Томас Сван - День минотавра

• Название: День минотавра
• Автор: Томас Сван
• Жанр: Альтернативная история

Томас Барнет Сванн – американский писатель, чье творчество практически не известно российскому читателю. Прекрасный историк и этнограф, Сванн создал удивительный, неподражаемый мир, где обитают персонажи античных мифов. Писатель напомнил древние легенды новым содержанием и тем самым открыл перед читателем некую новую реальность, в которой каждый герой воспринимается старым, добрым приятелем, имя которого чуть-чуть подзабылось.

---

Икар теперь обращался со змеем не как ребенок со своим домашним любимцем, а как воин с преданным ему союзником – конем или собакой, – с доверием, уважением и достоинством. Втроем мы направились к городу кентавров, туда, где были сосредоточены основные силы ахейцев и куда почти наверняка ушла Тея, чтобы сдаться.

Подойдя к деревушке Пандии, мы обнаружили, что Аякс здесь уже побывал. Все дома были прочесаны грабителями, а бревно Пандии еще к тому же и разрублено пополам. Черепки битой посуды и несколько копченых рыбин, явно не пришедшихся по вкусу мародерам, вот и все, что осталось от ее некогда богатой кладовой. Цветок был вытащен из горшка, по-видимому, в нем искали спрятанные монеты, но хуже всего было то, что ахейцы превратили ягодник в пустырь, населенный только хрипло каркающими воронами. Выдернутые из земли столбы валялись среди оборванных ягодных кустов. Самих медведиц Артемиды нигде не было видно, похоже, их взяли в плен и увели с собой.

Икар посмотрел на ворон и запустил в них ручкой от кувшина.

– Хорошо, что Пандии нет с нами, – сказал он, – у нее бы сердце не выдержало этого зрелища.

– Или желудок, – сказал я и отправился дальше с твердым намерением отомстить и нещадно при этом поработать своими копытами.

Мы побоялись сразу подойти к фермам кентавров – осаждавший город Аякс мог выставить охрану, чтобы обезопасить свои тылы. На самом краю леса, за которым уже начинался виноградник, Икар залез на дерево, решив посмотреть, где находится враг. Сам я не приспособлен для лазания по деревьям (за исключением дубов, где живут дриады). Ветви обычно прогибаются подо мной, а хвост застревает среди листвы. Но Икар забрался наверх с такой ловкостью, что ему могли бы позавидовать даже представительницы племени его матери, а затем, все рассмотрев, спустился вниз так тихо, что ни один лист не шелохнулся.

Он стал похож на пирата – паутина закрыла ему один глаз, – а когда начал рассказывать о том, что увидел, в голосе его послышалась ярость.

– Они не осаждают, – сказал он. – Они уже захватили город. Я не смог разглядеть все подробности – это слишком далеко, но заметил, что люди в шлемах разгуливают по улицам, как у себя дома. Я подойду поближе и рассмотрю все как следует.

– Дождись ночи. Тогда мы пойдем вместе. Темнота – это не то, что наступает, а то, что уходит, – это отсутствие света, а не появление летучих мышей, воронов, мелькающих саванов или что там еще из причудливых образов обычно приходит нам, поэтам, на ум, когда мы описываем ночь? Но ухода можно ждать с неменьшим нетерпением, чем появления, и дневной свет, который мы возненавидели за ту жуткую картину, которую он нам показал, стал меркнуть, подобно светильнику, в котором кончается масло, и оставил нас вместе с добрым другом – ночью. Мы миновали виноградник, чьи зеленые ягоды в безлунную ночь стали совсем неразличимыми на фоне листвы, и обошли стороной загоны для скота, чтобы не потревожить животных. Вдруг мы услышали чьи-то шаги, а затем увидели двух караульных. Они уже давно начали праздновать победу и до сих пор продолжали выпивать. Делая обход, они смеялись или пели, а встречаясь, вновь начинали приветствовать друг друга. Под ремнем у каждого было по небольшой фляжке, они обменивались ими, а затем, поднеся ко рту, причмокивали от удовольствия. Пройти мимо них труда не составляло. Даже если бы они и заметили нас, то наверняка приняли бы за пальмы с широкими стволами, только без веток.

Мы подошли к оливковым деревьям, растущим у самого рва, которые я приметил еще раньше. Одно из них выглядело таким крепким и густым, что я рискнул забраться на него и посмотреть, что делается в городе. Большинство ахейцев собралось в театре на пиршество. Они разожгли на арене костер и, используя мечи в качестве шампуров, стали готовить угощение. Тея, наша дорогая, сдавшаяся врагу Тея, сидела на одном из рядов и, казалось, не замечала ни людей, ни огня, ни еды. Безухий Ксанф показал рукой на костер, будто спрашивая ее: «Будешь пировать вместе с нами?» Она отрицательно покачала головой. «Тея, – хотелось мне крикнуть, – прими его приглашение. Вчера весь твой ужин состоял лишь из тонкого куска хлеба с сыром. Ты сама пришла к ахейцам и должна есть их пищу, чтобы поддерживать в себе силы». Но затем я понял, почему она отказывается. Ахейцы жарили не только домашних свиней, принадлежавших кентаврам, но и лесных голубых обезьян. Освежеванные и насаженные на мечи тушки было нетрудно узнать, когда повара, толкаясь, вращали их над огнем. Голубые обезьяны. Любимицы Теи. Она называла их смехом леса. Я представил себе, что Тея чувствовала, когда ей подносили их на шампуре или на блюде.

Те, кто не готовили, пили из рога или бурдюка и горланили непристойные песни о привезенных из походов женщинах – сухопарых израильтянках, которые могут вонзить тебе в спину нож, едва ты закрыл глаза, смуглых египтянках, хвастающихся своими сфинксами и пирамидами, отчего ты чувствуешь себя рядом с ними абсолютным дикарем, и критянках с обнаженной грудью, которые, разыграв сопротивление и отдав дань самолюбию, становятся прекрасными любовницами. Один из солдат пел балладу о знаменитых грудях критянок и сравнивал их то с муравейниками, то с могильными холмами, то со шлемами. Все сравнения, на мой взгляд, были крайне неудачными (впрочем, будучи поэтом, я, вероятно, слишком придирчив). Грубый смех прервал песни, и появился Аякс, самодовольный победитель. Он ходил среди своих людей, пил их вино и снимал самые нежные куски мяса с их мечей.

А побежденные в это время лежали на улицах. Неподвижные, окоченевшие тела кентавров, этих грациозных земледельцев, разрушенные дома, сломанные светильники и разорванные драпировки – все свидетельствовало о том, что ожесточенные бои шли в самом центре города. Я заметил, что оставшихся в живых кентавров заперли в загоне для скота вместе с их овцами и волами. Охрана состояла из небольшого количества солдат. Большинство дежурили у ворот, а двое ходили вдоль высокой ограды из колючих растений, через которую перелезть было практически невозможно. Все кентавры-мужчины погибли, и в плен были взяты несколько их женщин и детей, несчастные медведицы Артемиды и три паниска. Увидев это, я почувствовал себя так же, как в тот момент, когда у меня на глазах зарубили работников-тельхинов, а может, даже и хуже, ведь кентавры – существа более высокого порядка, не менее преданные, но более добрые и умные. Хирон, безупречный повелитель, Мосх, симпатяга, хоть и зануда, – их лица, их благородные гривы стояли у меня перед глазами, а в ушах звучал громкий топот копыт. Но слезы – непозволительная роскошь для воина, готовящегося к битве. Я запрятал горе в самый дальний угол своей души и позволил гневу разгореться, подобно горну Гефеста, бога-кузнеца, когда он раздувает его в своей кузнице. Гнев заставляет тело наполниться мужеством, а ум хитростью и лукавством.

Икар слез с дерева, и мы шепотом стали обсуждать план дальнейших действий.

– Бедные кентавры и голубые обезьяны. Интересно, как ахейцам удалось их поймать? – сказал Икар.

– Они очень доверчивые. Аякс мог заманить их, пообещав угощение. А может, сами пошли следом за Теей.

– Хорошо бы и нам попасть в город с такой же легкостью, как это сделали обезьяны. Я задумался.

– Если мы сами не сможем пробраться туда, то отправим к ахейцам наше секретное оружие.

– Секретное оружие?

Гармамакса произвела на Икара очень сильное впечатление. Но оружие, которое имел в виду я, было не таким заметным, зато гораздо более коварным.

– Помнишь, я рассказывал тебе о войне с волками и о том, как Хирон придумал угостить их аконитом, или волчьим ядом? Это довольно безобидные на вид корни, похожие на морковь, только темные. Обезьяны любят разные корешки. Если нам удастся накормить их волчьим ядом и отправить в город до того, как они умрут…

– То ахейцы съедят обезьян и отравятся, а Тея не станет их есть!

– Совершенно верно.

– От этого яда всегда умирают?

– Да, когда получают определенную дозу, а меньшее количество действует как снотворное. В любом случае враг будет выведен из строя, и за это время мы успеем освободить пленных и занять город.

Ночь мы провели в моей пещере, прижавшись спиной к спине и согревая друг друга в сыром, холодном воздухе: два товарища, вспоминающие о своих утратах, два воина, обсуждающие план мести и мечтающие о победах.

Наконец Икар сказал:

– Эвностий, я очень замерз, тепло только спине.

Я взял его на руки, обнял и держал так, пока он не заснул. Ему не хотелось вновь становиться ребенком, но было приятно ненадолго расслабиться и почувствовать себя не воином, а как раньше, по-детски зависимым, а мне было не менее приятно по-отечески заботиться о нем и оберегать. Умиление молодостью, слабостью и беззащитностью – одно из проявлений любви.

Когда солнце протянуло в пещеру свои желтые усики, мы отправились на поиски волчьего яда. Это растение трудно найти на теплом Крите. Его любимое место обитания – холодные горы в северной части материка, где солнце – редкий гость, а не полноправный властитель.