Джонатан Свифт - Эротические приключения в некоторых отдаленных частях света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей

• Название: Эротические приключения в некоторых отдаленных частях света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей
• Автор: Джонатан Свифт
• Издательство: Институт соитологии
• Жанр: Эротика, Секс
• Год: 2006
• ISBN: 5-9637-0019-1

---

Выкупавшись, она быстро оделась, а я, тоже приведя себя в порядок, достал из кошелька несколько лилипутских монет и протянул ей. Но она категорически отказалась их принять, и насколько я понял из её слов, готова даже была приплатить мне, что было совсем уж немыслимо. Я подумал, что найду какой-нибудь другой способ выразить ей свою благодарность (и со временем такая возможность мне представилась, о чем я ещё буду иметь удовольствие сообщить любезному моему читателю). Мы простились, договорившись встретиться на следующий день в то же время и, естественно, в том же месте.

Тут появился мой наставник, который, вероятно, прятался где-то поблизости и наблюдал за нами. Поначалу я хотел было рассердиться, но потом решил – Бог с ним. Его услуги мне ещё понадобятся, к тому же он вовсе неплохой парень. Правда, следующие его слова чуть было не посеяли розни между нами, но я опять сдержался, а он, поняв, что в своей готовности услужить мне зашёл слишком далеко, тут же стушевался и больше никогда не выступал с подобными предложениями. А предложил он вот что: ввиду того, сказал он, что упражнения сии (невольным якобы свидетелем коих он оказался) требуют от исполнителя больших физических усилий, он готов в следующий раз привести лилипута мужеского пола, который будет рад такой возможности, потому что среди лилипутов есть такие, что любой женщине предпочтут мужчину. (По прошествии времени я выяснил, что имел он в виду не кого иного, как себя самого. Общие знакомые потом говорили мне, что замечали странности в его поведении и давно уже подозревали в нем тайного старадипа – так на лилипутском языке называют сторонников однополой мужской любви.) Но тут я сказал свое категорическое «нет», поскольку всегда считал сие противным божеским установлениям и самой природе человеческой, и моей природе в особенности, хотя и был далек от того, чтобы осуждать за это других. На этом разговор наш закончился.

Мне ещё предстояло узнать, что нравы в Лилипутии довольно свободные, и хотя начальство и пытается насаждать нравственность, как уж там они её понимают, население да и сами власть имущие таковой не следуют; одобряя мораль только на словах, они в реальной жизни действуют, согласуясь более со своими подспудными и явными желаниями, впрочем, как всем нам это свойственно. Правда, лилипутские традиции и нормы довольно противоречивы, что внимательный читатель уже, конечно, понял.

На следующий день я был нерадивым учеником, потому что мои мысли опять были заняты предстоящими вечерними радостями. Мой друг Тоссек иронически улыбался каждый раз, когда я отвечал невпопад или как-либо иначе демонстрировал свою рассеянность, которая была вполне объяснима – не мог я за один раз вполне утолить переполнявшие меня желания, а потому всем своим существом стремился к предстоящим наслаждениям. Тем более что изобретательное воображение подсказывало мне все новые и новые возможности, которые я был исполнен намерений воплотить в жизнь.

Поскольку в услугах моего наставника этим вечером я не нуждался, то поспешил его выпроводить как можно раньше. Оставшись в одиночестве и желая как-то занять время в отсутствие других полезных дел, я направил свою трубу на окна веселого дома.

Жизнь там как всегда бурлила. Гости, несмотря на ранний час, приходили и уходили. Обитательницы, казалось, ничуть не тяготились своими обязанностями, а даже получали от них удовольствие. Об этом свидетельствовало поведение тех из них, кто не был занят в данную минуту. В ожидании посетителя они выходили на парадное крылечко, прихорашивались, крутились перед зеркалами, то есть проявляли все признаки того доброго рвения, какового подчас не хватает нашим соотечественницам, которым я бы пожелал вкладывать в свой труд не меньше души, чем это делают их сестры в далекой Лилипутии.

Как врачу мне было небезынтересно узнать, что, хотя мы и превосходим лилипутов в размерах, но по длительности совокуплений они не уступают нам, ничуть не напоминая в этом смысле кроличью породу, спаривание которой скоротечно, как отрыжка, да простит мне читатель сие сравнение.

Я в нетерпении наводил трубу на дорожку, ведущую к моему обиталищу, но тщетно -моей вчерашней гостьи все не было. Тогда я устремлял окуляр на двери веселого дома, но из них выходили лишь лилипуты мужеского пола, по вальяжным походкам которых можно было заключить об их благодушном настроении. Наконец дверь распахнулась в очередной раз, и из нее выпорхнула фигурка, торопливые движения которой отличали её от других. Я тут же признал в ней мою вчерашнюю гостью, которая немедля направилась в сторону моего жилища, на ходу застегивая на себе плащ. Судя по всему, её тоже снедало желание, хотя она и спешила ко мне, по-видимому, побывав перед этим в страстных объятиях одного из клиентов.

Я с трудом дождался её и, когда она появилась, едва сдержался, чтобы тоже не заключить её в страстные объятия, но вовремя остановился, представив себе, чем могут быть чреваты такие бурные проявления чувств с моей стороны для столь хрупкого создания.

Наша вторая встреча с девицей из веселого дома, с одной стороны, в немалой мере походила на предыдущую, а с другой, была в некотором роде путешествием в неизведанное, опробованием новых методов и подходов, которыми мы, ко взаимному удовольствию, могли бы пользоваться в том, что лишь на первый и поверхностный взгляд казалось мезальянсом, а на деле было гармоничнейшими из отношений, когда-либо возникавшими между представителями разных полов.

Моя подружка (пора, кстати, представить её читателю: Кульбюль, что по-лилипутски значит «мягкая, женственная»; Кульбюль своим нравом и достоинствами полностью отвечала этому имени, что и имела возможность продемонстрировать мне неоднократно) подтвердила, что ждала нашей встречи с таким же нетерпением, как и я, хотя, в отличие от меня в последнее время, вовсе не вела монашеский образ жизни. Не хочу относить её нетерпение целиком на счет моих мужских достоинств, но судя по всему и они сыграли некоторую роль.

Мы сразу же приступили к делу. Кульбюль расположилась на моей ладони и по моей просьбе снова начала демонстрацию своих прелестей. Когда она садилась, я ощущал прикосновение к моей коже её теплых ягодиц, по размеру и форме напоминавших две спелые вишенки, а когда она ложилась на живот, то её крохотные грудки величиной с горошинки прижимались к моей грубой ладони. От этих касаний я распалялся все сильнее и сильнее.

Наконец она попросила и меня предоставить к её исследованию то, от чего она имела намерение получить удовольствие, и, расположившись на табурете рядом с моим громадным (нет-нет, я ничуть не преувеличиваю своих достоинств; мой детородный орган, свидетельствую об этом как врач, имеет по нашим меркам довольно средние размеры, однако по соседству с ней он действительно казался огромным, как хобот слона рядом с удивленной трясогузкой) естеством, принялась с изумленным выражением на лице внимательно его изучать так, словно видела впервые. Она промерила его пальчиками: её разведенные большой пальчик и мизинчик двенадцать раз уместились на измеряемом предмете, толщина которого составляла приблизительно одну треть её высоты. Потом она, как и вчера, запрыгнула на мой детородный орган (ее ноги при этом не доставали до пола, то есть до поверхности табурета), словно лихая, бесстрашная наездница, готовая пуститься вскачь. И скачки начались. Закончились они, как и в прошлый раз, её тоненькими стенаниями, закатыванием глазок и конвульсиями. Тут же пролился и я – семенная жидкость, невзирая на вчерашнее, скопилась во мне в таком количестве, что, казалось, могла оплодотворить весь прекрасный пол Лилипутии.

Кстати, глядя, как старается моя крошечная Кульбюль, я вспомнил любимого мной Апулея, читанного в студенческие годы на латыни. В великом его творении «Метаморфозы, или Золотой осел» есть сцена совокупления с римской гетерой героя, превратившегося в сие благородное животное. Детородные органы осла, как известно, превосходят все мыслимые и немыслимые размеры, но, имея дело с означенной гетерой, герой чувствовал, что ему чего-то не хватает. Такое же чувство возникло и у меня, когда я, глядя на старания Кульбюль, представлял себе, что мое естество вот-вот исчезнет в крохотном отверстии между её тоненьких ножек.

Из новинок, которыми мы обогатили наш опыт в тот день, расскажу о том, что моя милая Кульбюль назвала илчак, что в переводе с лилипутского означает «качели». Суть же качелей состояла в следующем: Кульбюль обхватывала руками и ногами мой орган, а я оттягивал его вниз, а потом резко отпускал. Кульбюль, естественно, взмывала вверх вместе с моей упругой плотью, сердце у нее (как она сама потом говорила мне об этом) замирало, а её серебряный смех разносился под сводами башни.

Однако после того как ручки моей Кульбюль как-то раз соскользнули с моей увлажненной плоти, и она полетела вниз с огромной высоты, мы прекратили эту игру. Слава Богу, я успел подхватить ее, иначе она бы кончила жизнь на каменном полу башни или, что ещё хуже, осталась.бы до конца дней калекой. (Кстати, замечу: медицина в Лилипутии значительно отстает от нашей; они ещё понятия не имеют о пользе кровопускания, а помощь больным ограничивают примочками, которые ставят в изобилии на все места тела и при любых болезнях – ушибах ли, желудочных расстройствах или мигренях. Впрочем, нужно отдать лилипутским врачам должное, кое в чем они все-таки преуспели и даже опережают нас. Я имел возможность убедиться в этом, познакомившись с одним лилипутом, который получил медицинское образование и практиковал в столице, пользуя пациенток из высших лилипутских кругов, даже приближенных к императорскому двору. Сколь глубоки их знания в одной деликатной ветви медицины, которая у нас пребывает в зачаточном состоянии, читатель может судить по фразе, оброненной моим коллегой во время одной нашей специальной беседы. Неглок – так звали этого ученого мужа – в ответ на мое замечание относительно слабой изученности в моем отечестве вопроса женских болезней сказал, что, пользуя своих пациенток, он исходит из следующего правила: все их жалобы на состояние здоровья в течение десяти дней предменструального симптома, десяти дней послеменструального симптома и пяти дней менструации не должно принимать во внимание, так как они суть плоды расстроенного в этот период воображения и не могут быть признаны отвечающими реальному состоянию жалобщицы. Замечу, что несмотря на малые размеры лилипуток, их менструальный цикл ровно такой же, как и у моих соотечественниц.).