Павел Федоров - Витим золотой

• Название: Витим золотой
• Автор: Павел Федоров
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1987

«Витим Золотой» – вторая часть дилогии, продолжающая тему романа «Синий Шихан» на материале Ленских событий 1912 года.

---

– Ты что, белены объелся? – швырнув в снег мусор от семечек, гневно спросила Евдокия.

– Пока в здравом уме, в гости вас зову! – опешив от ее злобного взгляда, ответил Петр.

– В здравом уме такое не делают… Спьяну, наверное, приволок, а нас зовешь теперь советы тебе давать… Я бы тебе не совет дала, а плетей хороших, и ей заодно!.. Нет уж, Петр Миколаич, были мы свои, да все вышли… А теперь не токмо в твой дом не загляну, а за версту его обойду! Прощай, жених…

Полубоярова, презрительно отквасив губы, пошла прочь. Панкрат комкал в руке смятую перчатку, не зная, что и сказать.

– Может, ты хоть одно словечко какое молвишь, Панкратий? – Петр резко дернул поводья и, крутым вольтом повернув коня, встал поперек дороги.

– Што я тебе, полчок, отвечу? – Полубояров неуклюже повел вислыми плечами. – Ить про тебя тут такое плетут!

– Ну и пущай плетут!

Лигостаев поднял коня и с места пустил его галопом. Через минуту он спрыгнул у ворот с седла и завел коня во двор. Калитку ему открыл Захар Федорович. У сарая стояла пара серых, запряженных в большую кошевку коней. По нарядной упряжке Лигостаев узнал, что выезд был приисковый. Из окна выглядывали Василиса со Степой и махали ему руками.

Петр Николаевич, силясь улыбнуться, ответно помахал им перчаткой и, проведя коня мимо крыльца остановился около амбара.

– Долго ты, брат, ездил. Мы тут заждались. – Разнуздывая коня, посматривая на Петра сбоку, Важенин понял, что друг его вернулся с плохими вестями. Расспрашивать дальше не стал.

Петр Николаевич отстегнул подпруги, снял со спины коня седло и отнес его в амбар. Важенин отвел Ястреба на конюшню. Вернувшись, задержал Петра у крыльца и, будто не замечая его мрачного вида, спросил:

– Ты передал вчера Василию Михайлычу то, что я тебя просил?

– Как же! – удивился Петр. – Особый был разговор.

Петр Николаевич рассказал все, как было.

– Ясное дело, – задумчиво проговорил Важенин и сообщил Петру об аресте Кондрашова и Буланова. – Плохи у Васи дела…

– Что-нибудь открылось? – спросил Лигостаев.

– Может открыться… Эх, бежать бы ему надо!

– Они сегодня на полпути ночевать будут, – как бы про себя проговорил Петр Николаевич.

– Так что?

– Догнать и отбить. – После схватки с Печенеговым Петру Николаевичу казалось, что он теперь способен на любую дерзость.

– Какой горячий! Ты, куманек, поостерегись. На тебя тоже начнут собак вешать. В лесу подобрал, в амбаре держал, свекольником кормил. Факт налицо. Второй факт тот, что сердобольные станичники начнут за Степаниду заступаться, а бабы, вроде цепных шавок, на Василису накинутся. Всех их не переловишь и на поводок не возьмешь. Знаешь ведь, сколько у нас псов-то. Вспомни, как я Степку из Азии вез. Я-то знал, на что шел!

– А ты что же думаешь, что я не знаю, на что иду?

– А ты помнишь, как из Азии в эшелоне тогда двигались?

– Еще бы! Чуть ли не под откос хотели сбросить, – подтвердил Лигостаев.

– А здесь, в Шиханской? На Степку, как на гончую, улюлюкали!

– Теперь, кум, не те времена.

– Обтерлись маленько, правда, по-другому на жизнь глядеть стали. А, собственно, ты к чему всю эту обедню завел? Я ведь говеть не собираюсь, а вот исповедаться перед тобой готов. – Лигостаев сдержанно улыбнулся и, не найдя в кармане папирос, попросил у Важенина закурить. Тот подал ему кисет. Петр Николаевич закурил, жадно затягиваясь дымом, рассказал все то, что произошло в станичном управлении.

– Ты его ударил? – меняясь в лице, спросил Захар Федорович.

– Толкнул разок… – Петр Николаевич заплевал цигарку и далеко отбросил в сторону.

– Табак дела! – заключил Важенин. – Ведь толковал тебе – не вяжись.

– За грудки же он меня взял! Я ведь, кум, не рыба, в сторону не нырну…

– Так-то оно так… Какого ты себе врага нажил!

– Ты же знаешь, что у меня с ним свои счеты, и от моего толчка мало что изменилось, а наоборот, все стало на свое место. Хватит, кум! – жестко закончил Петр Николаевич.

– Конечно! Тут уж кто кого.

– Ты только Василисе ни слова, – просил Лигостаев.

– Без тебя ведаю. Тут к тебе еще одна важнецкая гостья пожаловала.

– Я еще и сам не уразумел, кого мне бог послал.

– Олимпиадушка заявилась, – ответил Важенин и улыбнулся.

– Кто-о? – Петр Николаевич удивленно пошевелил бровями и отшатнулся. Он не ожидал такого визита и растерялся.

– Говорю тебе, Олимпиада, шиханская королева!

– Дай-ка, кум, еще закурить, – протягивая Важенину задрожавшую руку, попросил Петр.

– Ты что, милый? Только сейчас бросил! – Захар Федорович глянул на пошатнувшегося Петра и обомлел; лицо друга как-то сразу посерело, осунулось, черные усы вяло сникли к сморщенным, крепко поджатым губам.

– Тошнит что-то… – Лигостаев качнул головой и расстегнул крючок романовского полушубка, ослабил кушак, шарил рукой по мундиру, словно пытаясь остановить бурно стучавшее сердце. – Тут и так муторно, а ее опять черт принес…

– Ну, брат, здесь дело такое! Не выгонишь! Потерпи! Она теперь сама барыня… Только, слышь, не пойму я ее, – тихо говорил Важенин. – Кучу подарков привезла, ворошит их, показывает, вроде как не на свадьбу явилась, а сама замуж собирается…

– Что ей нужно? – мрачно спросил Петр Николаевич.

– А это ты поди сам ее спроси. Может, у нее какое особое дело к тебе?

– Все может быть… – В голову Петра снова полезли тяжелые, нехорошие воспоминания. В душе жалел, что не рассказал об этом ночью Василисе. А надо было. Легче бы стало на душе.

– Догадываешься? – в упор спросил Захар.

Петр молча кивнул. Прикурив, сказал кратко:

– Это потом… Сейчас не спрашивай…

– Ладно, – согласился Важенин. – Ступай к ним… А я дойду до Гордея и разузнаю, что и как… Только голову не вешай – все обойдется. Правда, кашу ты заварил крутую!.. Ну да ничего… От жиденькой тоже сыт не будешь… Как-нибудь вдвоем-то расхлебаем и эту!

– Ты тут ни при чем! – глубоко вздохнул Лигостаев. – Мое варево, мне и выскребывать до дна…

– Друг я твой или нет? – Заглянув Петру в глаза, Захар Федорович обнял его за плечи.

– О чем вопрос! Спасибо! На тебя вся надежда. – Петр Николаевич легонько снял с плеч его руки и крепко пожал их. – Я тебе опосля все расскажу…

– Ладно… Может, я тоже кое-что знаю… Держись, друг! – Важенин похлопал его по спине широкой ладонью, улыбнулся и, повернувшись, направился к воротам.

Глотнув свежего, чистого воздуха, Петр Николаевич поднял голову. Над заваленной зеленым сеном поветью повисло тускловатое, в синей дымке солнце. У плетня, в тихой зимней дремоте, чуть заметно шевелил застывшими листьями, осыпая иней, крепкий, завороженный снежными узорами сучкастый вяз. На крыше у печной трубы пригрелись на солнце Санькины друзья – сизые голуби. По двору гонялся за курами желтый разъяренный молодой петух. Поглядывая на его яростные наскоки, Петр с грустной улыбкой вспомнил, что сегодня, в потемках, схватив бедового петушка, чуть не открутил ему голову. Хорошо, что вовремя разглядел… «Варился бы ты сейчас, милый, в чугуне», – подумал Лигостаев и, нерешительно остановившись возле крыльца, стал счищать с каблуков снег. Встречаться с Олимпиадой ему сегодня не хотелось.

Вспомнилось опять утро, когда жена и дети вернулись с бахчей и повисли у него на шее. Только одному богу известно, что он тогда пережил. Ничего худшего не было в жизни Петра, как в эти сумбурные, тягостные дни. Спустя неделю Олимпиада подкараулила его на заднем дворе. Вцепившись руками в колья плетня, глядела мутными, полными отчаянной решимости глазами, проговорила в упор:

– От свекра я ушла, домишко он мне сторговал.

– Знаю, – глухо ответил Петр Николаевич.

– Коли знаешь, так вечером приходи.

– Ты что же это…

– А то, что, если не придешь, ославлю на всю станицу и в Урал вниз башкой нырну… – перебила его Олимпиада.

Не дожидаясь ответа, она изогнулась высоким станом, закрыла лицо черной шалью и тихими шагами отошла.

После каждого посещения Петр казнил себя самой лютой казнью – презрением к самому себе. Долго тянулась такая пытка, чуть ли не до тех пор, пока Митька Степанов не открыл золото. А когда она уехала с Доменовым, Петр Николаевич как-то взгрустнул и даже пожалел немножко о прошлом. Времена-то меняются, меняется и жизнь. Теперь, размышляя обо всем этом, Петр стоял возле крыльца и старался понять: зачем же все-таки она приехала?

На дворе пахло кизячным дымком. Полуразрушенный воз блестел на солнце снежными искорками. На улице пиликнула гармошка и радостно замерла в искаженном и томительном звуке. Лигостаеву нетрудно было догадаться, что приезд Олимпиады не просто визит вежливости избалованной бабенки, которая, как он знал, жила теперь в неслыханной роскоши. Надо было думать, что явилась она с какими-то намерениями, и Петру Николаевичу вовсе не хотелось, чтобы она как-то оскорбила и унизила Василису.