейчас нет? У эскимосов Гренландии? Ох, едва ли… Так отчего вся информация в бумажном виде?

Ответ на все вопросы существовал. Но явственно припахивал паранойей.

7.

Рука обер-инквизитора потянулась к клавише селектора — и застыла на полпути.

Губы Юзефа скривились — словно он собрался сказать нехорошее слово, адресованное самому себе. Но не сказал…

«Какого дьявола! — раздраженно подумал он. — Всю жизнь занимаюсь вещами, в которые мало кто верит, которые считают бредом параноиков… Одним бредом больше, одним меньше — какая разница?»

Палец решительно вдавил клавишу.

Вскоре обер-инквизитор диктовал референту:

— Подготовить и передать в Три Кита распоряжение за моей подписью — через сорок восемь часов расширенное совещание. Присутствие всех руководителей направлений и заведующих секторами обязательно. Начальников лабораторий пригласить выборочно, на усмотрение Семаго — всех, кто хоть как-то связан с обсуждаемой темой. Тема совещания: «Перемещения во времени». Приоритет «четыре стрелы» — за оставшийся срок всем приглашенным отложить прочие работы, поднять материалы по делам, связанным с хроноаномалиями: спонтанные появления единичных экземпляров животных, считающихся давно вымершими; призраки и привидения давно умерших людей, не позволяющие классифицировать себя как стандартные галлофантомы… «Летучие Голландцы» — суда старинной постройки, время от времени наблюдаемые в океане…

Референт слушал, почти не записывая, лишь изредка черкал в блокноте какую-то закорючку — но Юзеф знал, что его слова дойдут до Трех Китов в точном и неизменном виде. И, скорее всего, шокируют ученых мужей — никогда еще обер-инквизитор не ставил перед ними столь глобальную и столь неконкретную задачу: вычислить и проанализировать проявления того, что теоретически и существовать-то не может. Да еще за сорок восемь часов.

Обер-инквизитор продолжал диктовать:

— Любые намеки на исследования, теоретические либо практические, связанные с хронопутешествиями — если таковые намеки имеются в наших архивах… Пациенты психушек, утверждающие, что они путешественники по временам… Технические артефакты, назначение которых так и осталось невыясненным…

Он подумал, что именно такие артефакты — в количестве аж четырнадцати штук — подплывают сейчас на пароме к городу Эсбьергу.

Дела минувших дней — II Москва, 29 мая 1941 года

Кинозал был крохотный, всего на десяток посадочных мест, — и тем не менее даже наполовину не заполнился зрителями. В невероятно мягких, невероятно удобных кожаных креслах сидели четверо. Вот уж никогда не пришло бы в голову Леониду Алексеевичу, что доведется угодить на такой ночной сеанс в такой компании… Однако довелось.

На экране мелькали до боли знакомые ему кадры — съемки оператора Струкова, сделанные в 1928 году. Леонид Алексеевич, закусив губу, вспоминал, как тринадцать лет назад Струков объяснял по возвращении в Ленинград: когда при спуске к Ванаваре лодка опрокинулась, большая часть пленок невосстановимо пострадала от воды. Оператор тогда отводил взгляд в сторону, губы подрагивали, — явно был напуган до крайности. Леонид Алексеевич не понял причин испуга, вернее, понял совершенно превратно, — его взрывного характера многие побаивались. Дурак, дурак, дурак…

Кадры двадцать восьмого года тем временем сменились более свежими, причем сделанными с воздуха. Леонид Алексеевич теперь всматривался в экран с бо́льшим интересом. Результаты аэрофотосъемки трехлетней давности, проведенной при содействии академика Шмидта, Леонид Алексеевич видел. Не подозревал только, что самолеты были заодно оборудованы и кинокамерами.

Он, как сейчас выяснялось, вообще о многом не подозревал… Считал, что его многолетние усилия разбиваются о стену равнодушия потому лишь, что в стране, активно строящей социализм, никому не интересны камни, падающие с неба. И в самых бредовых фантазиях он не мог предположить, что пресловутая стена возведена преднамеренно — и поверх нее наблюдают за ним весьма внимательно. Наблюдают очень давно, вполне возможно — с 1921 года, с самой первой экспедиции в район Подкаменной Тунгуски…

Интересного в фильме оказалось мало — в основном лес. Тайга. Упавшие деревья, упавшие очень давно — многие ветви отвалились и сгнили, могучие стволы едва просматривались под молодой порослью. Лишь в самом центре гигантского пятна поваленного леса мертвые, лишившиеся сучьев лиственницы и ели устремлялись к небу, словно огромные зубочистки, зачем-то воткнутые здесь рукой великана.

Интересного в фильме оказалось мало, но трое из четырех зрителей всматривались в экран с неослабевающим вниманием. А вскоре заинтересовался и Леонид Алексеевич — этих съемок он никогда не видел. Титры (кино было немым) сообщили: сейчас зрители увидят результаты экспериментов, проводимых на N-ском полигоне под Архангельском.

Леонид Алексеевич поначалу удивился: какое отношение имеет Архангельск к делу всей его жизни? — но быстро все понял. На экране какие-то люди втыкали в землю палочки-хворостинки, затем над их посадками беззвучно (для зрителей — беззвучно) взорвалась динамитная шашка, подвешенная на тонком длинном тросе к чему-то невидимому. Кинокамера продемонстрировала результаты эксперимента, — результаты, даже отдаленно не напоминавшие поваленную в тысячах километрах от Архангельска тайгу.

Еще один опыт, и еще, и еще… Титры бесстрастно сообщали высоту взрыва над землей и мощность заряда. И та, и другая цифры постоянно росли. Причем, надо думать, далеко не все результаты попали на экран.

На последний взрыв не пожалели восьми тонн тринитротолуола. «Пятьсот пудов, — по привычке мысленно перевел Леонид Алексеевич, глядя, как громадный серый аэростат поднимает вверх набитый дремлющей смертью ящик. — Однако…»