Алексей Толстой - Собрание сочинений в десяти томах. Том 9

• Название: Собрание сочинений в десяти томах. Том 9
• Автор: Алексей Толстой
• Издательство: Государственное Издательство Художественной Литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1986

В девятый том Собрания сочинений вошли пьесы А. Н. Толстого разных лет.

• Дочь колдуна и заколдованный королевич

• Молодой писатель

• Насильники

• Касатка

• Смерть Дантона

• Заговор императрицы

• Чудеса в решете

• Любовь – книга золотая

• Петр Первый

• Иван Грозный

---

Челяднин. Хорошо, хорошо, пускай Москва видит зверя-то в нем.

Иван. Владыка, вернись…

Пимен. Напрасно ты посмеялся надо мной… Буду яр… Нам с тобой добром не сговориться, Иван Васильевич…

Суворов (Басманову). Это как надо понимать?

Басманов. На рожон лезет владыка.

Малюта идет и становится в дверях на пути Пимена.

Иван. Еще прошу – вернись…

Пимен (Малюте). Отступи от двери.

Малюта. Подобает тебе смириться… Смирись…

Пимен. Прочь! Прочь, нечистый!

Шуйский (со всхлипом в наступившей тишине). Ах, да страшно-то как!

Иван (сходит с трона и медленно идет к Пимену). Взгляни, Пимен, как люди со стыда глаза опустили… Утри пену с уст… ибо уста у человека для благоухания… На, утрись. (Подает ему платок.)

По палате проносится общий вздох облегчения.

Видишь, как люди добра хотят. Дай мне доброе целование…

Картина третья

Опочивальня царя Ивана. Стены обиты тисненной золотом кожей. Постель приготовлена на широкой лавке. Дубовый стол с книгами и свитками, у стола – венецианский стул. В углу – лампады перед темным ликом с гневными глазами. Близ стола на лавке сидит Малюта. Басманов подливает масло в лампады.

Басманов. Не люблю я, когда ты в опочивальню ходишь. Опять не дашь ему спать. Бес в тебе, что ли, сидит? Что ты за человек, – не пойму…

Малюта. Чего масло трещит? Доброе масло не должно трещать. Опять воды подмешали?

Басманов. Я воду подмешал, я масло ворую… Это масло прислано в дар от султана турского, прямо с Афона, две бочки. А из Вены от императора пять бочек прислали, но масло вонючее. Мы его по худым монастырям роздали.

Малюта. Император – пять бочек, а султан – две… Так и будем отдаривать… Зря ты сказал, что во мне – бес… Дурак ты, Федька… Такой дурак, – только около постели тебя и держать… Перед смертью блаженной памяти митрополит Макарий взял с меня клятвенное целование: жену и детей своих забудь, о сладостях мира забудь, о душе своей забудь… Обрек на людскую злобу…

Басманов. Чтобы ты при государе, как цепной пес…

Малюта. Я и есть пес… Государь доверчив, нежен, без меры горяч… Совершит – потом головой бьется… Устал я, Федька…

Басманов. А ты подремли, я окликну, когда надо…

Малюта. И он тоже ведь обречен на людскую-то злобу. Чего легче, – пил бы, да ел бы, да прохлаждался, а бояре бы за него думали, а на уделах бы князья княжили… Жили бы, не тужили, как при царе Горохе… А он ворота на хребет взвалил да и понес…

Басманов. Какие ворота?

Малюта. Ворота от града нам с тобой невидимого, – от града Третьего Рима, сиречь – от русского царства…

Басманов. Да… Напрасно это все, по-моему…

Малюта. Чего напрасно?

Басманов (смахнул слезу). Не видишь, что ли, – он, как свеча, горит… Разве человеку вытерпеть этакой жизни…

Малюта. Единодержавие – тяжелая шапка… Ломать надо много, по живому резать… А другого пути ему нет… А еще чего турский султан прислал?

Басманов. Фиников.

Малюта. Дай горстку.

Басманов. Ей-богу – в чулане, идти далеко… Да и ключи у государя…

Малюта. Врешь… Уж кто собака, так это ты…

Басманов (достает из кармана горсть фиников). На, что ли…

Малюта начинает медленно есть финики.

Слушай, а ведь у него опять на уме женщина… Ей-ей… Мучается как… Знаешь кто? Сказать?

Малюта. Нет, не говори. Я и без тебя знаю. Нехорошо это. Добром это не кончится…

За низенькой дверью, едва различимой в полумраке, голос Ивана: «Наклонись, наклонись, голову зашибешь».

Малюта встает и отходит в тень, так же отходит в тень и Басманов. Входят Иван и Воропай.

Иван. Возлюбил я тебя, Константин, хоть и осерчал вчера, а нынче возлюбил…

Воропай. Теснота в моей гортани… Молчать не могу… Великий государь… Молва о тебе шумит по всей Литве и Польше… Шляхта саблями рубится,[221] – оные за тебя, оные против… Все горячие головы за тебя…

Иван. Вот дивно-то! С чего бы?

Воропай. Сигизмунд Август стар и немощен, – ждем его смерти… Кому быть королем? Прости… Захмелел я от твоих речей, то ли от меду твоего… Ехал я к тебе, ждал зверя увидеть во образе человеческом…

Иван. Зверя-человекоядца – так Андрей Курбский тебе говорил обо мне…

Воропай. Истинно, – Андрей Курбский много ругал тебя, и Радзивилл, и Мнишек, и Сапега. На смерть меня провожали в Москву. Зачем черная слава о тебе летит? Или велик ты слишком?

Иван (резко). Кого прочат в польские короли?

Воропай (шепотом). Не выдавай… Тебя, великий, тебя, грозный.

Иван. А нам о том и заботы нет… (Быстро уходит в темноту и сейчас же возвращается с костяным ларчиком.) За то, что вышла у нас с тобой любовь, – прими, Константин, от души к душе.

Воропай. Великий государь, спасибо…

Иван. Жену твою Катериной зовут? Здесь щепа от колеса великомученицы Катерины.

Воропай. Матерь божья!

Иван. Вспомни-ка Писание, – ангел поразил мечом огненным римлян, кои терзали на колесе чистое тело Катерины, и колесо разбил… Не терзаема ли – подобно так – земля русская. Прими щепу. На ней кровь запеклась.

Воропай преклоняет колено, целует полу его кафтана.

Воропай. Истинно ты щедр и велик, пресветлый государь.

Иван (поднимает, целует его). Прощай, Константин, нелегко тебе было с нами… То ли дело на западе: весело живут и короли, и вельможи, – странишки махонькие, делишки махонькие… А у нас дела – великие, трудные… И мы – люди трудные… Иди с миром…

Воропай уходит. Иван останавливается посреди палаты, нахмурясь, усмехается. К нему подходит Малюта.

Опять приступил когтями рвать мою совесть, рыжий…

Малюта. Он тебе не друг. Он недруг… Ты ему святыню отдал…

Иван. Нет, я ему святыни не отдавал… Щепа как щепа… За обман – бог простит… Константину и его людям пришли завтра столетнего меду бочку… Шляхта из-за меня саблями сечется, слышал? Не откажемся, коли выберут в польские короли… Королей-то у них выбирают, слышь, как у нас губных старост[222] да целовальников…[223] А, Константин, Константин, двуликий Янус…[224] Нет… Ни за литовский княжеский стол, ни за польскую корону – равно Ливонии им не отдам. (Малюте.) Что у тебя ко мне? (Отходит к окошку.)

Малюта. Опять хлопоты с зятем твоим, с принцем датским Магнусом, – топчется около Ревеля, не может его взять, а вернее, не хочет. Просит еще денег и войска в подмогу, а сам тайно ссылается со свейским королем.

Иван. Кому известно это?

Малюта. Мне известно.

Иван. Еще что?

Малюта. Годунов говорил со мной о Ваське Шуйском, – что де Васька многое знает и хочет быть полезен…

Иван. Еще что?

Малюта молчит.

Завтра потолкуем. Спать хочу. Светает.

Малюта. И то бы лег спать, чем в окошко глядеть на голубей… Иван Васильевич, борода-то уж с проседью. Ты думаешь – никто не видит, как ты чуть свет тайком пробираешься в Успенский собор?.. Стража отворачивается, люди с дороги окорачь лезут со страху… Как ты греха не боишься? Душа у тебя бездонная, что ли?

Иван. Будешь за мной тайно следить – убью своими руками…

Малюта. Ты велел мне правду говорить, – терпи…

Иван (подходит, глядит в глаза). Напугать меня хочешь? Ты сильнее меня хочешь быть? Малюта! А ну-ка – уйди…

Малюта. Ах, боже мой, боже мой… (Уходит.) Иван (один). Спина согнется, коленки застучат, повиснет мясо на костях, – тогда, что ли, покой?.. Плоть алчная! (Садится на постель.)

Появляется Басманов, приседает, чтобы стащить с него сапоги.

(Иван отпихивает его.) Ты мне еще руки, ноги свяжи, повали меня на постель, – подушку грызть… Сговорились с рыжим?

Басманов. Да ничего я с ним не сговаривался… Пойдем, если хочешь.

Иван. Куда – пойдем?

Басманов. Ах ты, господи…

Иван. В Успенский собор на голубей глядеть?

Басманов. Ну да, на голубок…

Иван. Ты меня к ней подвел, ты мне на нее указал, отравил мое сердце… Искуситель…

Басманов. Государь, чего маяться-то. Э-ва, – полюбилась чужая жена… Мы все твои… Мигни, приведу, хоть сейчас.

Иван (тихо, с ужасом). Кого приведешь?

Басманов. Да ее жа… Она, чай, уж там, у ранней… А князь Афанасий, пьяный, спит здесь, на Опричном дворе… Самое удобное…