Сергей Лукницкий - Это моя собака

• Название: Это моя собака
• Автор: Сергей Лукницкий
• Издательство: Русский Двор
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 2000

Книга Сергея Лукницкого «Это моя собака» включает в себя несколько забавных историй, написанных от имени фокстерьера Пирата. Эта добрая и умная книга адресована и детям, и их родителям. «Для детей надо писать так же, как для взрослых, только гораздо лучше.» К сожалению, эта мысль Максима Горького сегодня забыта. Для детей пишут любовные и детективные романы примитивным языком. Сергей Лукницкий возвращает детям добрый юмор Саши Чёрного, Корнея Чуковского, Алексея Толстого и других больших писателей, подаривших многим поколениям замечательные книги.

Для детского школьного возраста.

---

* НАШИ КАНИКУЛЫ *

(дневник-повесть)

Предисловие

Эта повесть составлена из записок главного её героя и участника всех приключений. Подлинник рукописи хранится у Вити Витухина. Это он нашёл её под ковриком невероятно умного пса по кличке Пират.

Правда, расшифровать записки было очень трудно. Нам помогали Витина мама — Мария Сергеевна, Витин папа — Павел Павлович, ну и, конечно, сам Витя. Мы ничего в записках не изменили, не присочинили, — всё, что здесь написано, чистая правда.

Я и мои хозяева

27 мая. Меня зовут Пират. Но, несмотря на грозное имя, я совсем не злой. За всю жизнь я укусил одного мальчишку — он дёрнул меня за хвост. И всё равно Пал Палыч посадил меня тогда на шкаф и сказал:

— Глупая, противная собака. Сиди здесь, пока не раскаешься.

Я раскаялся сразу, но сидеть пришлось гораздо дольше. И я подумал, что Пал Палыч был не прав. Наказание должно соответствовать проступку.

Во-первых, насчёт глупости. Ведь не всякая собака умеет писать. А я умею. Во-вторых, если я противный, почему всем хочется меня погладить? Погладить — это всё равно что лизнуть. А я никогда не лижу ничего противного.

Извините… Прерываюсь, кто-то идёт…

Немного о себе

На другой день.

— Ты где, Пиратыч? — ещё с порога позвал меня мой любимый хозяин Витя, ученик пятого, то есть теперь уже шестого класса. — Кричи «ура» — через три дня мы едем в деревню, на дачу.

— Вагр-гав-гау! — гавкнул я изо всех сил.

Потом Витя рассказал: в деревне можно бегать без поводка — это главное. Можно лаять сколько влезет. Можно где хочешь копать ямки. И даже валяться на газоне — там он называется просто травой.

От радости я так сильно размахался остатками своего хвоста, что чуть не вывихнул спину.

— Осторожно, пёс! Танцы — после, — сказал Витя, — ты мне будешь нужен, чтобы разыскивать и собирать вещи.

«Ну, что ж, — подумал я, — нюх у меня отличный, я всегда сразу нахожу всё, что теряют, разбрасывают и куда-то засовывают Витя и Пал Палыч».

Я вообще очень находчивый пёс.

Опять прерываюсь…

Снова о себе, но в последний раз

29 мая. Почему я прерываюсь и скрываю свои записки? Сейчас объясню.

Представьте: вы входите в комнату и видите — за вашим столом сидит собака и пишет, да ещё в вашей тетрадке. Можно этому поверить? Нельзя. Собаке писать не полагается. Поэтому если она всё-таки пишет, то лучше, чтобы об этом никто не знал. Тем более что иногда такие записки пишут люди, а потом выдают за переводы с собачьего. Мои — подлинные. В этом их ценность.

Но пусть никто не думает, будто я необычный пёс, робот или какой-нибудь там пришелец с другой планеты. Я совершенно нормальный пёс. У меня четыре крепкие лапы, хорошая прыгучесть, чёрный нос, густые усы, бородка и обрубленный столбиком хвост.

А писать я научился как-то незаметно. Витя зимой долго болел. Чтобы не отстал от занятий, к нему приходила заниматься учительница. Я все время сидел рядом. Внимательно слушал, не отвлекался, не вертелся, не зевал, даже не чесался. А когда Витя выздоровел и пошёл в школу, я использовал его старые тетради: каждую букву обвёл ещё раз. Постепенно я натренировался. И потом смог кое-как писать сам. Больших способностей у меня нет — взял усидчивостью.

Мы поехали и приехали

1 июня. Дорога была непереносима. Приехали ночью. Куда — не знаю. Совершенно разбитый, я уснул на полу.

Утром меня разбудили вопли странной рыжей птицы с загнутым клювом. «Если она клюнет меня в голову, — подумал я, — то, пожалуй, получится порядочная дыра».

— Фу, Пиратыч! Это же просто петух, — сказал Витя и засмеялся.

Я вылез из-под кровати, вышел на террасу и сел на крыльцо. И почему мне предписано это: Фу?! Я — городской пёс, а у нас в городе петухи водятся только в книжках. Откуда я мог знать, что в деревне они так орут, что сразу теряешься и бежишь в укрытие?

В то же утро со мной произошёл и другой несчастный случай. Пробравшись в сарайчик в конце двора, я столкнулся с крупным животным незнакомого вида. Сверкнув в темноте глазами, оно хрюкнуло и наставило прямо на меня рыло, похожее на электрическую розетку, с двумя дырками на конце. Я взвизгнул, шарахнулся и чуть не сбил с ног хозяйку дома — тётю Грушу. Рассказывая потом об этом Вите, тётя Груша тряслась всем телом и вытирала глаза передником. Только потом я догадался, что она не плакала, а смеялась.

Ничего смешного: электрические розетки надо закрывать шторкой. И рыло, между прочим, тоже. А кто из вас закрывает своё рыло шторкой, уважаемый читатель?

Я решил исправить свои ошибки и проучить нахалку курицу, которая повадилась ходить на террасу. Она сразу же начала метаться во все стороны, разбрасывая перья, но мне удалось схватить её за голову.

Курица осталась жива, а меня посадили в угол — носом в паутину. Честно говоря, было очень обидно, я не выдержал и жалобно подвывал там часа два.

Ничего себе, приехали на дачу, где же обещанная свобода нравов?

Вот это жизнь

5 июня. Все печальное позади. Жизнь прекрасна!

В деревне у собаки, оказывается, совсем не бывает свободного времени. Когда мы жили в городе, я полдня сидел в квартире один, спал, ел и жевал от скуки резиновый телефонный шнур или домашние тапочки мамы Маши. А здесь? Не знаешь, за что взяться и в какую сторону бежать!

Понятия не имел, что мир так густо заселён. Весь наш сад я уже обнюхал. Обнаружил множество мелких тварей — летающих, прыгающих, ползающих.

Научился копать землю почти как трактор. Грядку с редиской перекопал всю, и тётя Груша посеяла на ней что-то другое.

Писать больше некогда. Спешу завтракать. Аппетит волчий.

Происшествие на рассвете

8 июня. Не могу заснуть. Вылез на террасу и пишу при свете луны. Кругом длинные тени, и от этого жутко.

Был ужасный день. Как и всегда, на рассвете я сел за свои записки. Вдруг на тетрадку плюхнулся жук. Я решил его осторожно отодвинуть, чтобы не мешал, а он сразу перевернулся вверх ногами и вцепился мне в нос.

Я прибежал в комнату, перевернул стул, вылетел снова на террасу и опрокинул ведро с олифой, потом поскользнулся на ней и съехал с крыльца прямо в детскую коляску, в которой днём обычно спит младший брат моего хозяина Вити — Костя.

Что было дальше — страшно вспомнить!

Пал Палыч бегал с палкой вокруг дома. Тётя Груша прочёсывала граблями траву. Витя стоял на крыльце со своими новыми пистолетами и палил в воздух. На соседних дачах дружно лаяли собаки.

Я пришёл в себя окончательно уже под террасой. Пролежал там очень долго, в пыли, без завтрака. Потом пришли куры и стали ногами кидать эту пыль в меня. Чтобы не задохнуться и не ослепнуть, я пополз в ближайшие кусты.

— Витенька, что это?! — испуганно вскрикнула Мама-Маша.

Я не понял, почему они так смеялись. Правда, шерсть у меня слиплась и затвердела, как панцирь у черепахи, один глаз и вовсе не открывался. Но что тут смешного? … Воду в корыте меняли три раза. Наконец меня вытерли и завернули в старое ватное одеяло.

— Ну как, Пиратыч, жив? — спросил меня Витя и погладил по голове.

Тётя Груша принесла синюю миску с тёплым молоком и поставила её рядом со мной.

— Пей, дурень усатый, — сказала она.

А Мама-Маша взяла меня на руки и стала ходить со мной взад-вперёд, как с Костей, когда он капризничает и не засыпает. Потом она положила меня в ногах Витиной кровати и пощупала мой нос.

— Знаешь, Витенька, нос горячий. Не заболел бы… Ты посиди с ним, пока он не просохнет.

Витя обнял меня вместе с одеялом и прижал к себе.

Какие они хорошие, добрые люди!

Потрясение

10 июня. Вчера я увидел собаку, которая сидит на цепи. Она сама сказала мне, что это на всю жизнь. Несчастная!

Я потрясён! Должен прервать свои записки. Пойду полежу в кустах один.

Почётное задание

17 июня. У меня был замечательный день. Я лежал, развалясь в траве, и с удовольствием слушал, как весело бурчит в моем животе обед из четырех блюд. Вдруг Мама-Маша подвезла ко мне коляску, в которой спал Костя.

— Что ты собираешься делать? — спросила она меня. — Хочешь, я дам тебе работу?

Если честно — я не хотел. Но для мамы Маши я готов бегать даже с набитым пузом. Поэтому я вскочил и сделал заинтересованную морду.

— Ну вот, какой ты любезный! — сказала она. — Так слушай. Я сейчас уйду, а ты сиди здесь, стереги Костю. Никого к нему не подпускай. Понял? Лаять тоже не надо — ты его разбудишь. Понял?

Я заглянул в коляску, посмотрел на маму Машу и три раза многозначительно отбросил землю задними ногами назад и вбок.

— Молодец!

Мама-Маша погладила меня и ушла. А я сел, уставился на коляску: пусть сюда придёт хоть носорог — я на него брошусь.

Носорог не пришёл, но скоро из травы выполз жирный зелёный кузнечик. На всякий случай я его съел.

Потом появились три муравья. Они тащили дохлую муху. Я на них фыркнул, и они разбежались.