Николай Псурцев - Разные роли капитана Колотова

• Название: Разные роли капитана Колотова
• Автор: Николай Псурцев
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1989

---

– Я про это и говорю. – Колотое сделал наивное лицо и заговорил с художником, как с дитем. – Вспомните, вспомните… – Он указал на дверь, расположенную напротив входной. – Что там?

– Рабочее, так сказать, помещение, – словно декламируя стихи на торжественном вечере в День милиции, проговорил Скворцов. – Прибежище, так сказать, творца. Короче говоря, мастерская. Скульптуры, картины, мольберты и кисти…

Колотов посмотрел на дверь, потом на Скворцова, потом опять на дверь. Скворцов хмыкнул.

– Пойдем понаслаждаемся, – сказал он Лаптеву.

– Доброе помещение, – заметил Колотов, повернувшись к художнику. – Вторая квартира. Не многовато, а? На одного?

– Не понял?! – вскинул голову Маратов. – Я по закону. От исполкома. Мне положено. За свои деньги!

– Притон, – коротко квалифицировал Колотов и кивнул на грязный стол.

– Дружеская встреча по поводу…

– Антиобщественный образ жизни. Система.

– Да уверяю вас, это не так.

– Заявления соседей…

– Завистники…

– Связь с уголовно-преступным элементом, совращение малолетних, наркотики…

– Да нет же, нет!…

Глухо грохотнуло в масдерской, мелко задрожал пол под ногами. Маратов насторожился, посмотрел затравленно на безмятежного Колотова и кинулся в мастерскую. Не добежал. В дверях перед ним вырос Скворцов. Он сокрушенно качал головой. Лицо у него было расстроенное и виноватое, в глазах искренняя мольба о прощении.

– Случайно, – тихо проговорил он. – Не нарочно. Я такой крупный, плечистый, а у вас там всего так много. Тесно. Задел ба-а-лыпой бюст, – он вздохнул, показал руками, какой был большой бюст, – какого-то толстого, ушастого дядьки…

– О, боже! – прозудел Маратов. – Это же директор универ… – Он махнул рукой.

– А там еще остался Лаптев, – произнес Скворцов и указал пальцем себе за спину. – Он тоже немаленький.

Маратов тряхнул головой, как лошадь после долгой и быстрой дороги, повернулся к Колотову.

– Знаю я этого Василия Никаноровича, – негромко сознался он и, помедлив, раздраженно повысил голос, – Знаю! Знаю!

– Вот так бы сразу, – заулыбался Колотов.

– Иезуиты! – не сдержался художник.

– Оскорбление при исполнении? – справился Скворцов у Колотова.

– Кто-то привел его ко мне, не помню кто. – Художник ногой загнал под стол валявшуюся на полу пробку. – Мы сидели, выпивали. Народу было много. Шум, гам. Музыка. Я был пьян. Познакомились. Он мне понравился – широкий дядька, Я ему тоже вроде. На следующий день он пришел. Работы мои смотрел. Купил кое-что. Дорого дал. Я отказывался, а он – нет, мол, бери, ты, мол, настоящий художник, ну и так далее. Потом раза два встречались. Он мне заказы делал. Пейзажики разные… Я писал.

– Все? – спросил Колотов.

– Все. – Маратов приложил руки к груди.

– Как вы связывались?

– Он звонил.

– Как его найти, вы знаете?

– Нет, нет, нет.

Из мастерской вышел Лаптев. Он был весел. Маленькие глазки его возбужденно блестели, как перед долгожданной встречей с любимой. Он хитро подмигнул, потом закатил глаза и покачал головой.

– Там такое!.. – наконец подал он голос.

– Ну, – поторопил его Колотов.

– Три стопочки икон за мольбертами, среди хлама. Красивые. У бабки моей, простой русской крестьянки, – зачастил шофер, – были менее сверкающие и симпатичные. Они были скромные и эта… непритязательные. А она ведь была трудовая женщина, не бедная…

– Как вы смеете? – лицо Маратова обострилось, появился неровный румянец на скулах. – Вы не имеете права обыскивать. Покажите ордер!..

– Это случайность, – успокаивающе проговорил Колотов. – Товарищ Лаптев любовался картинами и вдруг увидел необычные предметы и в порядке дружеского общения поведал нам. Так? – повернулся он к Лаптеву.

– Конечно. – Лаптев развел руками и с осуждением посмотрел на художника, мол, как ты можешь меня, такого симпатягу, подозревать в чем-то непотребном.

Художник с силой потянул вниз длинный свитер, повел подбородком.

– Я буду жаловаться! – сквозь зубы веско проговорил он.

– Ладно, хватит! – отрезал Колотов. – Закончили наши игры. Давай все, как есть, живописец. Начал говорить, говори до конца. – Колотов извлек из кармана листок. – Вот опись похищенных за этот год икон. Если хоть одна из них найдется среди твоих…

Маратов перестал тянуть свитер, посмотрел в окно. Пасмурно. Осень, конец сентября. Нижние окна соседних домов отливают желтым – это деревья смотрятся в них, смотрятся и грустят о прошедшем веселом лете. Он вспомнил другую осень, подготовку к первой выставке, суету, радостное возбуждение, предощущение чего-то значительного, великого, светлое пятно Наташиного лица в ночи, холодный фужер с шампанским, прижатый ко лбу, и как он шептал в маленькое, нежное ее ушко: «Это мой шанс, я чувствую, мы уедем к черту из этого городишки, мы будем жить в Москве, она падет ниц передо мной, как не пала перед Наполеоном…»

– Картины не приносят большого дохода, – негромко проговорил он. – Здесь нет истинных ценителей. А за реставрацию икон он платил очень прилично. Самое главное, что я не спрашивал, откуда они. Я и вправду не знал, откуда они. Вы верите? – Он заглянул в глаза Колотову. – Верите?

Колотов молчал, безучастно разглядывая Маратова.

– Он звонил сегодня утром, – продолжал погрустневший художник. – Сказал, какие-то неприятности у него, сказал, что позвонит завтра после двух и заедет за товаром, в смысле – за готовыми досками…

– Наши сотрудники останутся у вас, – сказал Колотов. – Придется не выходить никуда, покуда он не придет. Потерпите. Ну а потом подумаем, что с вами делать.

Он не мог заснуть до трех часов ночи – старался запомнить, как разговаривал с художником, пытался поточнее вспомнить выражения, которые употреблял в допросах Питона и Гуляя, восстанавливал эмоциональное состояние, в котором пребывал в те моменты, – нельзя же осрамить великий милицейский клан перед этими фасонистыми киномолодцами – и утром уже четко знал, что и как будет говорить на допросе с киношным жуликом.

В управление он вошел веселым, бодрым, подтянутым, несмотря на то, что спал-то мало. Заглянул в предоставленный съемочной группе кабинет. Капаров тоже был сегодня бодрый и подтянутый. Он обрадовался, увидев Колотова, улыбаясь, заспешил навстречу.

Колотов машинально кивнул, не сводя глаз с черного зрачка камеры.

Капаров поймал его взгляд, хмыкнул.

– Она еще не работает, – сказал он.

– Я вижу. – Колотов постарался произнести эти слова сухо и безразлично.

– Для начала прорепетируем. Хорошо? – Капаров все время улыбался и делал доброе лицо, будто разговаривал с малышом.

Колотов поудобней расположился за столом.

– Расслабьтесь, – посоветовал режиссер. – Забудьте о камере, о дигах, о людях, обо мне… Постарайтесь забыть. Люди вашей профессии должны уметь отключаться.

– Я отключился, – неуверенно произнес Колотов.

– Вот и прекрасно, – сказал Капаров. – Начнем. Представьте, что я задержанный. Вот я сажусь напротив. – Режиссер сел. – Я расстроен, мрачен, весь в себе. – Режиссер понурился, поджал губы, с нехорошим прищуром покосился на Колотова. – Импровизируйте, – осиплым в студеных застенках голосом проговорил он.

Колотов откинулся на спинку стула, постучал пальцами по столу, поднял глаза на режиссера, открыл рот, набрал воздуха, застыл так на мгновенье и выдохнул, помотав головой.

– Ну что? – тихим, терпеливым голосом спросил режиссер.

– Сейчас. – Колотов переменил позу. Он оперся на стол руками и подался вперед, набрал воздуху…

– Вы будете говорить или нет? – вдруг произнес он едва слышно текст сценария и по инерции продолжал. – Лучше признавайтесь сразу…

Режиссер сочувственно посмотрел на него и негромко засвистел незатейливый мотивчик из телефильма про знатоков.

– Так, – сказал он, когда закончил насвистывать. – Что случилось?

Колотов молча пожал плечами и закрыл глаза. Он увидел Питона, его смуглое, брезгливое лицо, его большой, тонкий рот, кривящийся в усмешке…

– Сейчас, – сказал он. – Минуту.

– Может быть, создать обстановочку? – поинтересовался Капаров. – Вы тогда соберетесь. Знаете, как бывает в эстремальных ситуациях? – он крикнул за спину: – Саша, Володя, Семен, давайте свет, звук, готовьте камеру.

Ударили белым диги. Под веками защипало. Колотов зажмурился.

– Сейчас привыкнете, – уже невидимый из темноты успокоил Капаров.

На какое-то время все словно забыли о Колотове. Режиссер громко и раздраженно отдавал указания, шумно засуетились люди из съемочной группы, оператор ругался с помощником из-за какой-то кривой бобины. Колотов тем временем курил и усиленно сосредоточивался.

– Все! – крикнул наконец режиссер. – Работаем. – Он снова сел на стул, сделал бандитское лицо, сказал Колотову с хрипотцой, нажитой в жестоких карточных спорах: – Сегодня снимаем только вас. Я подыгрываю за актера. Давайте. Приготовились, – крикнул он. – Хлопушка! Мотор! Начали!