Синтия Хэррод-Иглз - Чернильный орешек

• Название: Чернильный орешек
• Автор: Синтия Хэррод-Иглз
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00173-8

«Династия Морлэндов» – это серия романов об истории семьи Морлэндов. Действие начинается в Англии в XV веке. Переходя от жизнеописания одного действующего лица к другому, писательница повествует о судьбе многочисленного семейства на протяжении нескольких поколений. Стремительный, захватывающий сюжет, увлекательная интрига, известные и не очень известные события и лица описаны ярко, сочно.

Действие четвертой книги «Чернильный орешек» разворачивается в охваченной пожаром гражданской войны Англии времен Карла I. Эдмунд Морлэнд пытается остаться в стороне, но раздор приходит в его собственную семью – старший сын приводит в дом невестку-пуританку, а младший становится роялистом.

Покинутый детьми, разлученный с любимой женой, Эдмунд изо всех сил старается защитить духовные ценности рода Морлэндов от кошмара войны.

---

Руфь закрыла глаза и держала его, не переставая целовать, она держала и ребенка, и мужчину, она держала Кита, каким он был, когда она влюбилась в него, Кита, на котором еще не легла печать горечи и крушения надежд. Все ее одиночество взывало к нему, вся ее любовь, замкнутая ею под сто замков, изливалась на него, и она лежала с ним в боли и страсти, в странной неземной страсти двух людей, которые всегда были отдалены от всего мира.

А потом он забылся в тяжелом сне, и Руфь с удивлением держала его в своих объятиях, держала сразу и мужчину, и мальчика, своего любовника и свое дитя. Он не шелохнулся, когда она встала и покинула его. На следующий день на рассвете они ускакали, чтобы собрать остатки уцелевшей армии и повести ее на юг, оставив разбитый вдребезги север, заново, из последних сил складывать по крупицам собственную жизнь.

Глава 18

Долгое время Анна скрывалась в лесу, зарывшись поглубже под зарослями падуба, которые царапали ей кожу и рвали одежду, зато, как рассудила она, должны были защитить ее, не позволить отыскать. Она слышала шум, когда люди и лошади с треском ломились сквозь чащу, и прижалась к земле, дожидаясь, пока все стихнет Это могли быть королевские солдаты, которые помогли бы ей, но точно так же они могли оказаться и «круглоголовыми» – отличить их друг от друга не было никакой возможности. Наконец, когда в лесу все успокоилось, Анна осторожно выползла наружу. Какая бы ей опасность ни грозила, она должна была направиться в Йорк, ибо там непременно собралась уцелевшая часть королевской армии, победившей или проигравшей сражение – все равно. Другим местом, куда она могла бы отправиться, был дом, но, пожалуй, даже смерть была бы предпочтительнее тому бесчестию и позору, которые к этому времени определенно ожидали ее там.

При свете луны, струившемся сквозь деревья, Анна определила свое местонахождение и двинулась на восток. Пройдя довольно недалеко, она услышала где-то позади себя звук тяжелого тела, с треском проламывавшегося через подлесок. Анна как раз находилась на открытом месте, и спрятаться ей было некуда. Ей оставалось только плотно прижаться к какому-то дереву и надеяться, что тень листвы, быть может, скроет ее. Шум приблизился, и из кустов появилась лошадь без наездника, ее порванные поводья волочились следом. Издав облегченный возглас, Анна шагнула вперед. Животное приветствовало ее ржанием и остановилось, склонив голову к ее руке. Лошадь была рада вновь обрести какого-нибудь хозяина после ужасов этого вечера. Анна никогда не ездила верхом в мужском седле, да ни разу и в женское-то седло не садилась без помощи слуг и без чурбана-подставки, поэтому у нее ушло некоторое время на то, чтобы найти способ взобраться на лошадь. Впрочем, сама лошадь не доставляла ей никаких хлопот, она терпеливо стояла, пока женщина, вставив ногу в стремя, полувспрыгнула-полувскарабкалась наверх. Связав узлом поводья, Анна ударом ног пустила лошадь шагом, и обе беженки двинулись в сторону Йорка.

Не подозревая этого, Анна и лейтенант Саймондс в течение некоторого времени находились довольно близко друг от друга. Саймондс прискакал в поисках Анны к восточному крылу битвы, наткнулся там прямо на кавалерийскую схватку, когда Кромвель и Лесли атаковали Горинга, и бежал вместе с королевской кавалерией к Уилстропскому лесу, после того, как их разбили. Он прятался в зарослях, прислушиваясь, подобно Анне, к доносившимся до него звукам, и при первой же возможности попытался вернуться на поле боя. Но даже издали Саймондсу открылась ужасная участь, постигшая его полк, так что ему ничего не оставалось делать, как направиться в Йорк и попытаться там отыскать тех, кто уцелел.

К тому времени город Йорк закрыл свои ворота и от неприятельских, и от королевских солдат, сколько бы они там ни кричали, моля о пище, воде и помощи. Принц Руперт прибыл туда незадолго до полуночи, собрал тех, кто был способен продолжать сражение, и отправил их на ночлег в старый лагерь шотландцев к северу от города. Саймондс доложил принцу о своем прибытии и был им радостно принят на пополнение кавалерии.

– Сэр, я офицер пехоты, – ответил на это Саймондс.

Руперт лишь мрачно улыбнулся.

– У вас есть конь, – только и сказал он.

На следующий день рано утром они выступили на север. Хотя их целью и было возвратиться к королю на юг, необходимо было дать беглецам время примкнуть к ним. Кроме того, в Ричмонде находился Монтроз, и принц надеялся получить от него помощь. Ночью появился Даниел О'Нейл, утром радостно воссоединившийся с Рупертом, Мортоном и Гамилем. Он сразу же поинтересовался, не ранен ли Гамиль, поскольку тот выглядел как-то странно, да и двигался словно во сне, но Гамиль в ответ только покачал головой, и Даниел предположил, что он просто горюет о погибшем Ките. Собрали все, что осталось от обоза, и двинулись на север, переночевав в Тирске, а на следующий день добрались до Ричмонда.

Анна ехала с обозом. Местные шлюхи разбежались, а те женщины, которые еще там оставались, были солдатками и постоянными «попутчицами» Они грубовато-доброжелательно относились к Анне, жалели ее, видя ее беспомощность и нынешнее состояние, и не возражали, что она едет с ними.

– Ты, должно быть, крепка как лошадь, что еще не скинула своего ребеночка, – одобрительно заметила одна из них.

Анна предполагала, что солдатки не были бы столь добры, будь она какой-нибудь вечно хнычущей безликой служанкой, а вот стойкость относилась как раз к тем качествам, которые они понимали и ценили. Одна их этих женщин даже дала ей плащ, чтобы прикрыть разодранное платье. Снятый с какого-то убитого солдата, он дурно пах и был перепачкан кровью, но это было лучше, чем ничего, и Анна с благодарностью приняла плащ. Он да колечко с печаткой на большом пальце составляли все ее имущество – не считая, конечно, еще и лошади, но, впрочем, та была у нее недолго. Какой-то офицер, приняв ее за «попутчицу», которой повезло поймать себе приблудную лошадь, отобрал ее у Анны для собственных нужд, и девушка не осмелилась возмутиться. Так что в Ричмонд, она ехала на повозке, крепко-накрепко обхватив руками свой живот, что бы защитить его от тряски по неровной дороге, и размышляла над тем, что же с ней будет дальше.

В Ричмонде Анна узнала, что Саймондс там, поскольку видела, как он проскакал мимо по рыночной площади. Она окликнула его, но он не услышал ее. Офицеры были расквартированы в гостинице под названием «Королевские доспехи», и Анна при первой же возможности отправилась туда и сказала стоявшему на посту часовому, что хочет видеть лейтенанта Саймондса.

– В этом-то я не сомневаюсь, – небрежно ответил часовой, – но вот желает ли он вас видеть?

Анна твердо стояла на своем.

– Он захочет, когда узнает, кто я такая. Передайте ему, – заявила она, приняв как можно более надменный вид.

Ее голос заставил часового присмотреться повнимательнее, и он разглядел под грязью и растрепанным видом ее привлекательность, а под грязным плащом – дорогое порванное платье.

– А кто вы такая? – подозрительно спросил он. – Чего вы хотите?

– Я хочу повидать лейтенанта Саймондса, – повторила Анна и показала кольцо. – У меня есть вести о его брате.

Часовой попытался выхватить у нее кольцо, но Анна зажала его в ладони, а часовой вцепился в ее руки. Она неистово боролась с ним, но тут какой-то проходивший мимо прапорщик резко спросил:

– Часовой, что здесь происходит?

Не упуская этого шанса, Анна воскликнула:

– Сэр, вы ведь джентльмен… я должна видеть лейтенанта Саймондса. Отведите меня к нему, а то этот часовой принимает меня за потаскушку.

С сомнением посмотрев на нее, прапорщик сказал:

– Подождите здесь, я ему передам. Часовой, пропустите ее за дверь, но не далее… и больше не приставайте к ней.

Часовой что-то проворчал, но все же дал ей пройти внутрь крытого крыльца, и Анна, передернув плечами, стояла в этом укрытии, пытаясь руками хоть как-то пригладить растрепанные волосы и одежду в тщетной надежде улучшить свой вид. Но в этом не было необходимости. Едва появившись в дверях, Сэм бросился к ней и схватил за руки, дрожа от облегчения.

– Анна! Слава Богу, ты цела. А я-то уже думал, что ты погибла. Я искал тебя повсюду, когда мне сказали, что ты явилась на поле боя и искала Рейнольда. Но что ты делаешь здесь? Почему ты покинула дом?

Один лишь взгляд на нее мог бы объяснить ему эту причину, но Сэм был слишком возбужден и не замечал. Перевернув ладонь, Анна показала ему кольцо.

– Рейнольд погиб, – без обиняков сказала она, слишком уставшая и испуганная, чтобы подбирать щадящие слова, – а я беременна. Мне не к кому обратиться, кроме тебя. Ты мне поможешь?

Саймондс уставился на кольцо, лицо его побелело, а потом из белого стало красным, поскольку он не мог заставить себя оторвать взгляда от ее живота. Он поднял на нее глаза, смущенные и страдающие, обиженные и разгневанные. Она флиртовала с ним, заставила его поверить, что любит его, но улеглась с его братом… да и довольно давно, чтобы успеть отрастить такой вот внушительный живот. Но потом он увидел утонченную красоту ее лица, незнакомую спокойную отвагу, сменившую прежние капризы и тщеславие, и это глубоко тронуло его. В ее животе было дитя его брата, и ее руки – руки, которые когда-то были такими белыми и изящными, а теперь со сломанными ногтями, с глубоко въевшейся грязью, с царапинами и синяками… – доверчиво покоились в его руках. Так что же он мог сделать? Он любил ее, тщеславную, капризную и гордую, и не мог не любить ее теперь, страдающую и перепуганную, но по-прежнему гордую.