Михаил Ахманов - Пятая скрижаль Кинара [=Принц вечности]

• Название: Пятая скрижаль Кинара [=Принц вечности]
• Автор: Михаил Ахманов
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5-251-00280-7

Принц Дженнак, избранник богов, обязан спасти свой мир oт сокрушительных войн, лживых пророчеств и алчных воинственных владык. Исполняя свое предназначение, он странствует и сражается, любит и ненавидит, теряет и находит; а за самую дорогую из находок, за Пятую Скрижаль Кинара, он платит кровью своих друзей.

Источник: http://fan.lib.ru/a/ahmanow_m/

---

Рискнут ли атлы высадиться, коль их союзникам ударят в тыл? Пожалуй, не рискнут, решил Дженнак. Тридцатью метателями Цолан не сокрушишь, а гребцы в рукопашном бою стоят не больше горожан с их дубинками и веревочными пращами. Но тут он заметил, что цоланцы стали подбирать оружие своих погибших воинов и луки кодаутов, и что толпа становится все гуще, колыхаясь, как темное облако, между причалами и откосами холмов. Вдруг над одной из галер взметнулось пламя, раздался грохот, будто от взрыва огненного порошка, но дальнейшего он рассмотреть не успел - под натиском атакующих толп люди его отступили с террасы к входной арке.

Их оставалось семь или восемь десятков, и они все еще держали строй, бросив застрявшие в трупах копья и отбиваясь секирами и клинками. Место Уртшиги занял Амад, и теперь они с Ирассой, как два телохранителя, то прикрывали Дженнака щитами, то парировали назначенный ему удар, то рубили сами, один топором, другой - изогнутым острым мечом. Дженнак больше колол, чем рубил, посылая клинки в грудь и в горло тасситских воинов, и каждый его выпад завершался предсмертным хрипом: кровавый фонтанчик выплескивался из разинутого рта, глухо звенел о камень выпавший топорик, стеклянел взгляд, бледнело лицо… Сегодня он убил многих, столь многих, что будут они надежной опорой мосту из радуги, когда поведет он своих одиссарцев в Чак Мооль.

Но сейчас над ними еще простирались своды храма, темные, как грозовое небо. Огромный зал был сумрачным и прохладным, в стенах его таились ниши, кое-где разливался дрожащий свет жаровен и масляных ламп, ребристые опоры уходили вверх, завершаясь полукругом арок, державших всю чудовищную громаду верхних ярусов. Изваяния Кино Раа стояли посередине, шесть монументов, каждый в двадцать локтей; стояли на отшлифованных базальтовых кубах вполовину меньшей высоты. Проходы между их пьедесталами были довольно узки, и казалось, что Шестеро держат совет, возвратившись из дальних странствий; обращенные лицом друг к другу, они устремляли взоры вниз, на ступени, что вели в первую из пещер.

К этому каменному кольцу добралось человек тридцать. Остальные воины Дженнака, и молодые жрецы, и стражи святилища, и сказитель Амад Ахтам, сын Абед Дина, остались на залитой солнцем и кровью террасе, и у входа в храм, не имевший ни дверей, ни иной защиты, и на полу, на дороге, что вела от входного проема к собравшимся в круг богам. Сюда Дженнак принес Ирассу, с обломком дротика, торчавшим в животе; дротик засел глубоко, ушел под панцирь ядовитой змеей, и жизнь юноши таяла, как догоравшая на рассвете свеча. Но он не стонал и находился в сознании, лишь губы сделались белыми, а глаза потемнели. Похоже, тасситское острие пробило позвоночник, ибо Дженнаку чудилось, что ноги Ирассы безжизненны и болтаются как два набитых песком мешка. Но руками он шевелил и даже пытался что-то сказать.

Тасситы отхлынули. Казалось, торжественный полумрак и величие храма устрашили их; хоть боги стояли спиной ко входу, но видели все - и кровь, и смерть, и творимое непотребство. Видели кучку защитников у своих ног, видели атакующие орды, видели трупы, лежавшие на камнях, и среди них - Амада Ахтама, певца, не допевшего песни свои, мечтателя, чей поиск мудрости и справедливости прервался смертью. Но, быть может, он обрел их в своем последнем бою? Мысль об этом утешала Дженнака, но яшмовый шар пульсировал все сильней, будто билось в груди у него два сердца, переполненных горем утрат и печалью вечной разлуки.

Опустив Ирассу на пол между лестницей и статуей Арсолана, он склонился к нему. Ирасса глядел на лик солнечного божества, величественный и немного грустный, а бог взирал на него с сожалением и скорбью, как бы говоря: потерпи, воин! Страдания и муки смерти преходящи, потерпи! Скоро ты будешь там, где нет ни битв, ни врагов, а один лишь покой да мосты из радуги и тропинки из лунного света. Потерпи!

Губы Ирассы шевельнулись.

– Буду… ждать… - разобрал Дженнак. - Буду… ждать… Ты… меня… отведешь… господин…

– Не жди, - Дженнак коснулся его лба, влажного от предсмертной испарины. - Увидишь дорогу и свет - этот свет для тебя, балам, свет для праведных и верных. Серебряный лунный свет, как ночью в море… Ступай к нему… - Он помедлил и добавил: - И не бойся, сын мой!

– Не… не боюсь… Просто… буду… ждать… - упрямо прошептал Ирасса. - Ждать… тебя… хоть… сто лет… И пусть… пусть заберу я… заберу я в Чак Мооль… все горе, что суждено тебе…

Зрачки его дрогнули и застыли.

Дженнак поднялся, обогнул изваяние Арсолана и бросил взгляд на входную арку. Она вырезала низкий широкий овал в небесной синеве, и плыли в нем облака, и сияло солнце, еще не достигшее зенита, но День Керравао - черный день! - близился к концу. Ирасса был мертв, и были мертвы Уртшига, Амад и Пакити, а с ними без малого триста бойцов, сгоревших вместе с "Хассом" или принявших смерть в святилище; и душу Дженнака переполняла скорбь. Верно сказано: дорога кинну - дорога печалей и расставаний, путь утрат и потерь!

Но, быть может, и обретений?

Яшмовый шар под его сердцем бился и трепетал, и он, не спуская глаз с надвигавшихся тасситских шеренг, рванул завязки панциря. Теперь сфера лежала на его ладони, на белом шелке, помнившем Вианну, будто соединившись с самым драгоценным из даров, посланных ему богами. Поверхность шара помутнела, розовые и алые полосы слились с багряным фоном, и казалось, что на шилаке Вианны рдеет огромная капля крови. Не светлой и не темной - просто крови.

Тасситы заполнили храм от стены до стены - тысяча или больше воинов в боевой раскраске, со щитами из бычьих шкур; глаза их сверкали, блестели лезвия топоров и широкие изогнутые клинки бумерангов, искрились яркими вспышками наконечники копий. Шли они медленно, но в движениях их уже не ощущалось страха - скорее, уверенность охотника, загнавшего добычу и убежденного, что торопиться теперь ни к чему. В первых рядах взгляд выхватывал воинов в пышных уборах из перьев орла, великих бойцов Клана отанчей, и Дженнак догадался, что им предоставлена честь добить его людей.

Между ним и тасситами было сорок шагов.

Не опуская шара, он неторопливо потянул из ножен левый клинок. Ему чудилось, что он различает гул, долетавший с плошади; там, очевидно, вершились некие события, уже не касавшиеся одиссарцев, ибо тысячная орда отделяла их от ярких небес Юкаты, от солнца и облаков, от света и от самой жизни. А позади их ждали лишь холодные пространства Чак Мооль, да горечь поражения, да смутная память о том, как было захвачено Великое Святилище, как камни его оросились кровью, как были попраны заветы богов и предан священный знак перемирия…

Наверно, Тегунче и Оро'сихе сплетут новый, подумал Дженнак, но уже с другим посланцем, без него. Ему оставалось лишь усеять пол орлиными перьями и уйти с почетной свитой из мертвых отанчей.

Они приближались; до них было тридцать шагов.

Повернувшись, Дженнак оглядел своих воинов. Истомленные, в побитых панцирях, они стояли крепкой стеной; многие уже без щитов и шлемов, так что видел он их лики, смуглые и безбородые у одиссарцев, посветлей и с редковатой растительностью на щеках - у полукровок. Внешне казались они различными, а вот выражение было у всех одно, упрямое и непреклонное, будто желали они отразить натиск горной лавины, а коль не получится, лечь под нее, но дороги не уступить. Впрочем, упрямство было одной из черт, присущих и уроженцам Бритайи, и выходцам из Серанны; быть может, потому они и роднились с охотой, и уважали друг друга. Недаром ведь сказано: прочен очаг, сложенный из упрямых камней!

Поймав взгляд таркола, последнего уцелевшего, Дженнак властно кивнул, и воины, скрываясь в проходах у подножий статуй, начали отходить к лестнице, к крутым ступеням, озаренным дрожащими огненными язычками бронзовых ламп. Шестеро Кино Раа смотрели на них с легкой укоризной, но потом, будто догадавшись, склонили головы в знак прощения и вновь окаменели на своих базальтовых постаментах. Слишком немного оставалось у них защитников; слишком мало, чтоб удержать проходы и отразить атаку со всех сторон. Но на лестнице, не очень широкой, три десятка одиссарцев могли встать в три ряда и биться, спускаясь вниз, в пещеры.

Вниз, подумал Дженнак, медленно отступая к ближайшей щели между пьедесталами; вниз, к серебряным и изумрудным ронго Книг Минувшего и Повседневного, к ало-пурпурному великолепию Книги Мер, к блеску золота и мягкой синеве Книги Тайн… Под какими строками оборвется его жизнь? Может быть, там, где написано: защищающий свой очаг подобен благородному соколу-хассу; нападающий же смердит, как стервятник… Но были и другие мудрые слова, вполне подходившие к случаю. Например, такие: для каждого наступит время собирать черные перья… Или: камень истины тяжел, и его не спрячешь в мешке лжи… Или: истина отбрасывает длинную тень, но лишь умеющий видеть узрит ее.