Владимир Данихнов - Чужое

• Название: Чужое
• Автор: Владимир Данихнов
• Издательство: Издательство «Снежный ком» (Латвия)
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-9984-9872-7-9

Перед вами развернется психоделическое повествование, где одна иллюзорная реальность оказывается вложена в другую, та – еще в одну и так до самого конца. Каждая из этих иллюзорных реальностей строится по законам сновидения с отдельными яркими деталями, расплывающимся фоном, а поведение персонажей, достоверное в каждом отдельном слове и жесте, абсурдно в целом.

Умопомрачительная фантастика – острая, язвительная, оригинальная. Роман получил «Дебют 2006», еще даже не будучи изданным. К сожалению купить в России эту книгу практически невозможно.

---

Шилов прошел по вагону, наступая на следы мотоциклетных шин, оставленных на полу, вздохнул. В вагоне пахло цитрусовыми. В третьем по счету купе Шилов обнаружил картонный ящик, в котором в беспорядке валялись лимоны, апельсины и мандарины. Некоторые плоды начали гнить. Шилов вошел в это купе и внимательно его оглядел, но кроме ящика с фруктами и граффити на стенах здесь ничего не было. Впрочем, под нижней полкой Шилов что-то заметил, какой-то бумажный уголок. Он наклонился и поднял эту штуку: ею оказался бумажный пакетик с лимонной кислотой.

В окно кто-то стукнул. Шилов, выронив пакетик, обернулся. С той стороны окна на него смотрела и улыбалась маленькая ясноглазая фея. Она еще раз стукнула по стеклу маленьким кулачком и улыбнулась ослепительнее. Шилов ухмыльнулся в ответ. Пролетавшая мимо комета разрубила фею на две половинки, стекло с той стороны заляпало кровью, улыбчивая голова подобно слезе ангела сползла по стеклу к раме. Шилов сжал зубы, поспешно отвернулся. И сразу попал в замедленное пространство, наблюдая за полетом обернутой в вощеную бумагу бомбы. Кто-то низким голосом гоготал рядом: га-а-а, га-а-а, га-а-а, но бомба продолжала лететь, и думать было некогда, Шилов кинулся бомбе навстречу с умопомрачительной скоростью и, действуя больше интуитивно, схватил ее на лету и вышвырнул в коридор. Упал на пол, закрыл голову руками. Услышал, как из коридора доносится: га-а-а, га-а-а, г… о-о-ой, б-б-л-л… а потом рвануло. Горячее дыхание взрыва, кажется, сожгло волосы на голове Шилова.

Когда вагон перестало трясти, он встал на ноги, случайно наступил в ящик с цитрусовыми. Шилов успел еще подивиться, почему взрывная волна его не тронула. Может быть, так задумано программистами. А может ошибка.

Он наклонился, выбрал более-менее уцелевший лимон и вгрызся в него, чувствуя, как сводит скулы. Лимонный сок стекал по подбородку, капал на пол. Шилов вышел в коридор, где почти сразу споткнулся о лежащего на полу Вернона. Выглядел английский делец ужасно: левая сторона его тела обгорела, кожа на лице покраснела и кое-где надулась пузырями. Глаза он старательно жмурил и хныкал.

– Доигрался? – спросил Шилов, пиная Вернона в бок. Он переступил его, нашел чуть в стороне связку ключей – наверное, ту, которая принадлежала проводнику Мирреру, поднял ее, запихнул в карман. Дожевывая лимон, повернулся к Вернону. Тот открыл глаза и молча смотрел на него.

– Зачем ты все это творишь? – спросил Шилов, показывая на раскуроченные полки и оплавленные стены.

– Мне скучно, – сказал Вернон и закашлялся. Кровь брызнула на его помявшийся немнущийся костюм. – Знал бы ты, Шилов, как мне скучно. Что ты знаешь о скуке, скажи мне?

– Мне скучно думать о скуке, Вернон. Я должен найти своего брата, который покалечился по твоей вине. Он пропал. Я должен отыскать его. Ты меня слышишь, английская скотина?! – Он снова пнул Вернона и прислонился к стене, шепча: – Отдышись, Шилов, успокойся… ты же, мать твою, интернационалист, а не какая-нибудь фашистская скотина.

– Вот это уже лучше… – пробормотал Вернон, перекатываясь на здоровый бок, теряя прилипшие к полу лоскуты кожи. Выглядел он ужасно. Пахло от него как от куриной тушки, которой только что подпалили волоски. – Уже веселее… пьяная русская свинья… это уже замечательно, это борьба и естественный отбор… мне нравится… знаешь, в чем проблема вашего коммунизма была, Шилов? Вы хотели лишить людей естественного отбора. Вы принесли в мир ужасную скуку…

– Да ты, как я погляжу, матерый историк, Вернон. Коммунизм так и не построили.

– А что это вокруг тебя, Шилов? – закричал Вернон, царапая ногтями пол. – Что это? Мое дело – это чушь, видимость. Англия, Лондон, Земля, они запросто обойдутся без моих химчисток, даже не заметят их закрытия. Я могу стать кем угодно на Земле, но зачем мне это, Шилов? Я могу заработать миллиарды, но на что я их потрачу? Скука, Шилов, вы как нестерильным шприцом вогнали в нашу планету инъекцию скуки, вы, русские с-суки…

Он полз к туалету, и Шилов, проследив траекторию его движения, увидел, к чему он стремится: две бомбы в вощеной бумаге, вывалившиеся из его кармана. Шилов перешагнул стонущего дельца и поднял бомбы. Заметил выпирающую из-под бумаги круглую кнопку. Он будто случайно коснулся ее пальцем, провел по ободку, и на какое-то мгновение у него мелькнула мысль нажать ее, но мысль тут же ушла, и Шилов спрятал взрывчатку в карманы.

– Сукин ты сын, Шилов, сукин ты сын… – пробормотал Вернон, теряя сознание. – Русский сукин сын, принесший вирус скуки в этот мир…

Что-то менялось в вагоне. Сами собой плавились стены, пространство будто бы искривлялось и опадало само в себя. В образовавшиеся прорехи в бытии проникали люди в белых костюмах. Санитары, как их мысленно окрестил Шилов. Они аккуратно приподняли Вернона, положили его на носилки и унесли за собой, в разорванное пространство. Шилов молча наблюдал за ними. Один из санитаров, бледнолицый блондин, подошел к Шилову и провел в воздухе специальной трубочкой, диагностом. На диагносте загорелась желтая лампочка.

– Мы можем закончить немедленно, – сказал программист. – Вы хотите вернуться?

– Мой брат здесь, – сказал Шилов.

– Мы можем вернуть его в любой момент, – улыбнулся программист. Шилову до скрежета зубовного захотелось врезать ему по роже, но он сдержался. Откуда-то из глубин растерзанного пространства хрипло хохотал Вернон и кричал, захлебываясь помятым смехом:

– Скука, Шилов! Вы заразили мир ядом самым ужасным, вы, не изменив человека, изменили мир, и человеку в нем теперь нет места!…

– Господин Шилов?

– Нет, спасибо. Я сам верну брата.

– Как пожелаете, – сказал программист и нырнул в оплавленную дыру. Вагон вздрогнул, по воздуху прошли волны, и все прекратилось: дыры заросли, со стен сошла копоть, покореженные двери выпрямились, разбитые лампы снова стали целыми. Шилов остался один, в кармане его лежали две бомбы, его ждал очередной вагон. Но прежде чем пойти туда, он вернулся в купе с лимонами и съел парочку. А потом еще один. Жевал лимоны вместе с кожурой, сок стекал у него по подбородку, щекам, скулам и пачкал рубашку. Лимоны были ужасно кислыми, но Шилов ел их и ел, потому что иначе его жизнь становилась слишком скучной.

Глава восьмая

В следующем вагоне он обнаружил баррикады и решительных людей, которые стреляли друг в друга. Между баррикадами бегал мальчишка в клетчатой кепке, нахлобученной на глаза, и собирал патроны. Кажется, бойцы с обеих сторон нарочно целились в парня, но никак не могли в него попасть. Малыш ловко уходил от пуль, прыгая с места на место. С обеих сторон делали ставки, сколько он еще продержится. И там и там работали первоклассные снайперы, но никто до сих пор не попал.

– А для кого он патроны собирает? – спросил вдруг бородатый мужик в зеленой форме. Никто не знал, Шилов – тем более. Он стоял за спинами бойцов и размышлял, как ему прорваться сквозь баррикады. Правой рукой перекатывал в кармане бомбы. Может просто швырнуть бомбы в баррикады, нырнуть в купе и ждать, когда взрыв разметает серолицых клоунов? Но остатки совести, измордованной последними событиями, говорили, что так поступать не стоит. Просто не стоит и все тут, никакого объяснения этому не следует искать. Быть может, Шилов просто устал от взрывов и запаха виртуальной крови.

Он свернул в купе, пропахшее порохом, уселся на койку. На полке напротив лежал перебинтованный с ног до головы боец. Чем-то он напоминал Духа, который лежал вот так совсем недавно, а Шилов смотрел на него и не знал, что совсем скоро он пропадет.

Боец, словно почувствовав взгляд Шилова, повернул к нему лицо. У бойца отсутствовал левый глаз, под носом и на щеках, разрытых шрамами, словно окопами, запеклась кровь. Боец плакал правым глазом.

– Вы потеряли родного? – спросил он у Шилова.

– Да, – сказал тот. – Брата.

– Вы любили его?

– Раньше я думал, что ненавижу, но зачем тогда так усердно ищу его? Наверное, все-таки люблю.

– Война – это хорошо, – всхлипывая, сказал боец. – Она заставляет людей любить как-то… четче что ли. Вы понимаете?

– Нет, – сказал Шилов и, помолчав, спросил: – Почему вы плачете?

– Потому что у меня нет родственников, о которых можно скучать.

– Они умерли?

– Их просто нет! – закричал раненый, губы его побледнели и искривились, как от сильной боли. – Их нет и никогда не было. И мне больно, потому что не за кого переживать. Вам легче. Вам всем, которые могут свободно путешествовать из вагона в вагон, проще, у вас есть родственники, люди, ради которых вы можете жить и не боитесь умереть. Но мне еще больнее не из-за меня, а из-за моих братьев и врагов, у которых тоже нет родственников. И никто им не напишет, не поплачет, когда они умрут. Понимаете? Вы можете сказать, что мертвым неважно, придут плакать над их могилами или нет, но я скажу так: это важно живым. Важно знать, что кто-то придет и будет вспоминать и как бы мыслить за мертвого человека, как бы оживлять его на миг в себе. Ведь, вспоминая кого-то, вы отчасти становитесь этим кем-то.