Джулз Денби - Булыжник под сердцем

• Название: Булыжник под сердцем
• Автор: Джулз Денби
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005

Как поступит королева альтернативной комедии, если выяснится, что ее парень – серийный убийца? Любимица публики, яростная, мудрая и нежная артистка Джейми Джи обладает невероятным талантом смешить – а также талантом из множества потенциальных поклонников всякий раз выбирать обладателя почетной медали «Совершенно Не Тот Парень». Ее менеджер и лучшая подруга Лили Карсон, друг детства цыган-полукровка Гейб и Моджо, трансвестит поразительной красоты, много лет терпеливо минимизировали ущерб от череды безнадежных придурков, которые ухлестывали за Джейми и эффектно ее бросали. Однако очередное увлечение – злобный красавец Шон Пауэре, психопат, помешанный на тяжелой атлетике и спецназе, – оказалось чересчур даже для бывалой бригады «скорой помощи Джейми Джи».

В первом романе Джулз Денби «Булыжник под сердцем» смешались абсурд, страсти, горечь, хохот и страх – на сцене и в повседневности. Вы думаете, английский юмор – это безобидные истории о джентльменах и их слугах? После этой книги вы передумаете.

---

Первым выступал Тот самый Тод. Конечно, он не гений, но свою порцию смеха всегда получает. Милый клоун. Они игнорировали его, как будто его и не было. Даже ни на минуту не притихли. Он вернулся в затхлую каморку гримерной весь в поту и белый как мел. Произнес «господи Иисусе» и «ебать меня в жопу» раз шестнадцать, косясь на Джейми, а та всё губы красила – будто в мире ничего нет важнее ровного контура. Следующим был Кокет Кокто – черный сюрреалист-травести, весьма популярный в эпоху бума травести, и очень хороший парень – не читайте, что пишут в газетах. Нет, он не вынимал свой хуй и не орал: «Отсосите, беложопые». И не совершал «непристойного акта» с одной из зрительниц. Он просто за десять минут отработал свой номер «Мим Марсель выходит на сцену» и в слезах вылетел за кулисы. Плюхнулся возле Тода и, всхлипывая, присоединился к распитию бутылки «Белл», которую тот мрачно опустошал. Теперь все пялились на Джейми так, будто ее отправляют на расстрел. А она улыбнулась – и все. Спокойная, отстраненная, и в сортир заходила лишь раз (обычно – раз десять, не меньше) – дурной знак. Тод и Коки в немой печали встали и ушли. И тут явился гвоздь программы Рики Шарп.

– Ну чё, детка, – как всегда, перебарщивая с кокни, выдал он. – Они тя хотят. Уже небось совсем изо-шлись… Ну чё, ты это сделаешь сегодня или пусть дальше просят, дорогуша? Ну? Эй?

Тогда я его просто ненавидела… А потом… Ну, люди не всегда такие, какими кажутся, верно? Похоже, Рики заметил, как я смотрю: усмехнулся, провел рукой по рыжей шевелюре, повертел галстук и с важным видом удалился в бар за остальными. Казалось, Джейми его не слышала. Она будто вообще ничего не слышала – даже когда в гримерку сунулся парнишка, аж глаза из орбит лезут, так ему охота глянуть на Джейми, – и, запинаясь, объявил, что до выхода пять минут.

Наш агент выступал в роли конферансье (quelle surprise [2]) и уже повторял со сцены перед зрителями и телекамерами свое интервью «Тайм-Ауту».

Джейми поднялась, устало бросила взгляд в грязное зеркало и улыбнулась моему отражению:

– Наш бродячий цирк лучше всех, а, Лил? Пленных не брать. Да здравствует дешевый смех!…

Мы всегда так говорили, но в тот вечер фраза повисла зловещим призраком, будто прах воззвал к живым. Раздался голос агента:

– Дамы и господа. Имею честь представить вам легендарного и гениального юмориста, женщину, которую я окрестил «Ленни Брюс [3]2 в юбке». Она большая, злая и неподражаемая. Самая проти-воре-чивая актриса Великобритании этого и следующего столетия… Меня зовут Ронни Рэйдж, а ее… Джей-ми ДЖИ!!!!!

Запись вы видели. Если не видели, можете себе представить, какое там творилось дерьмо. О чем она говорила, медленно, балансируя на самом краю? Я не помню. Я же говорю – за кулисами стояли только мы с Рики, вдыхали прокуренный спертый клубный воздух и специфический запашок нездорового любопытства. Конца вакханалии. Людской злобы. Мы стояли сбоку, взявшись за руки, словно парочка школьников, блин.

Первые несколько минут они – зрители – просто молчали. И пялились на нее, будто хотели сожрать с потрохами, все лицо ей обглодать. Кажется, она рассказывала об очередном скандале вокруг коррупции в правительстве, и тут посреди зала какая-то женщина взвизгнула – пронзительно, как пила:

– Ну, так да или нет? Эй, ты знала или не знала?

Вопрос подхватил весь зал, повторяя снова и снова, как мантру. Пролетела бутылка и разбилась о край сцены, но Джейми не шелохнулась. Тут репортеры оживились – повскакали, заорали, защелкали фотоаппаратами. На них накинулись другие зрители: мол, мы заплатили сорок фунтов, чтобы увидеть эту ебаную суку – так что сядьте, вашу мать, на места. Джейми подняла руку, и в зале повисла напряженная тишина.

– Люди не умеют читать мысли, ребята, – тихо сказала она, будто сама себе. – Откуда мне было знать? Нет, я не знала. Не знала. Я думала… у него роман на стороне или что-нибудь такое…

Договорить ей не дали.

– Ах ты шлюха лживая! – Женщина с коротко стриженными черными волосами и великосветским прононсом швырнула бокал. Тот отлетел от плеча Джейми. – Ты лжешь, пизда обтерханная!…

Думаете, великосветские так не выражаются? Держи карман. Вот именно: дайте им повод сожрать ближнего, и они вам еще не такое изложат.

Джейми держалась храбро – я никогда не видела такой отваги. Но было ясно – это конец. Джейми ушла со сцены как ни в чем не бывало, расправив плечи, прочь от воя битвы в клубе. Спустилась в облезлую гримерку и, буквально рухнув на грязный пол, бурно разрыдалась, судорожные всхлипы рвали и раздирали ее легкие, сотрясали огромное тело. Я ничем не могла ей помочь – я тоже рыдала. Но тут Рики крикнул, чтобы мы не рыпались, и хлопнул дверью. Я слышала, как он орал на идиота-агента, метавшегося по клубу, как обезглавленная курица: вызови сюда охрану и сию нахуй секунду. А потом стоял в коридоре под напором репортеров, и они уламывали его пропустить их к Джейми. Он даже отказался выступать, пока не придет охрана, – я не лгу. Рики Шарп, которого ненавидеть – самое милое дело, Злобнейший в Мире Юморист и все такое прочее, стоял, как бойцовый петух, и воевал с журналистами, пока не явился вышибала. Мне стало так стыдно, что я недолюбливала Рики. Мне и сейчас стыдно. А потом он сам вышел на сцену, все так же кипя, и узрел там настоящую битву: стулья перевернуты, под женский визг по залу летают бокалы. И, надо отдать Рики должное, он их утихомирил – насколько возможно. Простой силой воли. И теперь пусть кто-нибудь только попробует при мне сказать о Рики плохое слово! Я не забуду.

Ей-богу, мы думали, что не выберемся из этой гнилой дыры. Если бы мне сказали, что люди на такое способны, я бы не поверила. И не потому, что я наивная – хотя это возможно, А потому, что это было… омерзительно. Да, омерзительно. Эти чертовы репортеры, они вели себя как звери, как… бездушные твари. Рожи красные, все визжат, воют, плюются, выкрикивают гадости:

– Эй, Джейми, Джейми, как оно – с маньяком трахаться? Эй, Джейми, он тебя связывал? Эй, Джейми, ты ведь знала, да? Ты тоже руку приложила? Верно? Эй, ты там, крошка, эй, дрянцо, что этот ублюдок ел на завтрак?

И посреди всего этого багрового кипящего хаоса, истерических воплей, стояла эта бедная женщина, которую притащили с собой репортеры. Мать Сары Эванс. И как у них совести хватило? Мать убитой девушки. Мы пытались пробраться к машине, на всех парах продирались сквозь толпу, потому что охранник обозвал Джейми ебаной убийцей и бросил нас на растерзание. Мы плакали, и вдруг появилась она. Лицо как из камня. Ожившее возмездие. Взгляду нее был страшный: глаза – как глубокие темные колодцы, а в них – нечеловеческая ненависть. Она аж светилась – пылала гневом, точно живой факел. И кто посмеет ее осуждать, кто? Не мы. Не тогда и не сейчас. Убитая, несчастная, ожесточившаяся женщина. Мы обе замерли, и она заговорила – очень тихо, но голос холодным пламенем пронесся по царившему вокруг безумию:

– Ты… ты ведь знала? Моя бедная девочка, такая юная… а этот мясник… Ты ведь знала, как ты можешь до сих пор жить, как ты можешь жить, омерзительная… сука. Почему ты не убила себя, почему не сдохла? Почему ты не сдохла? Как ты можешь жить, когда моя дочка мертва? Ты… ты… ты чудовище, вот ты кто, чудовище, чудовище… – Голос взорвался хриплым воем, и она упала, разрыдавшись. И снова разверзся ад.

Джейми не двигалась – монументальная статуя, вырезанная из каменной глыбы. Я схватила ее за руку и потянула к двери, пока бешеные псы пускали пену, радуясь злу, которое сотворили. Кто-то уводил под руку миссис Эванс из-под прицела репортерских камер, похожих на гигантских насекомых. Тело миссис Эванс будто лишилось костей, повисло у мужчины на руке, точно пустое пальто. Джейми тоже провожала ее взглядом – бледное как простыня лицо подергивалось при каждой фотовспышке. Затем Джейми наклонилась и сказала мне – так, словно вокруг не было этой бешеной стаи:

– Лил, я ничего не знала, я не знала… Господи, Лили, он и меня убил.

2

Мне он не нравился. И это я не сейчас говорю, после всего, что произошло. Это правда. Мне он никогда не нравился. Знаю, многие считают, я просто ревную Джейми к ее парням, – дескать, мы с ней лесбиянки. «Девчонки-подружки», как нас окрестили в «Сан». Это не то, что вы думаете, мы не любовницы. Но, видимо, в наше время нельзя просто дружить – нужно обязательно спать. Конечно, газеты расходятся лучше, но это отвратительно.

Мы с Джейми подруги – это примерно как если б у меня была сестра. Правда, те, у кого сестры есть, не очень-то счастливы. Не знаю, я бы радовалась. У меня никогда не было семьи. Меня бросили во младенчестве. (Фотография в газете: я ьа руках сестры-монахини. «Кто мать загадочного ребенка? Крошку Лили нашли в общественной уборной». Видите, я привыкла мелькать в заголовках.) Сестры нарекли меня в честь улицы, где располагался туалет, – Лили-стрит. В Доме так и звали меня – Лили. Хорошо еще, что не Лили Стрит. Мои родственники не объявились, так что Ее – свою, так сказать, мать – я не знаю.