Руслан Мельников - Темный Набег

• Название: Темный Набег
• Автор: Руслан Мельников
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 5-289-02521-9

Эрдейский край, проклятые Трансильванские земли. Взломанная рудная черта, порушенная граница миров. И – Набег. Бесчисленные полчища темных кровососущих тварей каждую ночь выходят из вод Мертвого озера.

Ненасытным упырям Шоломонарии противостоят только Серебряные Врата – тевтонский замок Сторожа, поставленный в угорских владениях. Со стен крепости яростные штурмы нечисти отбивают орденские рыцари мастера Бернгарда, прибывшие к ним на помощь русские дружинники воеводы Всеволода и татарские стрелки юзбаши Сагаалая. Однако не все ладно в самой Стороже. Среди гарнизона ходят слухи о таинственном замковом упыре-нахтцерере. И это, похоже, еще не самое страшное…

---

– …а-арь!

…от своего же выкрика…

Дыхание – жадное. Всеволод чувствует себя рыбой, выброшенной на берег. Шумно заглатывает воздух.

Сердце – бешеное. Коло – тух-тух-тух-тух-тух! – тится.

Задремал! Уснул! Разморенный теплом и покоем, убаюканный трепещущими огоньками свечей, очарованный колдовской игрой бликов и теней.

За оплывшим свечным частоколом все также сидит и испуганно хлопает глазищами Эржебетт. Прежняя, ничуть не изменившаяся. Чуть подрагивающая от страха. Да не чуть – сильно. Дрожащая всем телом. Крупной дрожью.

А ведь волкодлак, если уж он начал обращаться, назад так просто не перекинется. Значит, действительно…

Задремал… Уснул… Не мудрено. Долгие переходы. Тревожные бессонные ночи. Уставшее тело. Утомленный разум. Но сколько времени он был беззащитен перед оборотнем? Тьфу ты! Да какой там оборотень! Откуда?! Нет никакого оборотня. Пока нет, по крайней мере. Пока – только Эржебетт. И ничего иного. Пока…

Всеволод тряхнул головой, отгоняя морок.

Просто задремал, уснул. И кричал во сне. Привиделось потому что. Что-то. Жуткое.

Но сейчас-то наваждение отступило. Исчезло.

– Как долго я спал, Эржебетт?

И снова в ответ – лишь доверчиво распахнутая темная зелень глаз и молчаливое хлопанье ресниц. «Ну да, конечно, – не понимает по-русски, – вспомнил Всеволод. – А кабы и понимала – сказать-то ничего не может».

Но все же – миновал ли уже послезакатный час? Или Всеволод выпал из реальности бытия лишь на несколько кратких мгновений? Сколько времени он проспал? Всеволод прислушался. Снаружи тихо. На звоннице не бьет тревогу колокол, подле которого поставлен неусыпный дозор, и не доносится с монастырского подворья шум битвы. Не кричат люди, не завывает упыриное отродье.

А здесь, в тесной монашеской келье, по-прежнему сидят друг против друга двое. Сидят и ждут. Человек с двумя мечами. Опытный воин, обученный сражаться с порождением темного обиталища. И еще… Кто-то… Дрожащая дева. Тоже – человек. Наверное… Скорее всего…

Эржебетт вела себя как человек. Как обычная перепуганная в усмерть девчонка. Разве что больше не плакала: дорожки слез на щеках высохли.

Но час зверя? Истек? Или рано еще? О, Всеволод многое отдал бы, чтобы выяснить это наверняка. Сейчас, сразу.

Он глянул в окно. Темно. Тучи. Ни луны, ни звезд не видать. Глянул на свечи. Тоже – трудно понять. Всеволод не знал, как быстро горят эти монастырские свечи.

Но сгорели-то они основательно. Но восковых слез натекло на камень изрядно.

Натекло… Истек?..

Наверное ж, истек вместе с ними и роковой час. А не весь – так большая его половина. А коли что и оставалось еще – ну, может, самая малость.

Эржебетт шевельнулась.

Простонала – вопросительно. Просительно.

– А-а-а?

Страшно ей, должно быть. Еще бы не страшно! Щемящая жалость к беззащитной, бессловесной, без роду – без племени юнице сжала вдруг грудь Всеволода. Сжала, скрутила, да так, что…

– Не нужно бояться, – стараясь, чтоб голос звучал ласково и успокаивающе, проговорил он. – Ничего не нужно бояться!

Поняла? Нет?

Сказанных слов – нет. Их смысл – да.

Уста Эржебетт дрогнули. Девушка улыбнулась – самыми уголками рта. И – всхлипнула. Да, снова плачет…

Сдвинулась с места. Не отводя от Всеволода молящих глаз, поползла на четвереньках. К нему. Плакала и ползла. Обползала одни свечи, валила другие.

Волкодлак преодолел бы это расстояние в один прыжок. В полпрыжка. А она все ползла. Как рабыня к ложу господина. Как собака к ногам хозяина.

Эржебетт тронула его ноги.

Придвинулась. Ближе.

Еще ближе.

– А-а-а? – все с той же мольбой в голосе.

Молит о защите, покровительстве и благосклонности? Ох, до чего же жутко ей сейчас! До чего же сильно должна пугать ночь бедняжку, пережившую встречу с волкодлаком и чудом спасшуюся от упыриного воинства.

– Ты в безопасности, Эржебетт, – уверял Всеволод.

Если не вздумаешь обращаться в нечисть…

– Самое страшное позади, – говорил он ей.

Если уже ушел в небытие послезакатный час.

– И все будет хорошо, – обещал Всеволод.

Если они доживут до утра. Оба, а не один из двоих.

– Все скоро кончится, – пророчествовал он.

Так кончится или иначе. Но – должно.

И скорей бы!

А еще…

«Красива! До чего же она все-таки красива!» – вновь не отпускала его такая навязчивая и такая неуместная в сложившихся обстоятельствах мысль. Или наоборот – вполне естественная мысль?

«И ведь не просто красива – а красива пробуждающей страсть, манящей, влекущей… жуть, как влекущей красотой».

Хотелось поступить с ней, как испокон веков поступает мужчина с женщиной. Как господин – с наложницей.

А Эржебетт всхлипывала и жалась к Всеволоду. Искала защиты, опоры, спасения. И дрожала, дрожала. От ужаса? Или… или уже нет?

– А-а-а?

– Ну, что с тобой, милая?!

Всеволод приобнял ее. Не отпуская мечей.

Странные то были объятия. С этими дурацкими мечами Всеволод чувствовал себя сейчас до крайней степени глупо и неловко. Зачем он вообще их вытащил, эти посеребрённые клинки? Зачем все еще держит перед собой и ею? Между собой и ею?

Эржебетт будто и не замечала обнаженного оружия. Эржебетт все прижималась, дрожала. Сильнее…

Успокоить! Как ее успокоить?

А как успокоить себя? Свою плоть? Которая жаждет только одного – греховного и бесчестного.

Бьющееся в руках тело, хлюпающий нос, уткнувшийся в посеребренную пластину наплечника.

– Все хорошо, Эржебетт, слышишь? – бормотал Всеволод. – Все хо-ро-шо.

Что можно сказать еще, он не знал.

Эржебетт кивала. Она улыбалась ему. Счастливой и в то же время жалкой улыбкой. Снизу вверх на Всеволода смотрели глаза, полные слез и благодарности. Тонкие девичьи руки отводили сталь обнаженных клинков. Она поняла, почувствовала, что мечи с серебряной насечкой ей больше не угрожают. Однако Эржебетт не отпускала Всеволода, не отползала. Наоборот – сейчас она цеплялась за него еще крепче, еще сильнее.

– Что? Что ты делаешь?

Она его целовала. Извивалась змеей – перед ним, на нем, подле него, под ним и осыпала поцелуями… Лобызала. Губы и глаза. Посеребренные шелом и броню, к которым без большой нужды не прикоснется ни одна нечисть. Руки целовала, ноги. Даже мечи целовала. Выплескивая в поцелуях все свое «спасибо», всю благодарность. Неведомо за что. Словно он и не сторожил ее этой ночью с обнаженным оружием в руках. Не сторожил, а охранял.

Однако только поцелуями дело не ограничилось.

Упал и звякнул о каменный пол монашеской кельи шлем Всеволода. А руки Эржебетт уже рыскали торопливыми ящерками по доспехам, ища застежки, ремни…

– Эржебетт, – прохрипел Всеволод.

А самому сдерживаться уже нет сил. Почти – нет.

– А-а! А-а! – теперь в голосе отроковицы не слышно мольбы и просьб. Теперь – мягкая нежная настойчивость. И рвущаяся наружу страсть.

И чуть приоткрыты чувственные губы. И в бездонных, затягивающих зеленых глазах – томная поволока.

Но… ведь…

– Сейчас не время, – не очень уверенно пробормотал Всеволод. – И монастырь – не место…

Пусть даже латинянский монастырь. Зачем осквернять? Хотя с другой стороны… Монастырь-то уже осквернен. Упыриным воинством осквернен.

– А-а! А-а! – это уже стон. Нетерпеливый, жаждущий.

Эржебетт часто-часто кивала. Время… Место… Что ж, может быть, иного времени и места у них более не будет. Так зачем же противиться древнему изначальному зову? Он же не снасильничал. Он не воспользовался. Не обманул. Тогда – зачем? А незачем было противиться. Совершенно незачем больше себя сдерживать.

Рыжие волосы разметались по посеребрённым пластинам доспеха, запутались в кольцах брони.

Безумная красота пробуждала безумное желание. Эржебетт была нема, но никаких слов сейчас и не требовалось.

Всеволод отложил мечи. Под робкими и в то же время, жаркими объятиями, под настойчивыми ласками расстегнул и сбросил доспехи.

И вот тут-то Эржебетт оборотилась. Теперь уже не во сне – наяву.

По-настоящему.

Из несмышленой юницы в страстную деву оборотилась.

И оба они – воин, приехавший в чужие края оборонять от нечисти чужую же Сторожу, и немая отроковица, так и не ставшая в эту ночь нечистью, – потонули в той страсти.

Без остатка.

До рассвета.

До полного беспамятства.

Из дикого безумства нерастраченного за долгие годы и нежданно прорвавшегося любовного пыла Всеволод вынырнул не сразу, не вдруг. Очнулся – как выплыл. Опустошенный, обессиленный, исполненный сладкой истомы и смутных, неясных, но щемящее-приятных воспоминаний об уходящей ночи.

В его объятиях, тесно прижавшись к его телу своим юным упругим телом, лежала притихшая, спокойная, умиротворенная, обнаженная… Эржебетт лежала. А он лежал в ее объятиях. Больше всего угорская дева, переставшая отныне быть девой, походила сейчас на сонную, сытую кошку. Эржебетт блаженно улыбалась и, казалось, вот-вот замурчит.