Тим Уинтон - Музыка грязи

• Название: Музыка грязи
• Автор: Тим Уинтон
• Издательство: ООО «Издательство „РОСМЭН-ПРЕСС“
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-353-01801-X

Джорджи Ютленд под сорок, профессию медсестры и романтические мечты о родственной душе она променяла на тихую жизнь домохозяйки в рыбацком поселке на западном побережье Австралии. Ночи напролет, пока домашние спят, она сидит в Интернете и тихо спивается. Но внезапно в ее судьбу входит Лютер Фокс – браконьер, бывший музыкант, одинокая душа. Изгой.

Действие этого романа с подлинно приключенческим сюжетом разворачивается на фоне удивительных пейзажей Австралии, жесткий реалистический стиль автора удачно подчеркивает драматизм повествования.

Роман австралийского писателя Тима Уинтона (р. 1960) «Музыка грязи» в 2002 году вошел в шортлист Букеровской премии.

---

Приближаясь к стоящей на обочине машине, восьмицилиндровый двигатель «Форда» с чувством мурлычет. Но Фоксу конец, и он это знает. Никогда ему не уйти от них по асфальту с этаким-то грузом. «Лендкрузер» разрастается, пульсирует ярким светом. «Сам виноват, – думает он. – Ты, чертов ублюдок, надо было тебе шататься вокруг, будто бы это твой собственный долбаный залив».

Когда Фокс проезжает мимо, закостенев в ожидании удара, он замечает голые женские ноги, свисающие с полированной стали подножки. Она склонилась над капотом. В джинсовых шортах. Просто женщина, не из этих. Он ударяет по тормозам.

Прижавшись к гравийной обочине, Фокс некоторое время просто сидит, вытягивая шею и всматриваясь в боковое зеркало заднего вида. Женщина вылезает из-под капота «Крузера» и смотрит в его сторону через плечо. Она слезает на гравий и ждет. Руки на бедра, если не возражаете.

Пес напрягается. Он становится лапами на раму окна и скулит. Фокс втягивает воздух сквозь зубы. Черт, черт, черт. Он знает, что должен ехать. Не успеет и птичка чирикнуть, как здесь будут другие машины. С ней здесь ничего не случится; не так уж и жарко. И это вполне может быть подстава. Эти заросли банксии рядом с ней вполне могут быть набиты крепкими молодыми людьми в хаки. Он включает передачу. Извините, леди.

И тут собака спрыгивает на гравий и убегает. Фокс в удивлении глушит двигатель и с отвращением бросает свое недожеванное яблоко вслед шавке. Боже всемогущий!

В зеркало он видит, как пес вьется вокруг женщины, а она наклоняется, чтобы потрепать его. У нее короткие, темные волосы, на ней белая майка, джинсовые шорты и теннисные тапочки. Может быть, туристка, но большой, цвета золотой металлик, серии люкс полноприводной автомобиль – не арендованный. И пес почти обнимает ее. Он оттягивается, как полагается, с шоссе и выходит, чтобы встретить музыку лицом к лицу.

Гравий под ногами горяч и остер. Ему приходится высоко поднимать ноги, чтобы продолжать идти, и, мать вашу за ногу, ему нужны туфли, любые, чтобы сохранить хоть какое-то достоинство.

– Тот, кто медлит, пропал, – говорит она, заслоняясь рукой от солнца.

– Да?

– Добрый день.

– Неприятности?

– Он просто закашлялся и отрубился, будто как горючка кончилась, – говорит она. – Вроде показывает полбака, но, похоже, бензин не доходит до мотора. Я почти посадила аккумулятор, пытаясь его завести.

Фокс нервно теребит шорты.

– А-а… Наверное, инжекторы?

– Не знаю. С этими турбодизелями одни заморочки. Даже в зажигалки теперь вживляют микросхемы.

– Вон оно как.

Фокс переводит взгляд с «Крузера» на гравий, а потом на нее. Солнце словно кроет эмалью глянцевый шлемик ее волос. Она стягивает солнечные очки со лба на глаза, и он видит свое отражение. Не очень воодушевляющий вид; он похож на пещерного человека, страдающего неврастенией.

– Простите, что отрываю, – говорит она.

– Я… звините, я вроде как могу подбросить вас обратно в Уайт-Пойнт, – с трудом выговаривает он.

Эта перспектива выдувает все дурные мысли из его головы. Какой стояк!

– Спасибо, – говорит она, – но, понимаете, мне надо попасть в город.

– Ну, я не могу вести вас с этим катером в кильватере. У вас ведь нет этого, как его, мобильного телефона?

– Нет. Извините.

Пес прижимается к ее ноге. Фокс готов пнуть его в ребра. Он переминается с ноги на ногу, пока женщина гладит шавку.

– Слушайте, – говорит она, – мне, в общем-то, плевать на машину. Я могу позвонить потом, чтобы ее кто-нибудь забрал. Мне надо быть в Перте.

– Ясно.

«Да, мать ее так, – думает Фокс, – это уже совсем не есть хорошо. На пути в Перт нет маленьких городков, и даже заправки нет до самой окраины. Я не могу бросить ее на солнце, не могу отвезти ее в Уайт-Пойнт без того, чтобы произошла чертова сцена, и не могу отвезти ее в Перт, не избавившись от катера, а это значит, сначала придется везти ее домой. Она оставляет на обочине «Тойо», который тянет на восемьдесят штук. Наверное, краденый. В конце концов, она же спешит. Кажется, очень даже спешит. И вот он я с хреновой тучей незаконной рыбы».

– Слушайте, мне правда очень жаль, – говорит она. – Вы, кажется, заняты.

– Нет, я просто рыбачил. Выходной.

– Много поймали?

– Ну… там, того-сего. И говорить не о чем.

– Жарко, да?

Фокс улыбается:

– Да уж, погодка. Слушайте, я должен попасть в Перт, так вот оно выходит.

– Значит, вы не из города?

Фокс смотрит на нее и не понимает, то ли это улыбка исчезает с ее лица, то ли она морщится от вьющихся кругом мух.

– Нет, – бормочет он. – Я съехал с шоссе несколько минут назад. Мне надо отцепить катер и все такое, но после этого я вроде как могу вас подвезти.

Она вздыхает:

– Великолепно. Спасибо. Я только возьму сумку.

Фокс стоит под убийственным солнцем, а она наклоняется внутрь «Лендкрузера» и начинает собирать вещи. Его тошнит при одной мысли о том, что придется везти ее домой. Фокс даже не попытался завести ее мотор, но он будет выглядеть полным раздолбаем, если не примет на веру, что он не заводится. Надо подумать о том, как бы выгрузить улов из катера в грузовик, чтобы она не встрепенулась. Не похожа она на бабу из рыбнадзора. Очки не зеркальные. Глупая соломенная шляпа – вот она ее как раз вытаскивает. Но на запястье у нее часы для подводного плавания. Она вытаскивает сумку «Квантас» и льняной пиджак.

– Вот и все.

– Запереть не хотите?

– А… да. – Она направляет бирюльку на свой джип, и фары вспыхивают. – Ну, – бормочет она, – хоть что-то работает.

– Отвянь от нее, собака. Извините, он немного бесцеремонный.

– А, да мы с ним старые друзья, – говорит она. – Дружелюбный пес.

«Чертов корм для крабов», – думает Фокс и идет обратно к «Форду», ступая как по угольям.

* * *

Джорджи сидела в потрепанной, пропахшей псиной кабине браконьерского грузовичка и пыталась не ухмыляться иронии всего происходящего. Господь свидетель, она была рада, что он остановился, но в его ситуации, если б башмак оказался на другой ноге, она вообще-то должна сразу побежать и настучать на него, и черт с ними, с приличиями. Джорджи и поверить не могла, что он решится рискнуть. У него нет ни малейшего представления о том, кто она такая, с кем она живет. Джорджи, наверное, хотя сама в этом не виновата, его оживший, дышащий кошмар. Что он, такой крутой или просто мозгов мало?

Она смотрела на раздавленную жестянку из-под пива, высовывающуюся изо рта кассетной магнитолы. Это был единственный мусорный штрих в таком чистеньком и опрятном грузовичке. Ни свалки на полу, ни классического болота из инструментов, счетов и оберток, перекатывающихся по приборной доске. Да он чистюля.

Они не разговаривали. Браконьер словно оцепенел, а у нее болела голова, да так, что казалось, будто ей делают трепанацию черепа. Прошло десять минут, пятнадцать. Она не могла найти в себе сил, чтобы стряхнуть с колен голову пса.

Тут они медленно проехали мимо остова старого фруктового ларька, который казался смутно знакомым после всех этих поездок в город, и начали взбираться по грязному склону через комковатые бахчи какой-то выжженной солнцем фермы. Пока они подскакивали по колеям, чувство неловкости, исходившее от него, ощутимо усиливалось, вроде как закладывает уши при наборе высоты.

Пес вскочил, заволновался, а Джорджи посмотрела на водителя пристальнее. Он был высок, строен, а кожа – коричневая от загара. Волосы у него были короткие и темно-русые, но солнце выбелило их кончики. У него были маленькие уши и мальчишеское лицо с голубыми глазами. Жизнь на вольном воздухе содрала с него лоск, но у него все равно было детское лицо. Каким большеглазым он, должно быть, был когда-то.

Он въехал в широкий, посыпанный песком двор, окруженный казуаринами и поломанными машинами, и, пока разворачивался, чтобы поставить катер в открытый сарай, она увидела некрашеный, обшитый сайдингом дом, который сутулился на сваях посреди опаленной солнцем бахчи. Пес царапнул ее когтями, выбираясь наружу через окно, и браконьер вышел, не говоря ни слова.

Джорджи минутку посидела, не зная, что делать дальше. Жара была убийственная. Скрипнул кран, где-то рядом забулькала вода. «Да черт возьми, – подумала она, – я выбираюсь отсюда».

Не успела она дойти до сарая, как он преградил ей путь.

– Там есть тень, – сказал он, указывая на деревья на другом конце двора.

– Все в порядке, – сказала она, натягивая соломенную шляпу, которая неожиданно показалась ей похожей на шляпку от Лоры Эшли. – У вас нет, случайно, аспирина?

– Лучше идите в дом, – неохотно сказал он.

Несколько куриц выскочили из-под веранды, когда они подошли ближе. Он остановился у алюминиевого ведра на нижней ступеньке и бросил им горсть крошек.

После ослепительного двора кухня показалась ей прохладной и тусклой. Там пахло подсолнечным маслом, жареной рыбой. Все в порядке и просто – кухня, где хозяйничает женщина, если Джорджи в этом хоть что-то понимает.