Тим Северин - Последний Конунг

• Название: Последний Конунг
• Автор: Тим Северин
• Издательство: Эксмо, Мидгард
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-19239-5, 5-699-19241-7

Этих людей боялись.

Этих людей проклинали.

Этими людьми восхищались.

В поисках славы они покидали свои студеные земли и отправлялись бороздить моря и покорять новые территории. И всюду, куда бы ни приходили, они воздвигали алтари в честь своих богов – рыжебородого Тора и одноглазого хитреца Одина. Эти люди вошли в историю и остались в ней навсегда – под гордым именем викингов…

Эпоха викингов завершилась столь же неожиданно, как и началась, – на арену истории вышли новые силы. Старые боги покинули своих приверженцев, героический Север растратил воинственный пыл в междоусобных стычках. И Торгильсу, сыну Лейва, ведомому волей Одина, выпало стать свидетелем заката этой бурной эпохи.

---

– Только полный болван мог не заметить, как она на него смотрит. Она не могла оторвать от него взгляд. Орфанотроп представил его. Он привел Михаила в императорскую приемную и подвел его прямиком к двойному трону. Старый Роман был довольно любезен, но Зоэ смотрела на молодого человека так, словно хотела тут же его съесть. Он был хорош, это правда, свежее лицо, румяные щеки, и краснел он, как девушка. Уверен, что орфанотроп знал, что делает. Сам же все и устроил.

– Неужели все видели, а Роман даже не заметил? – спросил я.

– А старик тогда почти и не смотрел на императрицу. Куда угодно, только не на нее. Как будто само ее присутствие причиняло ему боль.

Я размышлял об этом разговоре на обратном пути в Большой Дворец. Мы вошли в обширный внутренний двор, и ворота за нами затворились. Наш новый басилевс спешился, подождал, пока придворные и чиновники строились в два ряда, а потом прошел между ними под рукоплескания ликующей свиты прямо во дворец. Я отметил, что басилевс не воспользовался охраной, и это казалось весьма необычным. Еще более странным было то, что придворные, нарушив строй, едва ли не толпой поспешили во дворец вслед за басилевсом. И Хафдан, к моему удивлению, припустился за ними, вопреки всем установлениям. То же сделали и другие гвардейцы, тогда и я стал проталкиваться и протискиваться вперед – все мы уподобились толпе зрителей, выходящих с конного ристалища по окончании состязаний.

Творилось что-то невообразимое. Вся казенная чопорность и щепетильность придворной жизни вдруг исчезла. Толпа министров, придворных, советников, даже священников – все ввалились в большой Триклиний. Там на возвышении сидел наш новый молодой император и улыбался нам. По обе стороны стояли два раба с сундучками в руках. Вот одни раб поднял свой сундучок, и поток золотых монет полился на колени императора. Михаил схватил полную горсть монет и швырнул их высоко в воздух над толпой. Я разинул рот от удивления. Сверкающий ливень золотых монет, каждая ценой в шестимесячное жалованье работника, пролился в протянутые руки. Немногие были пойманы налету, но большая часть упала на мраморный пол с отчетливым звоном. Люди ползали, подбирая монеты, а тем временем император зачерпнул с коленей еще горсть, и вновь золотой дождь пал на головы. Тут-то я понял, почему Хафдан, нарушив все уставы, ринулся вперед. Начальник моего отряда пробился туда, где золотая дуга была самой густой, и ловил золотую добычу.

Я тоже присел и начал подбирать монеты. Но в то самое мгновение, когда мои пальцы ухватили первый золотой, мне в голову пришло, что самое разумное, что могу я сделать, это под каким-нибудь благовидным предлогом, не привлекая внимания, выйти в отставку из дворцовой гвардии, пока еще не поздно.

Глава 2

Мысль о том, что Роман был убит, грызла меня в последующие недели. Я размышлял о возможных последствиях моего невольного участия в цареубийстве и принял кое-какие меры для собственной безопасности. Я ел только общую пищу, приготовленную дружинными поварами, и выходил из казармы только по делам службы или в обществе двух-трех товарищей, да и посещал лишь те места, каковые, по моему убеждению, были безопасны. Мои товарищи, проведай они о моих страхах, начали бы презирать меня за трусость. По сравнению с другими известными мне городами – к примеру, с Лондоном – Константинополь был городом замечательно спокойным и благоустроенным. Градоначальник-эпарх содержал отряд хорошо обученных стражников, а множество городских служащих присутствовали на рынках, следя за честностью торговцев, чистотой и пристойностью поведения. Только по ночам, когда улицы отдавались на откуп ворам и проституткам, мои товарищи отягощали себя оружием для самозащиты. Но я не чувствовал себя в безопасности. Коль скоро меня необходимо заставить молчать о том, чему я был свидетелем в императорской купальне, значит, нападение произойдет тогда, когда я меньше всего жду этого.

Единственным человеком, кому я признался в своих страхах, была моя подруга Пелагея. Она держала хлебный ларек на Мессе, и я навещал ее дважды в неделю, дабы поднатореть в разговорном греческом, ибо язык, заученный мной в ирландском монастыре, устарел и был ближе – такое вот совпадение – к языку, принятому при дворе императора, чем к языку простых людей. Бойкая, проницательная женщина с темными волосами и желтоватой кожей, что было присуще коренным жителям этого города, Пелагея преподала мне урок того, как витиевато мыслят в Византии – а это нередко позволяет извлечь выгоду даже из несчастья. Она завела свое дело спустя несколько дней после того, как ее муж, пекарь, сгорел во время пожара, начавшегося от печи для выпечки хлеба, давшей трещину. Городской закон запрещал ставить пекарни вблизи городских строений, иначе мог бы выгореть весь квартал. Зола на пожарище еще не остыла, когда Пелагея отправилась к другим пекарям, соперникам ее покойного мужа, и добилась их сочувствия. Она упросила их поставлять товар в ее ларек с немалой скидкой, и к тому времени, когда я познакомился с ней, успешно приближала тот день, когда станет богатой женщиной. Пелагея снабжала меня всеми городскими сплетнями о дворцовых интригах – именно об этом больше всего любили поболтать ее покупатели, да к тому же – и это куда важнее, – ее сестра была швеей императрицы Зоэ.

– Никто не сомневается, что Зоэ приложила руку к смерти Романа, хотя менее вероятно, что она же подстроила то, что случилось в бане, – сказала Пелагея.

Мы встретились в просторных комнатах ее квартиры на третьем этаже. К удивлению таких, как я, выходцев из стран, где даже двухэтажные здания редкость, здесь, в Константинополе, множество домов имели по четыре и даже по пять этажей.

– Сестра говорит, что в покоях императрицы запросто можно добыть какие угодно яды. Их даже не держат под замком ради безопасности. У Зоэ страсть придумывать новые духи и притирания. Говорят, это осталось у нее с той поры, когда она хотела омолодиться и зачать ребенка. У нее целая рать служанок, и все они перетирают, смешивают и перегоняют разные снадобья, и иные составные части их уж точно ядовиты. Одна девица упала на днях в обморок только оттого, что вдохнула пары какой-то смеси.

– Значит, ты думаешь, что Зоэ могла быть отравительницей, но несчастный случай в купальне подстроила не она? – спросил я.

– Трудно сказать. Коль императрица и вправду задумала разделаться с Романом, чтобы править империей от имени своего бывшего любовника, то она промахнулась. Михаил, как рассказывает сестра, ведет себя так, словно он один за все отвечает. О государственных делах с ней даже не советуются – обо всем заботится его брат, орфанотроп. Стало быть, коль скоро Зоэ не имеет никакого отношения к этому убийству, она вполне может выдвинуть обвинение против нового басилевса, чтобы низложить его. В любом случае, тебе-то грозит настоящая опасность. Если только начнется разбирательство, следственная палата будет вызывать свидетелей смерти Романа, а там свидетелей допрашивают обычно под пыткой.

– Я не понял. Коль скоро Зоэ с Михаилом были в сговоре, то ни ей, ни ему нет расчета в разбирательстве – все может открыться. А коль виноват только Михаил, да еще, может быть, орфанотроп, тогда Зоэ вряд ли захочет навредить тому, в кого влюблена до безумия.

– Ты не знаешь, какой глупой и вздорной может быть Зоэ, несмотря на ее возраст и положение, – последовало уничтожающее замечание Пелагеи. – Моя сестра разговаривала кое с кем из тех, кто заботится о гардеробе Зоэ. Видно, Зоэ чувствует себя отвергнутой. Михаил держит ее в гинекее и даже не посещает ее спальню так часто, как случалось в бытность ее женой Романа. Пуще того, ходят слухи, будто у Михаила какая-то неизлечимая болезнь, а орфанотроп умышленно скрыл это от Зоэ, когда знакомил их.

Дворцовые интриги непостижимы для обыкновенного рассудка, подумал я. Никогда мне не распутать ухищрения тех, кто стремится к полной власти, или тех, кто ею уже обладает. Лучшее, что я могу сделать, это затаиться, насколько возможно, уповая на защиту Одина, ловкого обманщика. Я дал обет: когда в следующий раз мои крещеные товарищи-гвардейцы отправятся молиться в новую церковь святого Олава, я отыщу тихое местечко и принесу жертву Всемудрому. Может быть, бог-странник укажет мне выход из моего непростого положения.

Но вышло так, что Один откликнулся даже прежде, чем я принес ему жертву. Но сначала нагнал на меня такого страха, что мне хватило его до конца моей службы у басилевса.

В начале июня Пелагея сообщила мне, что по городу разнеслась весть, будто войско русов собирается напасть на Константинополь. Большое число кораблей было замечено на большой реке, исходящей из киевского княжества. Они шли к устью.

– Тебе, Торгильс, эта дорога должна быть известна. По ней ты пришел в Константинополь, – заметила Пелагея.

Она стояла в тени портика позади своего широкого прилавка, болтая с знакомыми торговцами, а ее помощник тем временем продавал хлеб.