Фреда Уоррингтон - Янтарная Цитадель

• Название: Янтарная Цитадель
• Автор: Фреда Уоррингтон
• Жанр: Фэнтези

Было время, когда земля полыхала драгоценным огнем – полуразумной буйной природной силой. Аэлирский чародей заключил с нею союз – и пришли боги и люди, и другие существа, и создали цивилизацию, и начался золотой век, оборвавшийся вторжением пожирателей – бхадрадомен. Но люди и аэлиры, объединившись, сумели одержать победу и заключить новый завет с духом земли – ксаурому. Что случится, если завет этот будет отравлен или, хуже того, разрушен? Какие неисчислимые несчастья обрушатся на Авентурию? Как остановить обезумевшего царя?

---

Молчание затягивалось. Ясновидец не видел лиц элиров и не нуждался в этом – он и так чувствовал их потрясение, их неизбежные вопросы. Мужчина держался пред лицом видения, точно стена; женщина, как ива, гнулась под его ударами. Но теперь они приходят в себя. И будут злиться, потому что не увидели ничего путного.

– Провидец, – потребовал мужчина, – объясни, что мы видели. Что это было – истина, бред, предупрежденье?

– Я говорил вам, – выдавил провидец, – я не могу объяснить, потому что не знаю, что вы видели.

– Ты лжешь! Как связаны первая сцена со второй?

– Прекрати, – укорила его женщина. – Нам не следовало приходить. Этот способ ненадежен. Смотри – ему плохою.

Она обошла колодец, чтобы помочь провидцу выпрямиться, поднесла к его губам флягу со сладким элирским вином. Он был благодарен за ее помощь, но теперь, когда видения ушли, он куда больше бы хотел, чтобы клиенты ушли.

– При чем тут бхадрадомен? – настаивал мужчина. – Бхадрадомен изгнаны или уничтожены. Как бы не были связаны оба виденья, это все людские горести! – Голос его был легок, точно дуновение эфира, но отнюдь не мягок. В нем сквозил холод промороженых камней.

– Видения не подчиняются мне, – жестко ответил провидец. – Я не знаю, что вы узрели. Я не просил вас приходить, и я предупредил о границах, которые ставит мое мастерство. Не так ли?

– Так, – согласилась женщина. Сквозь вуаль проглядывали черты ее лица – в них читалось беспокойство. – Но театр, провидец! Они разрушали Старый царский…

– Не будем о видениях! Мы договорились.

– Но зачем людям губить столь древнее и прекрасное строение, когда они так им гордятся? – воскликнул мужчина. – Это безумие.

– А это было? – спросила женщина.

– Хватит! – рявкнул провидец. – Вы купили мой товар. Теперь ваши видения в вашей ответственности, не в моей. Вот и убирайтесь с ними!

Элиры отшатнулись, потрясенные на мгновение.

– Пусть будет так, – тихо произнес мужчина. – Если мы запросили больше, чем ты способен дать, мы приносим извинения. Благодарю.

Обернувшись, он бросил пару изумрудных дисков в горку бутылей с дорогими винами и тонких шелков, которой расплатились пришлецы.

– Очевидно, это целиком и полностью людские неурядицы, – заметил он. – Нас они не заботят.

– Нет? – переспросила женщина, подхватывая его за локоть.

Провидец наблюдал, как отворяется дверь, как две фигуры в одеждах цветов сумерек уходят в ночь.

Когда элиры скрылись из глаз, ясновидящий поднялся и откинул занавесь, скрывавшую ножки его кресла. Под креслом пряталась золотая клетка, а в ней находилось существо, сходное с человеком, чуть более локтя ростом. Кожа существа имела цвет серебра. Оно записывало что-то тростниковым перышком на листе пергамента знаками, ведомыми лишь самому существу и провидцу. Клетка служила ему для защиты – некоторые клиенты пытались причинить существу вред. Завидев провидца, создание отворило клетку и вышло.

– Все мои премудрости записал? – устало поинтересовался провидец.

– О да, – с поклоном ответил его среброкожий спутник. – Прочитать сейчас?

Провидец вздохнул.

– Я сказал что-то любопытное? – Снова эти игры…

Секретарь пожал плечами, изучая свои записи. У провидца скопился уже не один тюк таких вот записей, сделанных тайнописью, на случай, если они попадутся на глаза непосвященным. Прежде он часами мог изучать их, пытаясь найти в собственном бреду объединяющее начало. Теперь он забросил это занятие – не потому, что оно не давало плодов, а потому, что плодов находилось слишком много. Но записи он вел все так же аккуратно. По привычке.

Когда-то он собирался на деньги, собранные с наивных искателей истины, построить себе поместье, да как-то руки не дошли. Теперь он был вполне доволен жизнью в нищете, а плату принимал спиртным.

Потянувшись, провидец расчесал пятерней свои разноцветные волосы, с наслаждением скинул тяжелый балахон, оставшись в одних штанах – невысокий, крепко сложенный мужчина, на вид лет тридцати пяти. Он откупорил флягу с элирским вином, сделал глоток.

Он солгал элирам. Не в том, что не может объяснить увиденное – тут он не приврал ни капли, – а в том, что не может запомнить.

Отставив лозное вино, он налил себе кружку зеленого. Хороша лоза, да пьянит медленно. Если он налижется достаточно быстро, из памяти сотрется хотя бы часть зловещих, въедающихся в разум видений. Во всяком случае, на это хотелось надеяться.

– Зря ты пьешь, – укорил его секретарь.

В голову провидца пришла какая-то мысль.

– Я, кажется, знаю, кто они! Отступники… изгнанники… отвергнутые элир и людьми… Нет, вылетело. – Он сделал еще глоток. – Образ ушел. Не знаю я, кто они.

– А тебе не начхать?

– В общем, начхать.

– Что ж тебя проймет-то? – риторически вопросил среброкожий. Черные его глазки смотрели пристально и остро. – Нонче в твоем бреду еще меньше смысла, чем обычно. «Всадник. Скачет, чтобы предупредить их.» Такие вот перлы.

Провидец отвернулся.

– Так что не знаю, откуда взялась твоя первая фраза, – продолжал секретарь. – Помнишь?

– Нет.

– Смотри. – Секретарь указал на строку рун, казавшихся более остроконечными, более зловещими, чем остальные. Руны словно бы шевелились на пергаменте.

– Твой почерк мне не разобрать, – пробормотал провидец, и тут же пожалел об этом. Голос секретаря пробудил память о том, как с его собственных губ слетают нелепые, жуткие слова…

– Тут сказано «Бхадрадомен восстали. Бхадрадомен восстали».

Пролог второй. Семя тьмы

– Царь недоволен, – объявил придворный.

Этот чернобородый мрачный тип настиг драматурга сразу после представления – как только зрители покинули театр – и зажал в углу за кулисами.

– Царь вправе не любить мои пьески, господин Поэль, – ответил Сафаендер. – Это совершенно необязательно.

– Царь более чем недоволен!

– И чем же, позвольте осведомиться, вызвано такое неудовольствие?

– Не лукавьте. Вы написали и поставили пьесу, высмеивающую царя Гарнелиса.

– Если вам так угодно ее воспринимать. В моей пьесе выведен царь, впавший в старческое слабоумие, растрачивающий богатства страны на некую безумную и никому не нужную стройку, и ради этого обращающий в рабство собственный народ. Но зовут его не Гарнелис.

– Всем понятно, на кого вы намекали.

– Да. Это называется сатирой.

– Вы попытались выставить Его Величество в глупом виде!

– А что: наш царь уже выше критики? В прошлом, сколько мне помнится, он умел над собой посмеяться. Разве у его подданных нет права высказывать свое мнение? Или свободу речи у нас загадочным образом отъяли?

Придворный примолк. Глаза его казались колодцами темноты.

– Многое изменилось, – напористо проговорил он.

Сафаендеру стало зябко.

– Действительно, изменилось, – пробормотал он. – Царь потерял чувство юмора. Да это катастрофа.

– Для вас.

– Я не сниму спектакля, пока меня не заставят силой.

– Тогда поищите для него новую сцену, – посоветовал господин Поэль. – Ваше дозволение на постановки более недействительно. Царь избрал для своего монумента новое место.

– Новое место? – Сафаендер недоверчиво хохотнул.

– Превосходное место. Мы стоим прямо на нем. Старый царский театр будет снесен.

– Снесен?

Сердце поэта колотилось, каждая жилка в его теле вопила от отчаяния, но он стоял недвижно.

– Самое знаменитое, почитаемое, драгоценное здание в городе – на снос?..

– Подготовка к сносу, – спокойно заявил чиновник, – уже начата.

– Царь не осмелится!

– Вы сами навлекли это на себя, Сафаендер. Винить вы можете только себя.

– Вы не осмелитесь. Народ Парионы вам не позволит. Я вам этого не позволю! Не осмелитесь!

Теперь Сафаендер рыдал, скорчившись среди развалин театра. Он заполз сюда, когда остальных защитников разогнали или взяли под стражу – тех, кто выжил. Труппа его распалась. Многие актеры погибли, защищая театр. Мраморная щебенка царапала колени. Вершина холма походила теперь на рану, на гнойную язву.

Мерзость запустения.

Лил дождь, промачивая поэта насквозь, стекая по щекам вместе со слезами. Сафаендер ласкал разбитые камни и колотил их кулаками. Он потерял больше, чем сцену, которой отдал жизнь. Театр был ему отцом, сыном и любимой.

– Пойдем, – донесся до него голос. – Пойдем отсюда.

Сафаендер поднял голову. К нему склонялся его лучший друг, бывший в разные времена театральным распорядителем, постановщиком, актером, вдохновением. Теперь с этим кончено.

– Элдарет, я не могу…

– Они искали только повода, – сказал Элдарет, беря друга за руку. – Это готовилось месяцами. Твоя пьеса не могла не вызвать бурю. А ты же у нас тишины не любишь.

– Они за это поплатятся.

– Да. – Элдарет потянул его за руку. – Пойдем со мной, Саф, пока тебя не нашли. Поторопись. За нас обоих назначена награда.