Павел Федоров - Витим золотой

• Название: Витим золотой
• Автор: Павел Федоров
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1987

«Витим Золотой» – вторая часть дилогии, продолжающая тему романа «Синий Шихан» на материале Ленских событий 1912 года.

---

– Это как же так?

– Ты что, милый?

– Выходит, новую власть нажили?

– Мы же не куда-нибудь идем, а своих выручать!

– Это не выручка, а вред общему делу!

– Но-но, полегче! – Выкрики стали резче, злее. – Куда ты, паря, завертываешь? Какой такой вред?

– Ротмистр Трещенков вас провоцирует, а вы ему верите. Он вызывает вас на отчаянный шаг, чтобы расстрелять!

– Верно же говорит, что вы, товарищи! – выступил Лебедев.

Его поддержали Герасим Голубенков и Александр Пастухов.

– Кому поверили, дурни? – укорял их Герасим. – Там целая рота выстроилась, а вдоль железки стражники торчат, как пеньки в снегу, и винтовками буравят!

Более сознательная часть рабочих образумилась быстро. Удалось уговорить и остальных. Дальше не пошли. Потоптались на снегу, пошумели и стали расходиться. Теперь нужно было во что бы то ни стало остановить андреевцев и присоединившихся к ним рабочих других приисков.

– На тебя, Михаил Иванович, вся надежда, – обращаясь к Лебедеву, проговорил Черепахин. – Если мы их не остановим, то произойдет непоправимое. Провокация настолько очевидна, что жандармы ни перед чем не остановятся. Бери с собой Буланова и беги навстречу.

Раздумывать было некогда. Дорог было две: верхняя – горами и нижняя – берегом. Лебедев с Булановым побежали на нижнюю – здесь было ближе, – но им пройти не удалось: на всей Надеждинской трассе Трещенков расставил стражников. Пришлось пробираться горами вдоль водоотводной канавы и идти мимо электростанции, которая тоже охранялась. Удалось благополучно миновать ее. Шли шибко и скоро поднялись на голец. День выдался необыкновенно ясный. На реке блестел снег. Черная лента рабочих видна издалека. Выпавший за ночь снег был чистым и мягким. Колонны медленно подплывали к Надеждинску с двух сторон: с Андреевского и Утесистого – с одной, с Пророко-Ильинского – с другой, и уже на глазах Буланова и Лебедева, словно растворяясь одна в другой, сливались в общую линию, растянувшуюся на три-четыре версты. Впереди купался в солнечных бликах народный дом, а возле него на дороге маршировали солдаты с ружьями на плечах. Это была Киренская команда. У крыльца стоял поручик Санжаренко, окруженный младшими офицерами и какими-то лицами в штатском.

Лебедев и Буланов выбежали уже к железнодорожной станции на Александровском прииске. Вскоре туда подошла колонна, и они, слившись с передними рабочими, пошли рядом.

– Напрасно, товарищи, идете, – задыхаясь от быстрой ходьбы, заговорил Лебедев. – Совсем зря!

– Почему зря?

– Трещенков не пропустит!

– Да он сам же велел принести заявления! Как это не пропустит?

– Пулями встретит, вот как! – заговорил Архип. – Вы что, ослепли, войско не видите?

Теперь солдаты уже выстроились редкой цепью, ружья держали наизготовку. Колонна, не останавливаясь, все в том же медленном темпе продолжала идти вперед.

– Не посмеют! Мы же с добром идем, по-хорошему!

– Может, на самом деле, зря идем? – засомневались некоторые.

– Это не пятый год, кровь народную лить! – крикнул кто-то азартно из колонны.

– Стегнут опять же залпом, вот тебе и будет народная!

Снег под ногами шипит, похрустывает. Слышен сдержанный гул голосов, где-то близко верещит длинный свисток стражника, а может быть, не выдержал напряжения урядник на коне. Лебедев и Буланов перебегали от одного к другому, продолжали убеждать. Наконец, передние, поняв опасность, заколебались. Однако остановить толпу уже было невозможно: тропинка оказалась слишком узкой, а задние, ничего не подозревая, сильно напирали и, как будто торопясь на веселое зрелище, упорно двигались вперед. Темная людская лента, извилисто колыхаясь пестротой разномастных шапок, кожухов и бушлатов, все шла и шла, гулко поскрипывая примятым снегом. Сбоку ослепительно пылало солнце, и вот уже появились на юге облачка и окрасились в голубой цвет с легким, прозрачным румянцем.

Около электростанции, верхом на рыжем низкорослом сибирском коне, стоял урядник с Александровского прииска, поблескивая большой кокардой с царским орлом на папахе.

Длинная, гибкая вереница людей надвигалась, был уже слышен гул шагов на легком и звонком морозце, шумный и бестолковый галдеж, по которому узнавалось, что в колонне было много молодежи. Придерживая лошадь на ременных поводьях, урядник съехал с тропы, посмеиваясь, совсем миролюбиво спросил:

– Куда вы, ребята, на свадьбу, что ли?

Ему не отвечали. Поравнявшись с ним, настороженно поглядывали на его бородатое лицо, молча проходили мимо.

Михаил Лебедев и Буланов все еще пытались уговорить людей, но их уже почти никто не слушал. Люди вдруг резко усилили ход и покатились, словно со снежной горы… Впереди уже близко была видна цель – особняк прокурора с заснеженной крышей. Под козырьком крыльца плотной кучкой толпились люди в шубах. Отдельно внизу, выделяясь высокими папахами, дыбились стражники. Вдруг по ступенькам крыльца сбежал человек в темной шинели и форменной фуражке. Размахивая руками, он что-то кричал и быстрыми шагами шел рабочим навстречу. Его сопровождал стражник. Человек в темной шинели был окружной инженер Тульчинский.

Совсем близко отчаянно загавкала собака. Хриплые, яростные звуки собачьего лая слились с резкой и властной командой поручика Санжаренко. Сердце Михаила Лебедева охватила тяжелая, ноющая тоска. Он отчетливо услышал, как где-то тут рядом, под стенами нардома, зловеще клацнул металл винтовочных затворов.

– Господа! Остановитесь! Прошу вас! – размахивая фуражкой, кричал Тульчинский. – Послушайте, господа! Здесь же солдаты! Команда! Ах боже мой! – Окружной запыхался, волосы встрепаны. У стражника вытаращены глаза, усы взъерошены. – Поверьте, друзья… – От натуги голос Тульчинского срывался.

– Да ведь мы что!.. Мы ведь миром! У нас заявления! – послышались неуверенные голоса.

Передние, желая повернуть назад, попытались остановиться, но трехтысячная масса людей вошла в узкий проход и продолжала напирать всей силой. Свернуть было некуда. По правую сторону тропы, словно рогатки в снегу, торчала изгородь, упиравшаяся в крутой обрыв реки Лены, слева были навалены штабеля пихтового леса. Тульчинский, что-то беспомощно выкрикивая, замешался в толпе. Завороженные своей единой целью поскорее отдать прокурору заявления и освободить товарищей, задние шли и шли вперед, не подозревая, что творится в голове колонны.

Шедший неподалеку Кодар, узнав Буланова, сошел с тропы, глубоко проваливаясь в мягком снегу, радостно закричал:

– Эй, Буланов! Архипка-брат!

Взмахивая над лисьей шапкой огромными брезентовыми рукавицами, Кодар вдруг вяло повалился на снег, и только после этого мгновения солнечный свет раскололся близким, оглушительным залпом. Скованная льдом река отозвалась могучей дрожью, тревожно поглощая тяжелое, гулкое эхо. Еще не сразу сообразив, в чем дело, люди сначала замерли на тропе, и только после двух хлестких залпов, последовавших один за другим, колонна ломко дрогнула, и рабочие, будто скошенные, повалились на молодой апрельский снег, выпавший этой ночью. Раздались первые крики, в воздухе тягостно повисла первая боль. Теперь залпы, как на учении, бегло чередовались, заглушая стоны и крики раненых, отчетливо выделяя в промежуточной пустоте визгливую команду поручика Санжаренко. Палачи продолжали бить по лежачим. Правее от ротной шеренги киренцев, вдоль линии железной дороги, во весь рост маячили в своих высоких лохматых папахах стражники ротмистра Трещенкова и расстреливали рабочих с фланга. Михаил Иванович Лебедев понял, что их убивают по всем правилам стратегии и тактики. Теряя сознание после тупого удара, он не сразу почувствовал боль в плече. Архип Буланов видел, как раненые в беспамятстве расползались от тропы в обе стороны и после нового залпа сникали и неподвижно оставались лежать на снегу. Взлохмаченный, перетоптанный снег пучился и набухал на тропе темными, быстро расползающимися пятнами.

Когда выстрелы прекратились – этого никто не помнит. Они долго и долго продолжали звучать в ушах людей…

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

В эти апрельские дни петербургские улицы окутывались дымчато-мутным, промозглым туманом. Он настолько был густ, что легковые извозчики сшибались с ломовыми, с господскими колясками и калечили пассажиров. Олимпиада с Марфой скучали. Только один Авдей Иннокентьевич с утра исчезал на весь день, заканчивая перед отъездом многочисленные дела. Митька Степанов находился где-то в особой лечебнице, там якобы исцеляли его от запоя, а на самом деле потихоньку носили ему в палату винцо, за немалые, разумеется, деньги. Он уже окончательно сходил с круга, пожелтел и распух. Напивалась от тоски и Олимпиада, красивое лицо ее все чаще наливалось нездоровым румянцем, и только одна Марфа еще продолжала хорошеть.

Доменов застал женщин за разборкой покупок, которыми была завалена вся комната. От такой траты денег у Авдея сегодня особенно засосало под ложечкой. Марфа стояла перед зеркалом и примеряла на себе бледно-розовую накидку с откидным атласным воротником. Отшвырнув сапогом картонку с какой-то нелепой шляпкой, он подошел поближе, не спуская пристального взора с непомерно дорогого наряда. На счета Авдей мельком взглянул еще утром и хорошо запомнил цену. Сейчас он только что возвратился от Белозерова, был зол и искал повод, с кем бы полаяться.