Аркадий Пинчук - К своей звезде

• Название: К своей звезде
• Автор: Аркадий Пинчук
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-265-00281-2

Роман-дилогия «К своей звезде» посвящен жизни летчиков военной авиации. Его герои – пилоты, командиры и подчиненные, их друзья и близкие, жены и дети, – живут своими особенными, непростыми судьбами. В них тесно переплетаются разные мотивы и устремления – здесь и достижение высот летного мастерства, и любовь к близким, и необходимость поступаться личными интересами для защиты своей страны, и нежелание переступать через свою честь, и многое другое. Герои по-разному смотрят на жизнь, по-разному складываются и их пути, но и преодолевая обстоятельства, они не изменяют себе.

Этот роман – гимн НАСТОЯЩИМ офицерам, истинным патриотам и тем, для кого все также важны честь и профессионализм.

---

– Что ты предлагаешь?

– Работать в режиме зависания.

«Нет, Паша, ты не все учел», – сказал про себя Ефимов и мягко предложил:

– Обсудим и быстренько подсчитаем. Где твой калькулятор, Коля? Есть? Давай. Сколько там раненых? Около двадцати?

– В режиме зависания больше десяти не возьмем, – жестко отметил Голубов. – За остальными – вторым рейсом.

– Это минус, Паша. Идем дальше. Время на погрузку и расход топлива?

Коля потюкал пальцем в клавиатуру калькулятора и показал выскочившие цифры.

– Не хватит на обратный путь.

– Это второй минус, Паша. А теперь ракету, Коля. В зенит. Посмотрим, что над нами.

В небо вертикально взвилась осветительная ракета и от ее дрожащего белого света на каменистый уступ, где лежал разбитый вертолет, упала густая тень от нависшей сверху скалы. Прямое зависание исключалось.

– Прав, командир, – вздохнул Голубов. – Это третий минус. Решай сам.

Ефимов прибавил обороты и начал круто набирать высоту. Вертолет задрожал, и, как показалось Ефимову, не столько от напряжения, сколько от многократно отразившихся в скалах звуков грохочущих двигателей. Ожила аварийная радиостанция.

– Сообщите, какое приняли решение? Нужны медикаменты и вода. Прием.

– Соблюдайте спокойствие, – сказал Ефимов. – Будем садиться.

– Зря, – сочувственно сказал голос в шлемофонах. – Погибнете.

Угадав расширение в каньоне по проступившим на фоне неба гребням забелевших гор, Ефимов стал набирать высоту кругами, так и быстрее, и экономичнее.

– Экипаж, слушай приказ, – сказал он, посмотрев на притихших товарищей. – Выбрасываем светящуюся авиабомбу и спускаемся на выступ левым колесом. Работаем в режиме полузависания. Думаю, что я смогу продержаться минут двадцать – тридцать. За это время вы переносите всех раненых в наш вертолет, и мы отваливаем. Вопросы?

– Всех? – удивленно вскинул брови Голубов.

– Решим на месте. – Ефимов не хотел спорить раньше времени, хотя не представлял, как сможет оставить здесь хотя бы одного нуждающегося в помощи человека. Бросив взгляд на прибор высоты, он сказал «Все, хватит» и кивком головы дал команду на сброс светящейся авиабомбы.

И сразу расступились заснеженные вершины, стальным отливом заблестели скалистые склоны, на дне ущелья засеребрилась ломаная лента бурлящей реки. «Запомнить широту и глубину каньона, все изгибы, – приказал себе Ефимов, – и так удержать в памяти, чтобы помнить и видеть в темноте». С противоположного склона яростно ударил пулемет. Цепочки трассеров стремительно потянулись к свету. «Как бабочки ночные на костер», – еще успел подумать Ефимов и уже в следующий миг все внимание переключил на снижение вертолета.

Уступ, на который он целил левым колесом, был хорошо высвечен и контрастно очерчен на фоне провала. Так же хорошо была высвечена и шершавая стена, в нескольких метрах от которой со снижением ввинчивался в морозный воздух прозрачный диск вращающихся лопастей. И уж не дай бог, чтобы воздушным потоком качнуло машину в сторону. Соприкосновение этого нарядного диска с угрюмым камнем высечет поминальный фейерверк.

«Ну, девочка моя, – попросил он мысленно Нину, – молись за своего Федюшкина. Помоги ему, вспомни…» И вслух сказал:

– Внимание, все замерли!

Вертолет просел рывком и стал крениться. Ефимов среагировал не только рычагом «шаг-газа», но одновременно и педалями и ручкой управления, и машина выровнялась, зависла. Чертовски хотелось передохнуть и осмотреться, но время работало против них: уже и о горючем следовало думать, и «фонарь» через несколько минут сгорит. Еще манипуляция и еще один короткий провал. На беспорядочно разбросанные острые камни упала резкая тень от вертолета. Еще несколько метров, и можно будет опереться хотя бы одним колесом, выровнять режим. Еще провал, еще остановочка, последняя.

– Командир, разреши, я выпрыгну и поруковожу, – попросил Голубое, – с земли виднее.

– Сидеть! – грубо оборвал его Ефимов, вслушиваясь в машину, как вслушиваются в работу собственного сердца. Почти неуловимым движением рук он снова снизил вертолет. До земли оставалось не более полуметра. – Вот теперь – вперед! И живо!

И как только Голубов и Баран выпрыгнули на камни, он мягко уменьшил режим и почти сразу почувствовал, что вертолет пружинисто ткнулся в скалу колесом. Ефимов ручкой поправил наклон конуса несущего винта, так, чтобы уравновесить крен, и выровнял машину. Через левый блистер увидел, как Голубов и Коля Баран вошли один за другим в грузовой отсек аварийного вертолета.

Вот они осторожно вынесли первого, перебинтованного прямо поверх летного комбинезона раненого, втащили в салон.

– Правый летчик! – крикнул Голубов. – Лейтенант Волков. В живот. Остеклением кабины.

– Сюда его! – жестом показал Ефимов.

Летчика приткнули у входа в кабину, надели на голову шлемофон – перекричать грохот двигателей и при полном здоровье не просто. Бледное лицо лейтенанта было измазано засохшей грязью, на потрескавшихся губах блестели сухие чешуйки лихорадки. Он все пытался облизнуть их, но разбухший язык не повиновался и клеился к губам, словно к промерзшему металлу.

– Пить, – попросил лейтенант, с трудом открыв глаза.

– Нельзя тебе пить, – сказал Ефимов, – потерпи. Скоро будем дома.

– Как вы сели? Здесь нельзя было сесть!

Ефимов улыбнулся.

– Если нельзя, но очень хочется, то можно.

Волков тоже попытался улыбнуться, но и губы его уже не слушались. Он только резко вытолкнул из груди воздух:

– Не поверю, если даже живой останусь.

Ефимову показалось, что он уже где-то видел этого парня. Этот лоб, скулы, подбородок.

– За сиденьем фляга со спиртом, – сказал он, – глоток для дезинфекции, легче станет.

Лейтенант отрицательно качнул головой.

– Воды бы…

«Да, это лицо мне знакомо», – вновь подумал Ефимов и показал лейтенанту глазами на термос.

– Только пить запрещаю. Намочи платок и приложи к губам. Можно сполоснуть рот. Но не глотать, понял?

Лейтенант кивнул и со стоном потянулся к термосу. Проделал все точно, как сказал Ефимов. Только вместо платка намочил рукав комбинезона и уткнулся в него губами.

– Дикая боль, – сказал глухо. – Если погибну… мать жалко… она не перенесет.

– Держись, дружок, держись, – бросил Ефимов, меняя режим работы винтов. Голубов и Баран уже внесли в грузовой отсек несколько раненых и вертолет повело к обрыву. Двигатели зарокотали гуще, а конус несущего винта еще больше склонился в сторону опорного колеса. Идущий с очередным раненым Голубов даже подозрительно посмотрел на винт – не зацепило бы.

Догорающая САБ начала стремительно падать, рассыпая вокруг себя искры горючей смеси. Раскаленные осколки корпуса авиабомбы пролетели в нескольких метрах мимо и, осветив в последний раз пропасть, угасли где-то в отстоявшейся тягуче-густой тьме. Коля Баран развернул поисковую фару на аварийный вертолет и, спотыкаясь о камни, снова побежал на помощь Голубову. А Ефимов вдруг почувствовал, что теряет ориентировку, что его руки уже не так чутко улавливают вибрации, что ноги почти одеревенели от напряжения.

– Больше нельзя брать, – сказал раненый лейтенант, не открывая глаз. – Не взлетите.

В воздухе закружились первые снежинки. Значит, прогноз метео верный, близок рассвет. А с ним и обещанный буран. Он может продлиться и сутки, и трое. И в эти дни сюда уже никто не прилетит и не сядет. Не будет сил и у Ефимова на повторный вылет. Значит, оставлять никого нельзя, это верная смерть. А умирать, зная, что тебя бросили, особенно обидно. Значит, надо грузить всех и во что бы то ни стало взлетать.

– Где я тебя мог видеть, лейтенант? – спросил Ефимов только для того, чтобы что-то спросить.

– С таким грузом невозможно взлететь, – сказал тот, едва шевельнув запекшимися губами. Он опять поднес ко рту смоченный водою рукав, будто поцеловал материю, и добавил: – С таким грузом можно только падать.

«А мы и будем падать», – хотел успокоить его Ефимов, но в грузовой отсек вошли Голубов и Коля Баран, поддерживая под мышки раненого солдата, и вертолет, тяжело заскрипев, начал сползать к пропасти. Ефимов с трудом удержал себя от резких манипуляций, резкость в движении рычагами – это все, конец; он очень осторожно погасил крен, успев удержать вертолет от сползания, и тут же прикинул режим взлета.

– Оставьте меня здесь, – снова сказал раненый лейтенант. Ефимов покосился на него и отметил, что повязка на его животе стала еще темнее. «Он может умереть от потери крови, надо спешить».

– У меня был командир Волков Иван Дмитриевич, – сказал Ефимов. – Не родственник?

– Это мой отец, – с трудом промолвил лейтенант. – А вы Ефимов?.. Он мне рассказывал про вас.

– Представляю, – усмехнулся Ефимов.

– Нет, не представляете, – возразил лейтенант. – Все сложнее… Мы много говорили. Оставьте меня здесь. Не взлетите.